Лорды гор. Да здравствует король! - Арьяр Ирмата
Я говорила уже, что мои белокурые и синеглазые сестры ангельски прекрасны. Но если Адель и Агнесс превратились в порочных фурий, а их красота стала бесстыжей и хищной, если Виолетта по-прежнему выглядела глупой куколкой, то сегодня Виола потрясла даже меня. Она надела строгое, почти траурное, темно-синее платье, убрала локоны под темную кружевную накидку, от чего углубились тени на осунувшемся личике, напоминавшем тончайший и хрупкий фарфор.
Красота Виолы стала пронзительной, переворачивающей душу. И под скорбным взглядом ее потемневших фиалковых глаз придворные наглецы почтительно склонились, и даже стервы Адель и Агнесс побледнели и отвернулись.
— Я виновен, — повторила я, глядя в посеревшее лицо Роберта.
Хотя бы в том, что не спасла сестру. Опоздала.
Щека у него задергалась, он откинулся на спинку трона, помолчал, закрыв глаза и пережидая шум. Затем поднялся — огромный, властный — и положил конец безобразно затянувшемуся судилищу:
— Достаточно свидетелей, вейриэн Рагар. Показания моей несчастной дочери ничего не изменят. Виола, ты можешь уйти, — подождав, когда пострадавшая безмолвным призраком покинет зал, король объявил решение: — Раз признавшихся двое, вверяю их высшему суду. Пусть Безымянный бог рассудит, кто из них истинный виновник. Внял я и твоему совету, друг мой Виннибор. Ты прав, чаша с ядом будет милосерднее, хотя преступник не заслуживает снисхождения. Приготовь два кубка с вином, но пусть яд будет в одном.
Герцог со счастливейшей улыбкой удалился исполнять приказ.
Рагар положил мне ледяные пальцы на плечо, и обратился к королю:
— Ваше величество, принц Лэйрин — мой ученик, и за все прегрешения отвечать должен наставник, не исполнивший своей обязанности.
— Законы Белых гор не имеют силы за их пределами, — отрезал Роберт.
Тут выступил вперед Светлячок, закончив советоваться с друзьями:
— Мой возлюбленный государь, а ведь и у нас в королевстве есть закон, по которому за осужденного может ответить любой человек, если они не родственники. И я вот… это… прошу о такой чести.
Король повернул голову к судье, вопросительно поднял бровь. Тот, почесав лысину под париком, прогнусавил:
— Есть такой закон, триста лет назад был принят еще при прежних королях. С тех пор никто его не отменял, но и не применял в судебной практике, поелику к замене на Божьем суде не допускаются родственники, опекуны или учителя, слуги или рабы, а также больные, старые, юродивые и лица, осужденные за другие прегрешения. Кроме того, берущий на себя искупление чужой вины должен быть одного сословия с представшим на Божий суд и к тому же девственно чист, о чем, впрочем, достаточно клятвы на священной книге.
— А последнее-то на кой дьявол? — возмутился Светлячок такой несправедливостью.
— Дабы Господь пощадил его невинную душу, — назидательно молвил кардинал.
На лицах сестер А. нарисовались премерзкие ухмылки, и барон Анир тяжко вздохнул, отступая. Рагар за это время шепотом сообщил мне на древнем языке айров все, что думает о моих умственных способностях, и я узнала много диковинных и не очень приличных слов.
Мне было все равно, что он думает. С истинными виновниками преступления мой учитель и без меня разберется, а «огненную кровь» без меня вернет через северян, они же союзники. А мне все надоело. На душе царило божественное спокойствие. Я не могла не заметить, каким восторженным светом озарились глаза Дигеро, когда он увидел прекрасную страдалицу Виолу. Она насмерть поразила его безнадежно романтическое сердце. А мое сердце… оно умерло еще в долине Лета.
Скорей бы это все закончилось. Навсегда.
Если, конечно, мне повезет выбрать правильную чашу.
Герцог Виннибор самолично внес поднос с кубками, накрытыми платками, слуги поставили на первом ярусе возвышения столик, на который и водружены были инструменты правосудия. Единственное, чего я боялась, — что Рагар затеет бой: его пальцы совсем побелели, сжавшись на рукояти меча, а ноздри гневно раздулись.
