Сергей Шкенев - Джонни Оклахома, или Магия массового поражения

А вот Ирка банкиров в чёрных хламидах, напоминающих гоголевскую шинель с портрета Пушкина, не жалела совершенно. Будь её воля, она вообще напустила бы на них порчу помощнее, да только не хотелось огорчать графа. Оклендхайм — старший наверняка расстроится, если такое произойдёт в его замке. За пределами — ещё куда ни шло, но вот так, у всех на виду…

Поэтому встречу ведьмы и братьев ордена вряд ли кто назовёт тёплой и дружественной:

— Чего припёрся, козлиная морда?

Спокойный взгляд, ровный голос, надменное лицо аристократки по меньшей мере в тридцатом поколении. И не скажешь, что ещё недавно леди Ирэна была нищей девчонкой с окраины Окленда. Ведьмовская порода, она такая!

— Моё почтение, миледи! — хотя слова брата Гругуса вполне приветливы, яду в интонациях хватит для отравления всех жителей Груманта трижды, и каждый раз насмерть. — Рад видеть вас в добром здравии. Как самочувствие сэра Людвига?

Риттер фон Тетюш, стоявший неподалёку, поспешил разрядить обстановку вежливостью:

— Граф так обрадовался вашему приезду, брат Гругус, что его сердечная железа пошла вразнос, а синусоида селезёнки вступила в противофазу, и самостоятельно умножилась на производную от косинуса квадратного корня по экспоненте, возведённую в энную степень. Короче… что тебе надобно, пень старый?

Настоятель обиделся, потому что в таком тоне и такими словами с ним разговаривал сам Верховный Предстоятель ордена, но он волен над жизнями братьев, вплоть до отправки провинившегося на очистительный костёр. А тут нищие провинциальные дворянчики…

Гругус мысленно поправил себя — как раз сэр Сьёрг фон Тетюш и не являлся провинциалом, а с учётом трофеев, и нищим тоже. Не иначе риттер каким‑то образом заслужил благорасположение Маммоны, выраженное в звонкой монете. Недаром у негодяя Тарбагана такая довольная рожа. Опередил? Это он так думает, что опередил.

— Потрудитесь сообщить сэру Людвигу, что орден в моём лице желает получить долги, — брат Гругус щёлкнул пальцами, и подбежавший служка с поклоном передал ему десяток пергаментных свитков с висящими на шнурках свинцовыми печатями. — Сумма долга с учётом лихвы составляет одну тысячу восемьсот двадцать марок и два эскудейро.

— Вот как? — поражённый астрономичностью цифр риттер подался вперёд, непроизвольно положив руку на рукоять меча. — Неужели срок погашения всех долгов наступил одновременно? Дай сюда!

В его голосе было столько властности, что настоятель даже в мыслях не подумал перечить — перед внутренним взором будто огнём полыхнуло, и в голове заметалось гулкое эхо, повторяющее непонятные крики, слышимые только ему одному. Почему всем нужно лежать? Кто такой Омон и почему он работает? Зачем опять обзываться козлиной мордой?

Риттер передал свитки леди Ирэне:

— Мне кажется, или нас в самом деле хотят развести на бабло?

— Не горячитесь, сэр Сьёрг, — улыбнулась ведьма. — Брат Гругус просто не знает, что долги графа Оклендхайма выкуплены маркизом де Рамбуйе.

— Как это выкуплены? — удивился настоятель. — Я ему не продавал никаких долгов.

— Зато их продал сэр Людвиг. Маркиз был настолько любезен, что принял на себя все финансовые обязательства Оклендхаймов. Купчая подписана при свидетелях, с наложением печати.

— Так не бывает, — пробормотал брат Гругус. — Так не может быть. Я буду жаловаться его светлости герцогу Ланца.

И резко замолчал, внезапно осознав, какую глупость произнёс. Ведь у де Рамбуйе нет наследников, так что после его смерти всё состояние отходит к сэру Джеронимо, как к единственному родственнику. Следовательно, и долги придётся требовать у него же. С того потребуешь, ага…

Бывший участковый мысленно рукоплескал ведьме, проявившей излишнее, как тогда казалось, милосердие, и не позволившей Стефану перерезать умирающему глотку. Пожалела, по её словам. Сэр Гийом поступок оценил — даже ублюдки могут быть благодарными, и сообщил о письме брата Гругуса. Только вот благодарность к одному человеку вовсе не означает всепрощение и любовь ко всему человечеству — даже готовясь отойти в мир иной, де Рамбуйе смог нанести удар, и умер с торжествующей улыбкой.

— Похороны маркиза состоятся завтра, любезный брат, — голос ведьмы жалил не хуже отравленного клинка, и не было защиты, способной удержать ядовитое лезвие. — Вы почтите покойного своим присутствием?

— Зачем?

— Ну — у–у… — протянула Ирка. — Вдруг остались какие‑то вопросы, и вы захотите задать их сэру Гийому лично?

— Но он мёртв, а я жив!

— Если с первым утверждением я с вами ещё согласно, то со вторым… Все мы смертны.

Микаэль Тарбаган с большим интересом прислушивающийся к разговору леди Ирэны с настоятелем ордена Маммоны, оторопел. На его памяти ещё ни кто не угрожал братству столь откоровенно. Ой, что сейчас будет….

Ничего не случилось, если не считать покрасневшего лица брата — настоятеля. Покрасневшего до такой степени, что глава магистрата всерьёз обеспокоился здоровьем банкира. А ну как хряпнет Гругуса удар прямо здесь, и доказывай потом сэру Людвигу свою невиновность.

— Спорим на пузырь, что жирдяй сейчас кони двинет? — норвайский рикс прицельным броском попал брату Гругусу орехом по носу.

Оклендхайм — младший выглянул из окна вниз:

— Он проживёт ещё двенадцать лет, три месяца и шесть дней. Умрёт в пламени огнедышащего дракона.

— В этом мире нет драконов, Джонни!

Виконт пожал плечами:

— Значит появятся. Я так вижу.

— Будущее?

— Варианты. Но у толстяка он только один.

— Так ты колдун или пророк?

Иван промолчал. Способность видеть предвидеть чужую смерть он обнаружил у себя на войне, и ничего интересного или замечательного в ней не находил. Дело в том, что предчувствовал именно чужие смерти, да и то видел будущее поверх ствола ручного пулемёта, а вот научиться предсказывать, что случится со своими, так и не смог. Ведь ребята из взвода свои, да?

— Учиться нам нужно, Вова.

— Кто бы спорил, — согласился норваец, запустив в брата Гругуса ещё один орех. — Занятия в университете когда начинаются?

— В сентябре, как у всех.

Месяцы в этом мире назывались иначе, но между собой друзья именовали их именно так, как привыкли дома. От них же не убудет, правда? И длиннее они из‑за этого не станут.

— Ага, — Вова принялся загибать пальцы. — Неделя на… или две? Ладно, пусть будет четыре. Ещё добраться… там плюсуем десять дней… Выезжаем послезавтра!

— Сдурел? Мне жениться надо.

— Да? — норваец сделал удивлённое лицо, и высунулся из окна чуть ли не по пояс. — Леди Ирэна, вы не могли бы подняться к нам?