Вороны Одина - Мелисса Марр
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ: МЭТТ — ЗМЕЙ ПОДНИМАЕТСЯ
Мэтт отвернулся от окна. Хижина была битком набита Берсеркерами, но он не замечал ничего, кроме того, что они стояли у него на пути, и ему пришлось отойти в сторону, чтобы увидеть своего деда.
— Я не понимаю, — сказал он.
Дедушка, похоже, тоже не замечал Берсеркеров. Или ему было все равно. Он находился в комнате, где против него и Расти выступали, по меньшей мере, пятнадцать легендарных бойцов, и даже глазом не моргнул. Он просто шел вперед, будто они были одни.
— Я не понимаю, — сказал Мэтт. — Я просто не… — он осекся. Он казался глупым, повторяя одно и то же, но это было все, что он слышал, прокручивая в голове.
Он только что узнал, что его дед командовал Райдерами. Райдерами. Это означало, что он отвечал за Астрид и все силы, которые объединятся против него, Фина и Лори в Рагнарёке.
Но это было невозможно. Торсен, ведущий монстров. Ведущий их против чемпиона Тора. Ведущий их против Мэтта, своего внука.
Я не понимаю.
Почему-то это было хуже, чем в общественном центре, когда он услышал, что дед ожидает его смерти.
Нет, почему-то, нет. Мэтт знал, почему это было хуже. Потому что, по крайней мере, раньше, как бы это ни было больно, он верил, что у деда нет выбора. Верил, что Мэтт умрет. Верил, что это к лучшему. Для Торсенов. Для Блэквелла.
Но это? Вот это?
— Блэквелл, — сказал он, наконец. — Торсены. Все Торсены. Наш город. Ты собираешься позволить им…
— Пусть живут, — сказал дедушка, продолжая идти к нему. — Помоги им выжить. Веди их в новый мир. Лучший мир. Все, что я сказал, правда, Мэтт. Ты не можешь выиграть. Они, — он указал на Райдеров за окном, — они не смогут победить. Я не выбираю сторону. Я на твоей стороне, и я на их стороне. Рагнарёк придет, и никто не выиграет битву. Оба набора чемпионов умрут — за лучший мир. Возрожденный мир. Да, большинство людей погибнет, и это ужасная трагедия. Но Торсены будут жить дальше, под моим руководством. Райдеры помогут. Они тренировались для этого в течение многих поколений. Обучались выживать во всем. Даже при конце света. Они научат нас этому.
— А я?
Дед колебался.
— Я все еще надеюсь спасти тебя, Мэтт. Если есть способ…
— Лжец! — взревел Мэтт. Это слово прозвучало громко, как гром, ударило его по голове и эхом разнеслось по комнате, и некоторые из Берсеркеров отшатнулись, будто он ударил их молотом.
Дедушка даже не моргнул.
— Мэтти, тебе нужно успокоиться…
— Успокоиться? Ты лгал. Ты лжешь сейчас. Ты лгал мне всю мою жизнь!
Он двинулся на деда. При этом его трясло так сильно, что казалось, будто пол дрожит у него под ногами. Он почувствовал что-то на своих щеках, что-то горячее и влажное, и понял, что это слезы, и стыд пронзил его, и стыд питал ярость, кружась в его животе, его молот горел так горячо, что было больно, его голова тоже болела, стучала, ярость нарастала.
Дед стоял на своем с застывшим лицом.
— Мэтью…
— Твой любимый внук? Твоя любимая жертва. Вот кто я такой. Тот, кто достаточно глуп, чтобы попасться на эту удочку.
— Нет, Мэтт, это неправда. Ты мой любимый внук.
— Лжец! — закричал Мэтт и почувствовал, как молот отлетел от него. Ему даже не нужно было протягивать руку. Волна энергии, казалось, вырвалась из всего его тела с ослепительной вспышкой и оглушительным треском.
Молот ударил деда, как молния, отбросив в стену, Берсеркеры бросились врассыпную, некоторые были сбиты с ног грохотом.
Пол дрожал под ногами Мэтта.
Только не пол. Меня трясет. Благодаря ему. И тому, что он сделал.
Ярость пронзила его, и он мог поклясться, что слышал треск, мог поклясться, что видел голубые искры, летящие от его кожи. Он продолжал идти, наступая на деда, теперь уже валяющегося на полу.
— Ты лгал…
Дедушка вскочил и метнул свой молот, отбросив Мэтта на шаг назад.
— Мэтью Роберт Торсен, — произнес он низким голосом, и лицо его стало жестким, — ты сейчас же успокоишься или…
— Или что? — сказал Мэтт. — Ты принесешь меня в жертву гигантскому змею?
Он прорычал последнее слово, а когда это сделал, то услышал еще один треск и почувствовал, как задрожал пол. Берсеркеры вокруг него спотыкались и хватались за стены, широко раскрыв глаза.
— Эм, ребята? — сказал Болдуин.
Мэтт смутно видел, что Болдуин на что-то указывает, но продолжал двигаться вперед. Дед вскочил на ноги, напрягся, его голубые глаза сверкали, пальцы были вытянуты.
— Ты собираешься нокаутировать меня? — спросил Мэтт. — Бросить свой молот? Преподать мне урок?
— Нет, Мэтт. Я никогда не причиню тебе боль…
— Ты уже сделал это!
Хижина грохотала вокруг них под раскаты грома.
— Мэтт!
Это Лори схватила его за руку. Он оттолкнул ее, но она снова поймала его, направив его внимание на трещину в стене, сквозь которую пробивался дневной свет.
Почему здесь трещина?..
Пол ударил его по ногам, заставив пошатнуться вперед, и когда он обернулся, то увидел половицу, которая теперь торчала прямо вверх и треснула пополам, расщепленные концы все еще дрожали. Пока он смотрел, взлетела еще одна доска, вырвавшись на свободу, и полетели гвозди. Потом еще и еще…
— Всем выйти! — крикнул Вэнс.
Мэтт не двинулся с места. Он стоял и смотрел, как лопаются и разлетаются половицы, будто под ними что-то есть, рвущееся вверх, на свободу…
Фин схватил его за руку.
— Шевелись, Торсен! Это место сейчас…
Громовой треск, прямо под ногами, доски подломились. Дед выбежал за дверь. Фин дернул Мэтта, таща его через всю комнату, когда доски позади них рухнули, упав на пол…
Дыра. Доски падали в яму. Зияющий кратер, открывающийся прямо под ним…
— Вон отсюда! — крикнул Мэтт, выкручиваясь и подталкивая Фина к двери. — Всем выйти сейчас же!
Большинство уже бежало, но несколько молодых Берсеркеров просто стояли, в ужасе глядя, как пол исчезает у них под ногами. Те, что постарше, поняли, что они не следуют за ними, и начали вытаскивать их наружу. Когда Мэтт отодвинул одного из них в безопасное место, он услышал еще один треск и, подняв голову, увидел трещину в стене, словно гигантская молния распахнула хижину, расколов надвое, с крыши посыпались балки.
— Торсен! — крикнул Фин. Тащи свою…
Доски рухнули на пол, оборвав Фина. Мэтт посмотрел вокруг, но все, что он мог видеть, было падение мусора и пыли, летящих вверх, и рушащийся дом. Он направился к двери.
— Болдуин! —
