Наталья Колпакова - Лучший из миров

Сейчас он, презрев чаи-печенья, сразу метнулся к Иланне, повелевавшей доступом в Сеть. Поверхностное ознакомление с недавними столичными происшествиями моментально дало ему сразу несколько событий, вроде бы незначительных, но малообъяснимых. И все были связаны с чем-то типа массовой галлюцинации. Некое существо, то ли рыжеволосая девушка, а в то же время как будто большая зверюга вроде кошки, засветилось в течение нескольких дней в сравнительно небольшом районе. И территория как раз Миронова! Здесь собирали бутылки недавние друганы Крючок и Ошпаренный, кормила кошек бабулька Рядько и вылизывал единственную подлинную страсть своей жизни – мотоцикл – подследственный Марек Сатар.

Опа! А вот это уже не шутки. Два покойника – и не просто покойники, а убитые с особой жестокостью. Молодые спортивные парни, никаких документов, и в базе их нет, и в регистрационных файлах горожан нет, и нигде нет. Приезжие? Давали ориентировку – все впустую. Так и числятся пока в неопознанных. Так, вскрытие… Ну ничего такого особенного как будто – хотя стоило бы, наверное, перемолвиться с экспертом. А вот способ убийства… Голые руки (спецназовец? единоборец?) и холодное оружие, да какое! Эксперты в полной растерянности, ничего подобного не видели. Что-нибудь совсем уж экзотическое? Материал… Так, на это Мироновой эрудиции не хватает, кроме одного – сплав невероятной чистоты. Сам по себе химический состав метательного снаряда не представлял для дознавателя особой ценности; скорость, с которой была проведена экспертиза, – вот что впечатляло по-настоящему. Дело мгновенно забрали с территории наверх, в главное присутствие, и, по всему видно, придавали ему особое значение. Но главное для Мирона – следы и волоски, утверждавшие, что одновременно с будущими покойниками на месте преступления находились человек, скорее всего, мужчина, и какое-то животное. Дальше – сплошные «вроде бы». Вроде бы семейства кошачьих, но специалисты разводили руками. Биологический материал в высшей степени странный: не шерсть, но и не вполне человеческий волос. Небывальщина какая-то! Углубленное исследование было делом не быстрым, и пока Мирону пришлось довольствоваться более чем осторожным замечанием эксперта (выклянченным в ходе дружественной личной переписки), что животное относится к неизвестному науке виду.

Можно ли представить что-нибудь менее реальное, чем неведомая огромная кошка в центральном районе столицы!

Мирон быстро вывел в угол экрана подробную карту, прикинул. Так, продолжим…

Лилия деликатно и неторопливо осваивалась в пятикомнатной холостяцкой квартирке. Ей хотелось продлить удовольствие – а это было самое настоящее удовольствие! – и она смаковала его по чайной ложечке, как в детстве пломбир, стараясь ничего не нарушить и исподволь врастая в этот продуманный до мелочей мирок, как песчинка в мантию жемчужницы. Мирок, кстати, оказался каким угодно, только не тесным. Уже пяти просторных комнат в доме, который Лилии представлялся образцом элитарности, было достаточно, чтобы время от времени терять хозяина и всякий раз радоваться, находя. Но вскоре выяснилось, что кроме чудес комфорта, красоты и высоких технологий в хоромах Сигизмунда таятся чудеса в буквальном смысле – самые обыкновенные, сказочные. Не сразу дошло у нее дело до неприметной дверки в отростке коридорчика, ведущего в хозяйственную часть квартиры. В цвет стен, с самой простой пластмассовой ручкой-пупочкой (на остальных-то дверях красовались все богатые, причудливые, то в виде лап когтистых с камнями, то еще какие), она ничем не привлекала внимания, и Лилия, которой было на что поглазеть и в комнатах, даже не задумывалась, что там за ней. Да как-то и не пригождалась она, нужды не было. Утюг с доской и все прочее по хозяйству – как и вообще любая мелочь, требовавшаяся ей, – находились моментально именно в тех местах, где, как ей думалось, они могли бы быть. Ну и что лазать где ни попадя, что хозяйничать, по углам чужим шныхарить? Уж такого за ней сроду не водилось. И, хотя великодушный Сигизмунд сразу же объявил ей, что она здесь полная хозяйка и может располагать всем совершенно свободно – тайн никаких от нее он не держит, – Лилия поставила себя скромно и носа никуда особо не совала. Еще и попортишь что-нибудь, вон красотищи сколько!

