Роберт Джордан - Нож сновидений

Втроем в комнате было тесно, но Эгвейн представила, что больше никого в ней нет, и занялась приготовлением ко сну. Повесила плащ, пояс и платье на грубую вешалку, приделанную к одной из покрытых побелкой стен. Она не стала просить женщин помочь ей с пуговицами. Когда она аккуратно сложила скатанные чулки на ботинки, Барасин, скрестив ноги, устроилась прямо на полу, погрузившись в чтение маленькой книги в кожаной обложке, которую, должно быть, носила на поясе в своей сумочке. Кэтрин внимательно следила за Эгвейн, словно ждала, что та в любой момент рванет к двери.

Забравшись в одной сорочке под легкое шерстяное одеяло, Эгвейн постаралась поудобнее устроить голову на крохотной подушке. Это вам точно не гусиный пух! И проделала ряд упражнений, расслабляя свою телесную часть, что поможет ей уснуть. Она делала это так часто, что показалось, будто едва начала, как уже заснула…

И поплыла, бестелесная, в темноте, которая находится между бодрствующим миром и Тел’аран’риодом, в узком промежутке между сном и реальностью. В бескрайней пустоте, заполненной несметным числом мерцающих точек света, которые представляли собой сны всех спящих в мире. Они проплывали мимо нее, в этом месте, где отсутствовали понятие верха и низа, бескрайнем насколько хватало глаз. Когда сон заканчивался, точка гасла, и на ее месте появлялась яркая новая, когда кто-то засыпал. Некоторые из них она смогла узнать, и назвать имя спящего, но пока не видела ту, которую искала.

Она должна поговорить с Суан, которая уже вероятно знает, что произошло несчастье, и которая, вероятно, не сможет уснуть, пока не свалится с ног от усталости. Она приготовилась ждать. Здесь не существовало понятие времени. Поэтому она не заскучает от ожидания. Но ей нужно подумать, что она скажет. Так много всего произошло, с тех пор как она проснулась. Она столько всего узнала. Еще недавно она была уверена, что скоро умрет. Уверена, что Сестры в Башне непоколебимой армией стоят за спиной Элайды. А теперь… Элайда решила, что держит ее в надежной тюрьме. Чтобы она там себе не напридумывала про новый срок послушничества. Даже если Элайда на самом деле в это верит, то Эгвейн ал’Вир – нет. Она не считает себя заключенной. Сейчас она перенесла битву в самое сердце Белой Башни. Если бы в пустоте у нее были губы, то она бы улыбнулась.

Глава 1

Когда прозвучит последний колокол

Вращается Колесо Времени, приходят и уходят эпохи, оставляя после себя воспоминания, которые постепенно превращаются в легенды. Легенды тускнеют, и становятся мифами, и даже миф оказывается давно забыт, когда породившая его эпоха, приходит вновь. В Эпоху, называемую Третьей, Эпоху, которая еще будет, Эпоху, которая давно миновала, на сломанной вершине горы, которую люди прозвали Горой Дракона родился ветер. Ветер не был началом. Потому что оборотам Колеса Времени нет начала и конца. Но это было начало.

Родившись под светом полной заходящей луны, на высоте, где не может дышать человек, родившись среди извивающихся потоков огня, подогреваемых огнем внутри сломанной вершины, поначалу ветер был всего лишь легким ветерком, но спустившись вниз по крутому, неровному склону, он набрал силу. Принеся с собой с вершины золу и зловоние горящей серы, ветер проревел мимо редких заснеженных холмов, возвышавшихся на равнине вокруг высоченной горы, проревел и бросился в ночные деревья.

