Ахэнне - Virgo Regina

Что делать Натанэлю в чужом ему мире?..

Выкидыши сползали с бетона. Натанэль помедлил немного, оглянулся в сторону Башни, и последовал за ними.

*

Очнулся он от прикосновений, легких осторожных прикосновений, словно визитеры страшились потревожить покой и тяготились своей обязанностью. Мягко шелестел шелк и почти ласковы были прикосновения. Но Доминик оттолкнул их, не меняя скрюченной позы зародыша.

Какая разница, кто и зачем явился?

Разве вернут ему Теодора?

(Нарушитель, говорило создание с искореженной плотью, неподкупное как архангел-судия)

Руки помедлили немного, точно вспугнутые птицы, и вернулись. Настойчивые.

— Что вам нужно? — Доминик сел на полу, щуря заплаканные опухшие глаза. Когда рыдал? Не помнит, ничего не помнит, только буйство красок — синий-золотой-алый и холод яшмовой двери.

— Ты должен пойти с нами, — ответили незваные гости. Ими оказались певчие, Доминика вновь передернуло от их отрешенных лиц. Русалки-утопленники из потаенных рек, явилось сравнение.

Певчие обступили его черной шелковой стеной, молитвенно сложили руки. Доминик мог поклясться — они немного боятся его.

'Я так ужасно выгляжу?'

Он горько усмехнулся, затем сглотнул: новый комок боли (я-не-смогу-вынести-я-сойду-с-ума) подкатил к горлу, пустил метастазы в мышцы и артерии.

— Куда пойти? — проговорил Доминик с усилием.

— К Ней. Она хочет видеть тебя. Нас, — цепкие русалочьи лапки потянули Доминика за собой.

Он подчинился. Воля Королевы — выше всего, и в предсмертной агонии слушайся Ее, но еще каплей на иссушенную почву брызнула надежда.

Быть может, Теодор жив. Быть может, Королева решила помиловать его, или хотя бы есть шанс вымолить прощение.

Знакомые переходы. Доминик шел, окруженный свитой — или конвоем; спотыкался на ступеньках. У кружевного моста пришлось схватиться за перила, иначе растянулся бы на скользком металле. Он напоминал сомнамбулу, единственная мысль заняла разум и нервы.

Спасти Теодора. Вытащить его из ада, с того света — почему бы и нет? Доминик готов платить. Любую цену.

В зале было холоднее, чем обычно, но в черноту плеснули двойную дозу серебра; Доминик зажмурился, померещился иней и снежные узоры на стенах. На самом деле под потолком горели дополнительные свечи.

Он привычно проследовал к хрустальному трону и опустился на колени. Он успел встретиться полувзглядом с Королевой. Маска не меняла выражения.

Ничего не случилось. Здесь — вечность, здесь застыло время и свернуто пространство.

Горло Доминика свело судорогой. 'Если прикажут петь — не смогу', подумал он равнодушно, — 'Ни теперь, ни потом, никогда более'. Для Королевы нет времени, жизни и смерти… любви тоже, только ритуалы.

'Но я слишком слаб. Слишком…живой'.

Королева кивнула ему. Доминик уцепился за жест.

— Прошу Тебя… Прошу, — он прохрипел. Голос не слушался, чудилось — мУка потечет изо рта, точно кровь при ранении легкого, он протянул руки в первой за все время истинной молитве. — Прошу… верни его.

Королева не ответила.

Но выступили певчие, бесплотные тени, они окружали Доминика теснее и теснее, шуршащим гибким кольцом. Доминик следил за ними — зачем? Что им нужно от него? Убить?

Не самый худший вариант… особенно если его примут вместо Теодора.

— Я во всем виноват! — выкрикнул Доминик. Он приник лбом к прозрачной 'ножке' трона так плотно, что прихотливая резьба оставила царапину над правым веком, — Я помогал Альтаиру сбежать, и меня спасал Теодор… умоляю, покарай меня вместо него…

Певчие смыкались. Маска перехватила призрачно-ртутный блик нескольких свечей:

— Не в том вина его, что спасал тебя — но что выбрал тебя, не дочь Мою, — ответила Королева. В лишенном интонаций голосе проскочило недовольство. Доминик почувствовал — снова плачет. Слезы текут сами, не спрашивая разрешения.

Тени-утопленники оттеснили Доминика от трона. Певчие улыбались — мертво, так могли бы скалиться оголенные черепа или призраки древних замков. Доминик отшатнулся — оставьте меня в покое! — но певчие улыбались и кланялись ему, потом откуда-то появился платиновый с черным опалом жезл, похожий на рог единорога.

— Забудь о нем, — только теперь Доминик расслышал — точнее, воспринял, — слова певчих. — Ты займешь его место, ныне ты — главный певчий…

Кто-то протянул жезл Доминику.

'Займешь его место?'

Доминик прикоснулся к крученой штуке, на ощупь — ледяной, настоящая сосулька.

Утопленники… утопленники тянут его за собой, погрузиться навеки в омут беспамятства, вычеркнуть обе прошлые жизни.

Теодора.

'Главный в хоре Королевы. Выше — только Она сама…'

Доминик тупо пялился на жезл. Острый. Словно кинжал, старинный стальной кинжал, какими пользовались до изобретения нано-устройств.

Тени мерно колыхнулись, словно прилив морских вод. Он принял жезл, укололся, из пальца брызнула рубиновая капля.

'Займешь его место'.

Доминик обернулся к Королеве — за что? Почему столь жестока Она? Почему шутит так?

Вина Доминика ужасна настолько, что он не достоин и смерти, но вечного страдания? Или следует вонзить жезл себе в сердце и тем искупить грех?

Чересчур…чересчур…

Легенды не лгут, Королева…

Кровь барабанила об пол, добавляя ярко-алого (о, кричащие цвета, красное-золотое-синее!) монохромной гамме. Доминик покачивался из стороны в сторону в полуобмороке, будто пара миллиграмм крови — последние в его теле.

— Тео, — позвал он. Нараспев, на ходу сочиняя мелодию. Он думал — не сумеет петь, но музыка выхлестывалась, он кровоточил ею. Он повторял имя любимого, словно надеясь призвать его из недр Башни, из небытия, и пронзительная красота звучала в его голосе.

И тогда певчие стали опускаться на колени. Но не пред Королевой — пред Домиником, они поклонялись ему, на мгновение он заменил им всех божеств и правителей; они забыли о своем рабстве, о ритуале, о Самой Королеве.

Лишь Доминик и его реквием по Теодору остались в Башне и целом мире.

И когда он смолк, полубесплотные существа, утонувшие в омуте Башни и служения, разразились аплодисментами, древним варварским способом прославляя своего властителя-на-час…

— Довольно, — проговорила Королева.

Воцарилась тишина. Огромная, точно звездное небо — накрыла их каменной могильной плиток, но в тишине тлел зародыш пламени.

Доминик представил громы и молнии — обрушатся на их головы, обратят в пепел, пускай… только не певчих, они невиновны, пускай он ответит за всех.

Жезл нагрелся в ладони Доминика. Острие царапало ладонь.