Ветер странствий (СИ) - Ольга Ружникова
Не вспомнить. Разве что самому императору Аврелиану — охотнику за чужим имуществом. И, соответственно, любому из его прихвостней. Желающему выслужиться.
Алексис так устал от интриг в Мидантии, что здесь пропускал мимо ушей всё, с ними связанное. И, как выяснилось, зря. В Квирине существуют не только девы, вдовы и стадионы. Грязи здесь уж точно не меньше, чем на родине.
— Я и моя сестра Сильвия приветствуем и благодарим вас, — просто сказал Марк.
Ага, «Идущие на смерть приветствуют…» идущего в тоже не слишком приятное место. Центральную Сантэйскую тюрьму, например.
А Марк — поверил? В эту чушь? В полный бред?
В столь глупую правду?
Хуже. Кажется, поверили все трое.
Алексис, тебе конец.
Глава 8
Глава восьмая.
Квирина, Сантэя.
1
Впервые с Месяца Заката Осени Серж оказался на улицах Сантэи один. Почти. В компании Кевина. В полном одиночестве не отпускают до сих пор.
Впрочем, могло не повезти сильнее. Могли засунуть в большую группу — как обычно. Или в напарники к Эверрату.
Хотя нет — тот отказался бы. Во-первых — зачем ему с собой тот, кого он с трудом выносит? Во-вторых — для чего Конраду вообще напарник? Он же в увольнительную на свидания к Эстеле бегает. К своей теперь уже жене.
Серж одернул себя. Эста Триэнн… то есть уже Эверрат — сестра Криса. И друг точно не виноват, что она выросла при дворе Вальданэ. Разве там можно сохранить целомудрие? Особенно, если тебя воспитала женщина, по количеству любовников переплюнувшая половину куртизанок Лютены?
Бедный Крис! С такой сестрой не только задыхаться начнешь.
Да и Конрад — хорош. Столько времени встречался с Эстелой. И только недавно додумался жениться, Да и то — с подачи Анри.
Как Эверрат — даже он! — мог нанести такое оскорбление другу? Зная, что тот никогда не вызовет его на дуэль? И из-за болезни, и потому что Конрад для Криса — любимый старший брат.
А Сантэя изменилась — почти неуловимо. В предыдущие Октавианы плебс тоже гулял напропалую. Но в сравнении с нынешними — те он мирно просидел в лачугах. За чтением Священных Свитков.
А вот теперь…
Зря они вообще вышли! И Кевину, кстати, тоже не по себе. Может, лучше вернуться?
Уже не знаешь, куда отворачиваться от призывных пьяных и полупьяных улыбок скудно одетых девиц легкого поведения. Они попадаются теперь всюду!
Алые перекрашенные губы. Густо подчерненные мутно-шалые глаза. Глубокие декольте платьев и бесстыже-короткие туники.
Откуда в Сантэе вдруг взялось столько шлюх? Что Квирина вообще за страна?
2
Анри поморщился.
Плебс ликует. Пьяный плебс. Его теперь сытно кормят, допьяна поят и вдосталь развлекают зрелищами. А порой еще и золотишка подбрасывают.
Аврелиан — дурак? Да, хоть и в меньшей степени, чего его предшественники. Зато подлый дурак. А это — куда опаснее. Для всех.
Три недели длятся шальные празднества — по поводу чего-то там. Всё равно никто уже не помнит, чего именно.
Бьют в ярко-сапфировое небо фонтаны вина, летят в восторженно орущую толпу пригоршни золота. На пьяных улицах ликует плебс, в амфитеатре бьются гладиаторы.
Под покровом ночи печатают шаг служаки-преторианцы. По душу очередного «врага квиринского народа». Надо же «доброму» императору где-то брать деньги — на продолжение гуляний. На нескончаемый праздник всей Сантэи.
Аврелиан хорошо усвоил, откуда пополняется казна. Либо война (только что проиграли, и это стоило трона его предшественнику), либо — грабеж собственного народа. Второе легче — на первый взгляд. Особенно если брать на вооружение не налоги, а конфискации. И частично делиться.
Император даже переполненные тюрьмы обратил себе на пользу. Уже объявлено о «красочных» публичных казнях. Глашатаи орут на площадях. Не те ли, что недавно расхваливали «эвитанских гладиаторов на сантэйской арене»? Слова-то точно — те же самые.
3
Зеркала лгут. Отражают лишь то, что хочешь увидеть. Люди тоже лгут — в том числе и себе.
— Выше Высокопреосвященство.
Какой осторожный стук! Еще бы брат Феодор и в других вопросах был столь же… деликатен.
— Я слушаю, брат. — При всех его недостатках, Феодор — верен. И без гнили в душе. Как и остальные здесь.
— Ваше Высокопреосвященство, вас дожидается патриций Луций Помпоний Андроник.
Андроник. Сын мидантийского эмигранта. Когда убивали сторонников Зордесов, семья Орестес предпочла сбежать, не дожидаясь репрессий. И правильно сделали. Будь отец Иннокентия так же умен — сейчас в Ордене михаилитов было бы на одного кардинала меньше. А среди живых — больше на одного мужчину и двух женщин. И сам Иннокентий давно был бы дядей.
— Я приму его.
Будто можно отказать. Но говорить нужно так, будто лишь удостаиваешь аудиенцией патриция Орестеса… то есть Андроника. Будто новый кардинал Иннокентий спускается к очередному просителю с заоблачных высот. Снисходит.
Даже если свои всё понимают. Михаилиты все-таки.
Ни один не дал Его Высокопреосвященству ни единого повода для недоверия. Сначала это казалось диким. Потом стало лишней причиной уважать товарищей по оружию. И надеяться, что они никогда не заметят его недоверия. Потому что простить — простят, но трещина останется.
Верить лишь себе Иннокентий научился там. Странно — кошмаров о собственном прошлом он не видел ни разу. Только о том, что творилось не с ним. Творили. Пока он был далеко.
Быстрый взгляд в зеркало. Рослый, худощавый церковник. Строгое «михаилитское» лицо. В ордене — этом! — не требуется изображать благостность. Леонардиты улыбаются даже своим жертвам (особенно законченные мерзавцы). Бродячие арельянцы — тем, кто хорошо подает. Арсенииты — книгам. Служители святого Михаила — только друзьям.
Зеркало отразило правду. Сегодняшнюю.
Церковник. Вчерашний епископ, сегодняшний кардинал. Монах-воин.
И всё равно зеркала — лгут. Делают его старше, а Гизелу Лигерис моложе, хотя они — ровесники. И с Андроником — тоже, примерно. И с этим пленным эвитанским подполковником, Анри Тенмаром. Любопытно бы с ним переговорить. И скорее всего — полезно. Может, менее полезно, чем с сыном Карлоса Орестеса, но уж точно — куда менее отвратно.
Покойный герцог Тенмар был одним из лучших мастеров ратной доски. Пригласить на партию-другую его сына?
Андроник вырядился как на императорский прием. Аж в нос шибает пахучей дрянью для стареющих юбочников. Не рановато ему?
А по пышности придворного костюма сын генерала Орестеса переплюнет любую перезрелую кокетку.
Потасканное лицо пыжится в улыбке. Переслащенной. Что ему нужно?
— Ваше Высокопреосвященство…
Изводил встать с жесткой скамьи. Значит — нужно