К востоку от холмов ветер провыл через большой лагерь, больше походивший на крупную деревню из палаток с деревянными улицами вдоль замерзшей колеи. Скоро, скоро уже колея оттает, исчезнет последний снег, сменившись весенними ливнями и грязью. Если только лагерь пробудет тут достаточно долго. Несмотря на поздний час, многие Айз Седай не спали, собравшись небольшими группами и, поставив стражи от подслушивания, обсуждали ночное происшествие. Немалое число тех обсуждений проходило весьма оживленно, при полной нехватке аргументов, а некоторые споры достигли очень высокого накала. И если бы они не были Айз Седай, то в ход пошли бы кулаки или, возможно, что-то потяжелее. Вторым основным вопросом было – что делать дальше. Уже каждой сестре была известна основная новость с реки, но не всем были известны детали. Амерлин собственной персоной в тайне отправилась на реку, чтобы запереть Южную гавань. Ее лодку нашли перевернутой на отмели, запутавшейся в тростнике. Выжить в быстрой, ледяной воде Эринин было маловероятно, и час за часом это становилось все очевиднее, пока не переросло в полную уверенность. Престол Амерлин была мертва. Каждая сестра в лагере знала, что с ней было связано их будущее, и возможно жизни, не говоря уже о будущем самой Белой Башни. Что же теперь им делать? Но голоса стихли, и головы поднялись вверх, когда ужасный вихрь пронесся через лагерь, взбивая холст палаток как флаги, закидывая его хлопьями снега. Внезапная серная вонь, тяжело повисшая в воздухе, сообщила всем откуда появился этот ветер, и далеко не одна Айз Седай тихо произнесла молитву против зла. Тем не менее, уже через мгновение ветер стих, и сестры вернулись назад к своему спору о будущем, которое, в соответствии с острым исчезающим зловонием, казалось достаточно безрадостным.

Затем ветер повернул к Тар Валону, с каждой секундой набирая силу, и обрушился на военный городок у реки, где спали воины и их спутники. Он внезапно сорвал со спящих на земле одеяла, а спавшие в палатках проснулись, обнаружив, что их палатки улетели прочь в темноту вместе с колышками, если парень не успел ухватиться за веревку. Груженные фургоны качались и валились на бок, знамена упорно сопротивлялись, но и их вырвало из земли, их стремительные древка превратились в копья, которые пронзали все живое, попавшееся на пути. Пригибаясь под ветром, люди изо всех сил бросились к коновязям, успокаивать животных, которые от страха вставали на дыбы и ржали. Никто из солдат не знал то, что знали Айз Седай, но резкий серный запах, заполнивший холодный ночной воздух, всем показался плохим предзнаменованием, и суровые, закаленные в боях мужчины громко молились так же пылко как безусые юнцы. К их молитвам прибавились громкие молитвы их спутников – оружейников и кузнецов, стрельников, жен, швей и прачек. Внезапно все ощутили страх, словно этой ночью появилось что-то темное, темнее, чем сама темнота.

Ужасные хлопки холста крыши палатки, готовой вот-вот разорваться, громкие крики людей и лошадиное ржание, перекрывающие шум ветра, с трудом помогли Суан Санчей проснуться второй раз.

От резкого запаха серы, из глаз тут же потекли слезы, и она за это была ему едва ли не благодарна. Эгвейн могла управляться со сновидениями с той же легкостью, с какой снимала и одевала пару чулок, но про нее этого сказать было нельзя. Заснуть было очень трудно, даже когда она наконец заставила себя лечь. Едва она узнала про новости с речного берега, то была уверена, что заснет только, когда свалится с ног от усталости. Она помолилась за Лиане, они возложили свои общие надежды на плечи Эгвейн, а теперь, похоже, их выпотрошили и повесили сушиться. Ладно, она сама вымотала себя беспокойством, нервотрепкой и беготней. Теперь в ней снова проснулась надежда, и она не могла позволить своим тяжелым векам снова сомкнуться из опасения, что тогда точно проспит до полудня. Вихрь утих, но крики людей и животных не стихали. Устало, она отбросила одеяло и неуверенно поднялась на ноги. Постель была очень не удобной. Она была разложена на сложенном куске холста прямо на земле в углу не слишком большой квадратной палатки. Однако она оказалась здесь, хотя для нее это означало скакать верхом. Конечно, к тому моменту она уже валилась с ног и по всей видимости была не в себе от случившегося горя. Она коснулась тер’ангриала – перекрученного кольца, свисавшего с кожаного ремешка на ее шее.