И, великие боги, лучше бы грянула драка, чем прозвучавший внезапно громкий и чистый голос:
— Ваше величество, я, младший лорд Дигеро фьерр Этьер, подхожу по всем условиям и прошу о чести выступить на Божьем суде вместо его высочества принца Лэйрина.
Виннибор, пропустивший самое интересное, ошеломленно замер.
— Нет, Дигеро, не смей! Я сам за себя отвечу! — кричала я, но меня никто не послушал, а пальцы Рагара мертвой хваткой впились в плечо. — Какой же это Божий суд, если отвечать будет ни в чем не повинный?!
Диго, мой слишком благородный для этого мира Диго… Я уже готова была на последнее доказательство, только бы не подвергать тебя риску быть убитым вместо меня. Моя рука потянулась к крючкам на камзоле.
— Я запрещаю, — едва слышно выдохнул наставник. — Не двигайся, ученик, и ни слова больше.
Не знаю, что он сделал, может быть, использовал сельт, хотя укола не почувствовалось, и я продолжала стоять не падая. Но тело онемело, словно превратилось в каменную статую, язык не шевелился, и мое признание не прозвучало. Разоблачение не свершилось.
Сквозь злые слезы, срывавшиеся с ресниц, и в полном отчаянии я наблюдала, как Дигеро тянул жребий.
Право выбора выпало Дирху.
Королевский фаворит, недолго думая, схватил первый попавшийся кубок, поднял, как для тоста, и улыбнулся мне в глаза:
— Я буду счастлив умереть за моего великого господина и его наследника! — и почему-то мне подумалось, что вовсе не короля Роберта он имел в виду. Возможно ли, чтобы Дирх знал истину? Но спросить было уже не у кого. Сорвав салфетку, он опрокинул в горло содержимое кубка и тут же захрипел, упал, корчась в судорогах. Из почерневшего рта вытекла серая пена, землистые щеки пробороздили черные слезы, и фаворит потерял последнее сходство со мной.
Его окончательную смерть засвидетельствовал и лекарь, и сам король, потрясенный этой смертью так, что лицо его стало белее мела, а губы дрожали, пока он наблюдал, как вейриэны вытаскивают покрывшееся пятнами и ненормально, стремительно разлагающееся тело из зала.
Дигеро протянул руку к оставшемуся кубку, но был остановлен Робертом:
— Уже лишнее. Божий суд свершился, истинный виновник наказан. Пусть это вино выпьет за мое здоровье тот, кто подал нам столь блестящий совет, позволивший совершить возмездие, — герцог Виннибор!
Третий советник растерянно моргнул, отступив от столика.
— Что же ты, друг мой? — Роберт подался вперед, черты его хищно обострились. — Ты отказываешься выпить за здравие своего короля? Или во второй чаше — тоже яд? Уж не замыслил ли ты под видом суда убийство наследника короны Лэйрина? Стража, взять его!
Виннибор метнулся к выходу.
Ему загородили путь стражники, но третий советник, несмотря на тщедушность тела, проявил нечеловеческую гибкость и ловко миновал препятствия.
Король махнул рукой, лучники на галерее спустили тетивы, унизав герцога стрелами. Но тот лишь пошатнулся и тут же встряхнулся, на миг став клочком тумана. Стрелы осыпались, а Виннибор гигантским прыжком подлетел, уходя от удара двух мечников, взбежал по колонне и, вытянувшись огромной белесой тварью, похожей на личинку ручейника, заскользил по потолку к бойнице. Его темно-серые одежды упали вниз, словно использованный кокон.
— Инсей! Он — инсей! — завопил кто-то.
Чудовищное существо оказалось не одиноко. Несколько придворных и стражников обратились в таких же склизких водянистых полузмей и накинулись на лучников, тщетно пытавшихся пристрелить Виннибора. Началась потасовка.
И тут я впервые увидела во всей красе, что такое дар «огненной крови».
Роберт полыхнул.
В его глазах плеснул жаркий расплавленный металл, волосы вздыбились бело-рыжим пламенем, объявшим все тело. Он весь стал, как костер с человеческими очертаниями — желтые, красные и голубовато-белые сполохи клубились вместо рук и ног, лица и одежды; от огненного тела с гулом и треском выстреливали длинные языки, складываясь в подобие крыльев.
