Башня. Новый Ковчег 5 - Евгения Букреева
— Мы исключим саму возможность выбора у людей. Их жизнь будет сразу определена. Ещё на моменте зачатия. Им просто нечего будет желать. Мы всё распишем до мелочей: профессию, образ жизни. С самого рождения мальчик или девочка будут понимать, где их место в нашем обществе. Им не придётся мучиться выбором, определяя свой жизненный путь. Страх, сомнения, беспокойство — это лишние эмоции, и они исчезнут. Люди с рождения будут точно знать, для какой функции они созданы. А разве не в этом состоит счастье — знать своё предназначение и следовать ему.
— Но… — начал было Олег.
— Никаких «но» тут быть не может. Лишить людей низкого происхождения возможности выбора — это самый гуманный путь. Самый! Выбор всегда подразумевает страдания, мучения, сожаления о несбывшемся. Если сейчас мусорщик осознаёт, что, учись он лучше в школе или приложи больше стараний, то мог бы стать, к примеру, техником, и от этого у него проистекают всяческие расстройства, то в нашем с вами будущем мире каждый мусорщик с пелёнок будет уверен: у него не было и не могло быть других вариантов. А нет страданий и сожалений, нет и несчастных потерянных людей, и все люди будут счастливы.
— А как же любовь, дружба, привязанности, отношения? — Мельников задал вопрос, снова чувствуя ледяное дыхание открывшейся бездны.
— Полноте, Олег Станиславович. Всё это — удел высших. Нас с вами. Низшее сословие, замороченное сказочками про равные возможности, просто тупо копирует наши эмоции, точнее, их внешние проявления. Они идут спариваться, но после просмотренного фильма или прочитанной книги в их неподготовленных мозгах образуется каша, и они начинают мнить, что есть какие-то высшие чувства. И начинают играть в них, как малые дети. Тогда как всё, что им доступно — это только инстинкт продолжения рода. Впрочем, с любовью как раз будет проще всего — со временем мы полностью лишим людей этих желаний. Подавим, с помощью химии. Вы видели разработки Некрасова по химической кастрации мальчиков?
— Но ведь это касается только возможности зачать, насколько я понял. Желания заниматься сексом это не убивает.
— У нас идут и такие разработки. В планах. Производителей мы будем отбирать и выращивать отдельно. Обоего пола. И они тоже будут понимать своё предназначение и тоже будут счастливы. Но без естественного совокупления. Нельзя полагаться на случай. Мужские особи будут сдавать свой материал, женские вынашивать здоровый приплод. Мы дадим им смысл жизни и возможность реализоваться полностью. По-моему, человечество должно быть нам благодарно.
Олег почувствовал, что цифры и строчки в документах, на которые он пялился, не в силах смотреть на Верховного, стали дрожать и расползаться. Он и подумать не мог о таком. Чем дальше он вникал в замыслы Ставицкого, тем страшнее ему становилось. Бездна подступила вплотную, скалилась, ухмылялась, глумливо хохотала прямо в лицо. Неужели Ставицкий всерьёз считает, что совершает благо. Или он издевается? Мельников поднял взгляд на Верховного. Нет, Ставицкий не издевался и не шутил. Лицо его было серьёзным и даже вдохновенным — как у человека, увидевшего что-то прекрасное, полотно древнего живописца или нежный, только что распустившийся цветок.
— Представьте себе, Олег Станиславович! Тысячи счастливых людей, каждый из которых точно знает, для чего он живёт и следует этому. Конечно, до окончательного воплощения ещё очень далеко. К сожалению. И нам придётся столкнуться со многими трудностями. И да, разумеется, народ будет сопротивляться. Простые люди не всегда понимают своё счастье, иногда им надо давать его принудительно. Вот мы с вами этим и займёмся. Впрочем, это всё ещё только мечты и прожекты, начать нам предстоит с малого. Некрасов должен был дать вам план мероприятий на ближайшие пару месяцев. Я вижу, он сейчас перед вами. Давайте обсудим основные моменты.
— Сергей Анатольевич, — Мельников встряхнул с себя морок, в который погрузил его Ставицкий, вынырнул из кошмарного мира всеобщего «счастья», заставил себя сосредоточиться. — При всём моем уважении к Некрасову и, понимая ваше нетерпение, я вынужден вам сообщить, что это слишком… поспешно, что ли. Нет сведений о генетических изменениях у подопытных животных хотя бы в пятом поколении, нет данных о том, какими окажутся предполагаемые дети, полученные таким… нестандартным способом. Я предлагаю всё-таки начать с малого.
— Мы и собираемся начать с малого, Олег Станиславович. Двести образцов — это очень небольшая цифра в масштабах даже нашего ограниченного общества. А через месяц, когда станет понятно, что оплодотворение первых образцов прошло успешно, мы расширим эксперимент.
— Через месяц? То есть, мы даже не будем ждать, когда эти дети появятся на свет? Но ведь мы сильно рискуем. А что, если… если всё пройдёт неудачно?
— В таком случае мы получим две сотни отбракованных особей. Всего лишь. Ну, полно, Олег Станиславович, разумеется, неудачи возможны, от них никто не застрахован. Но мы учтём ошибки и продолжим снова.
Мельников на секунду прикрыл глаза. Измученное воображение разыгралось не на шутку. Он представил молодую девушку, которую, как корову, оплодотворяют чуть ли не насильно, или обманом — чёрт его знает, как Некрасов собирается решать эту проблему, но наверняка он уже продумал и это. Потом девочку держат под наблюдением, как тех мышей в клетке, изучая как протекает её беременность невесть от кого. А когда у девушки включится материнский инстинкт, а он не может не включится, природа в этом отношении гуманна, гораздо гуманнее самих людей, то её ждёт новый удар — ребёнка отберут, и если он не удовлетворит ожидания Некрасова, просто… как сказал Ставицкий — отбракуют?
— Вижу, что вам это не очень нравится, — заметил Ставицкий, уловив колебания Олега. — Что ж, Олег Станиславович, скажу вам честно, я и сам бываю немного сентиментален. Но мы должны быть выше этих условностей. Ради великого дела можно поступиться эмоциями особей из нижнего сословия. Да и эмоции там… Я понимаю, вы воспитывались в ложном убеждении, что все люди равны, и невольно переносите свои чувства и переживания на тех, кто по своей природе такого испытывать не может. Поверьте, люди в общей массе чувствуют совсем не так, как мы с вами.
— То есть, вы уверены, что эти девочки, которых отберут на роль маток, спокойно и без возражений согласятся на такое? Вы вообще, как это себе представляете? — не выдержал Мельников. — Соберёте их и расскажете об их высоком предназначении? Или это оплодотворение