Тайны-то, впрочем, водились. То есть не то чтобы тайны, а так… непонятности. Скажем, куда это, спрашивается, Сигизмунд время от времени исчезал? Нет, не на работу. Он объяснил, что взял несколько отгулов подряд, может себе позволить, и вроде как из дому не выходил, а вот поди ж ты… Он-то потом, когда Лиля спрашивала, посмеивался: стены, мол, толстые в старом доме, вот из дальних комнат и не слышно. Лиля и рада была поверить, уж больно квартира громадная, да только знала откуда-то точно – ну не было его. Ни в дальней комнате, ни в лоджии, нигде! Нутром чуяла, как собака, пусто становилось в доме, гулко, бесприютно. Расспрашивать или там выслеживать не думала даже: некрасиво это, да и гордость не пускала. Возвращался он быстро и совершенно неуловимым образом. Только что не было, и вдруг входит в комнату, да все больше с подарком. И каким! Всегда угадает, чего бы ей хотелось. Бывает, Лиля только задумается о чем-то, а уж Сигизмунд и принесет. Было, говорит, завалялось, хозяйство-то большое, сама видишь. Хозяйки только нет, потому и беспорядок. И улыбается совсем особенно. (Хотя какой уж там беспорядок! Все вылизано, ни пылинки, ни пятнышка, вещички стопочками по местам, пылесос и тот сам собой по полу елозит, аккуратно объезжая людей и мебель и временами присасываясь к розетке.)

А то, случалось, вместо него посторонние какие-то люди являлись, и тоже неизвестно каким образом. Не через дверь, это точно. Но ведь не в окно же? На пятом-то этаже? В первый раз Лиля вообще чуть не окочурилась с перепугу. Посиживала она в гостиной в новом пеньюаре цвета чайных роз (Мунин подарочек!), пуговицу ему на рубашку подшивала. При ней снимал рубашку, пуговица отскочила, запрыгала по ковру, она и подняла. Давай, сказала, иголку-нитку, пришью. Он тогда посмотрел так странно, вроде бы с изумлением. Словно никогда ему никакая баба носков не штопала, рубах не чинила! После, сказал, пришьешь, не к спеху. Ну она и уселась вскорости. А его как раз не было, по всему судя. И вдруг – Лиля так и подскочила, палец уколола – звуки какие-то из дальней каморки, шаги. Тихие такие, мягкие, но уверенные, будто не крадется кто-то, а просто топотать не хочет. Лилия робостью не отличалась, встала и пошла поглядеть, кто там хозяйничать вздумал. Пришла – и обалдела. Тетка какая-то, маленькая, не молодка, в платье в пол, каких уж не носят сто лет, в передничке, в руках – мама дорогая – метелка из роскошных серебристых с чернотой перьев. На Лилю взглянула без удивления, поклонилась почтительно и шмыг в гостиную. И давай метелкой финтифлюшки всякие старинные обмахивать. Ну Лиля заговорила с ней, спокойно так, без скандала, а только нужно же ей было узнать, кто такая и зачем. Молчит, кланяется мелко, а сама все свое. Инородка, что ли? Тут как раз Муня вернулся, Лиля к нему – так, мол, и так. Рассмеялся. Это, говорит, прислуга моя, Анелия, из приезжих. Пойдем, говорит, душа моя, чай пить, я слоек свежих принес. Лилия ничего не стала говорить, слойки так слойки, не ее это дело, в чужой уклад влезать. Но странно все-таки. И тетка та странная, чужая какая-то, будто и вовсе не из нашего мира. Не пойми откуда взялась, не пойми как исчезла.