Медведев. Книга 4. Перемирие - Гоблин MeXXanik
Воевода снова пожал плечами и повернул руль, выруливая на прямой участок дороги. За окном промелькнуло несколько стройных сосен, над ними по-прежнему тянулся туман, но уже редел, уступая место свету.
— Но вы всё же поспрашивайте у Митрича при случае, — добавил Морозов, чуть тише. — Кто она, откуда, и что она за птица.
— Лисица, которую ищет столица, — добавил я и, повернувшись к нему, поинтересовался. — Думаете, Митрич знает?
— Может, и не знает, — усмехнулся воевода, — но ведает. А это, поверьте, иногда куда больше.
Владимир потянулся к приборной панели и включил радио. Из динамика послышался негромкий треск, потом зазвучала какая-то старая мелодия. Морозов сделал звук чуть громче, чтобы не продолжать разговор. Я отвернулся к окну, глядя, как солнце понемногу пробивается сквозь остатки тумана, и думал, что, может, в этих северных краях действительно есть существа, для которых одно простое печенье значит гораздо больше, чем для нас целая жизнь.
На выбранной волне мелодия плавно стихла, словно растворилась в воздухе, и спустя мгновение послышался бодрый, с чуть заметным северным выговором голос диктора, который рассказывал о грядущей неделе, одном из тех праздников, что в Северске отмечают с особым размахом. В голосе зазвенели нотки приподнятого настроения: ожидаются народные гулянья, угощения, лодочные шествия по реке и, конечно же, ярмарка.
Я смотрел в окно на убегающую дорогу и слушал вполуха. Но слова диктора, сопровождаемые шорохом шин по влажному асфальту, ложились удивительно спокойно, будто всё происходящее вокруг соответствовало этому размеренному ритму северской жизни.
— На ярмарке, — продолжал ведущий, — ожидаются артисты из самой столицы. Среди приглашённых певица Таисия Рожнова, дуэт «Пятая набережная», а также инструментальный квартет «Лунный свет».
Я поймал себя на мысли, что мне ни одно из этих имён не знакомо. Возможно, они исполняли то, что я просто никогда не слышал. Или, как часто бывает с местными праздниками, их знали все, кроме приезжих.
Радиоведущий тем временем перешёл на другой тон, более деловой, и бодро объявил:
— А спонсор выпуска — лавка пряностей «Три котла». Только сегодня, друзья, каждому покупателю щепоть новой специи в подарок. Попробуйте вкус, который согревает даже самую долгую зиму!
Где-то на заднем плане зазвенел колокольчик, потом короткий смех. Очевидно, это была вставка из рекламы. Морозов усмехнулся себе под нос, покосившись на приёмник:
— Вот ведь, у кого фантазия кипит…
Я улыбнулся в ответ, но промолчал. Почему-то это спокойное северное утро с голосом из радио показалось особенно домашним, словно весь город готовился к чему-то по настоящему великому.
— Надо будет туда заглянуть, — вздохнул Владимир Васильевич, глядя в окно на пробегающие мимо поля. — Взять какой-нибудь специи, чтобы обмануть нашего Мурзика.
Я прищурился, не сразу поняв, что именно он имеет в виду. Воевода хлопнул ладонью по рулю, как человек с простым, но железобетонным планом:
— Это элементарно. Намешать с водой и оставить на донышке чашки. Пусть порадуется.
Голос его был серьезным, без тени озорства, и в этом спокойствии звучала уверенность человека, который давно знает слабости домашних существ. И мне отчего-то представилась картина: Мурзик, нюхающий таинственную щепотку, мордочка, заострённая вниманием, и мгновение счастья, чистого, такое же простого, как и средство.
Я покачал головой, но спорить не стал. И правда: кого лишний раз учить мудрости, если тот, кто предлагает решение, видит проблему изнутри.
— Ладно, — ответил я тихо. — Сходим в лавку. Возьмём специи, может, ещё и чего-то полезного для дома прихватим.
Морозов кивнул, словно подтвердив то, чего и сам ожидал: иногда маленькая хитрость приносит больше пользы, чем сложные распорядки. И я почувствовал, как спокойствие утра, неспешное и тёплое, стало чуть теплее от мысли о пустячном удовольствии для маленького проказника.
До города мы добрались быстро. Утро уже вступило в свои права, и Северск встречал нас привычным спокойствием, в котором чувствовалась живая, домашняя суета. Солнце медленно поднималось над крышами, освещая кирпичные дома и узкие мостовые, где ещё держались следы ночной росы.
Воздух пах свежим хлебом и дымом от печей: в этот час местные булочные только открывались. У дверей стояли корзины с ещё тёплыми батонами, а продавщицы, закутанные в платки, протирали стёкла и приветливо махали знакомым прохожим. Мимо нас проехала тележка с бочонками мёда, за ней плёлся мальчишка с газетной сумкой через плечо. Разносчик новостей был не по погоде легко одетый.
Городок жил в своём тихом, размеренном, как дыхание спящего кота, ритме. Из-за углов пахло кофе, свежей выпечкой и чуть-чуть углём. Где-то звякнула открывающаяся дверь аптеки, и скрип колокольчика смешался с ранним гомоном.
Мы проехали мимо центральной площади, булыжная мостовая которой блестела от утреннего солнца, а над фонтаном поднимался лёгкий пар. Мальчишки с ранцами носились по кругу, как воробьи на свободе. Голуби, потревоженные их криками, с шумом взлетали и садились чуть поодаль, на кованые перила. В воздухе звенел смех. Он был чистый, звонкий, тот самый, который делает любое утро живым.
— Опять прогуливают, — усмехнулся Морозов, нажимая на клаксон.
Звук разнёсся по площади, и мальчишки почти одновременно вздрогнули, переглянулись и бросились врассыпную, теряясь между домами боковой улочки.
— Реакция отличная, — заметил я.
Морозов хмыкнул, не отрывая взгляда от дороги. Машина мягко повернула за угол, мимо пекарни, где из распахнутого окна донёсся аромат сдобы и корицы. На подоконнике среди цветочных горшков дремал рыжий кот, поджав лапы и совсем не обращая внимания на гудки, смех и жизнь, что текла под его окном.
Всё вокруг казалось простым и правильным, как должно быть в утро, когда предстоит долгий, полный забот день.
Впереди, прямо у поворота, показался жандарм. Молодой, ладно скроенный парень в выцветшем кителе. Воротник не застегнут на последнюю пуговицу, фуражка чуть набекрень. Страж правопорядка стоял посреди улицы и, заметив нашу машину, поднял руку, давая знак остановиться.
Морозов плавно сбросил скорость и подвёл автомобиль к бордюру. Колёса хрустнули по камешкам, двигатель затих, пока воевода опускал стекло.
— Здравы
