Талиесин - Стивен Рэй Лоухед
— Есть еще вопросы? — спросил Верховный царь.
Никто не ответил, и Керемон продолжал:
— И как мы рассудим?
Цари выносили свое суждение, говоря: «Я решаю в пользу кожевника».
Когда все высказались, Керемон сказал:
— Итазаис, ты проследишь, чтобы судебное решение было исполнено?
— Да, государь.
Царь обратился к кожевнику:
— Ямалк, ты получишь документ на право владения лавкой. Того, кто тебя обманул, и жену бывшего владельца — полагаю, они были в сговоре, — разыщут и заставят уплатить тебе три тысячи серебром.
— Да будет так, — сказали цари.
Ямалк, вне себя от радости, быстро поклонился, и его вывели из залы.
Хранитель записей назвал следующего жалобщика. Суд продолжался. Цари выслушивали людские горести и вершили правосудие. Наконец солнце начало садиться, и ударил большой колокол. Верховный царь объявил заседание закрытым до следующего удара колокола.
Цари вышли из ротонды, и их пурпурные мантии вновь повесили на золотое дерево. Белин присоединился к Аваллаху и Сейтенину, и они вместе пошли в отведенные им покои.
— Видели? — спросил Белин. — Что вы об этом думаете?
— Думаю, — отвечал Сейтенин, — что Нестор — глупец. Что за оправдание он выдумает — ума не приложу. Однако немилости ему не избежать.
— Не явиться на совет — это измена, — сказал Белин.
— Если он не явился сознательно, — напомнил Сейтенин. — Мы в этом не уверены.
— Мне это нравится все меньше и меньше, — сказал Аваллах. — Если он не появится и завтра, думаю, надо поговорить с Верховным царем.
— Да, — согласился Сейтенин. — Подождем до завтра. И, если Нестор не объяснится, я потребую его к ответу прямо на заседании.
Белин ухмыльнулся.
— Потребуй обязательно. Знаю, остальных тоже интересует, почему его нет.
— Ты ни с кем об этом не говорил? — строго спросил Аваллах.
— Нет. Но я слышал разговоры. Не только мы встревожены поведением Нестора.
— Тогда нам и впрямь следует заговорить о нем напрямую — но только завтра. До завтра — ни слова о нем, — сказал Сейтенин. — Здесь я должен вас покинуть, друзья мои. — Он зашагал по коридору.
— Что ж, Белин, — сказал Аваллах. — Я голоден. Раздели со мной трапезу.
— С удовольствием бы, но я обещал жене поужинать с ней.
— Раз так, передавай ей мой поклон. Надеюсь, мы увидимся с ней до отъезда.
— Обязательно, но не стоит, чтобы нас часто видели вместе.
Аваллах обнял Белина за плечи.
— Мы братья, и естественно, что мы вместе. Если лазутчики Нестора здесь, они не заметят в этом ничего подозрительного.
Они обнялись.
— Тогда до завтра, — сказал Белин.
— До завтра, — подтвердил Аваллах. — Спокойной ночи.
Глава 12
На следующий день вновь ударили в колокол у ротонды, цари надели мантии и собрались в зале Совета. Аваллах заметил, что место Нестора так и осталось не занятым, и что несколько других царей, нахмурясь, смотрят на пустое кресло. Отсутствие Нестора явно вызывало недовольство остальных членов совета.
Вошел Верховный царь, и, как в прошлый раз, началось заседание: хранитель записей вышел, чтобы огласить первое дело. Однако не успел он зачитать имя, как в прихожей раздался шум. Все головы повернулись к сводчатой двери в тот самый миг, когда вошел Нестор. Его пурпурная мантия развевалась, лицо исказил дикий оскал, чело было мрачнее тучи, а взоры метали молнии. Длинные соломенно-желтые волосы взмокли от пота и влажными прядями свисали на плечи; сапоги и одежду покрывала пыль. Он был худощав, узок в кости, с тонкими, почти изящными чертами.
Он поклонился Верховному царю, осенил себя знаком Солнца и стремительно зашагал к своему креслу.
Комната взорвалась голосами, галерея за креслами взволнованно гудела. Керемон невозмутимо взглянул на запоздавшего царя и, когда шум улегся, сказал:
— Здравствуй, Нестор. Я рад, что ты наконец-то до нас снизошел.
Нестор сморгнул. Ирония Верховного царя явно его задела.
— Государь, — отвечал он, — я глубоко сожалею о неудобствах, которые доставило мое отсутствие.
Керемон посмотрел на него в упор, взгляд его посуровел.
— Сожалеешь о неудобствах? Это все, что ты хочешь сказать?
— Я прошу о снисхождении.
— Не понимаю.
— Государь, если изволите, сейчас я не готов об этом говорить. Прошу меня простить.
— Ни за что! — выкрикнул Керемон. — Никакого прощения, пока я не узнаю, в чем дело.
Нестор встревоженно огляделся по сторонам.
— Я предпочел бы промолчать, государь.
— Несчастный! — закричал Верховный царь, вскакивая с кресла. — Мне все равно, что предпочел бы ты! Я требую объяснений и получу их, не то прощайся с короной!
Нестор скривился, как от боли. Он медленно поднялся с кресла и с явной неохотой вышел на середину зала.
— Государь, — сказал он мягко, — я хотел этого избежать. В мои намерения не входило сеять вражду.
— Мы ждем, — с жаром произнес Керемон.
— Тогда буду говорить напрямик. Восемь дней назад я отплыл в Посейдонис. На четвертый день мы увидели терпящий бедствие корабль возле неведомого островка у берегов Микенеи.
Он набрал в грудь воздуха и закрыл глаза, как будто ему больно продолжать.
— Я приказал кормчему повернуть и помочь несчастным на судне, которые иначе погибли бы. Но не успели мы подойти к тонущему кораблю, как нас зацепили абордажными крючьями и атаковали. А поскольку у нас не было оружия, мою команду безжалостно перебили, а меня взяли в плен.
Послышался общий вздох.
— Продолжай, — сказал Верховный царь. — Мы слушаем.
— Думаю, меня тоже хотели убить, но я предложил откупиться золотом. Главари разбойников заспорили. Я ухватился за эту возможность и стал молить, чтобы меня отпустили. Золото их убедило, и меня посадили в маленький челн. С вечерним приливом я добрался до берега.
Два дня я шел пешком, пока не добрался до деревушки, где смог одолжить лошадь. Я скакал пять дней кряду, и вот я перед вами.
Нестор развел руками, чтобы показать плачевное состояние своего платья.
Керемон нахмурился.
— Ужасающий рассказ, царь Нестор. Что ты думаешь об этом горестном событии?
— Это война, государь.
— Легко же ты произносишь это слово, — заметил Верховный царь.
— Я не знаю другого слова, которое бы тут подходило.
— И все же это серьезное обвинение, Нестор, — бесстрастно произнес Керемон. — Назови того, кого ты считаешь зачинщиком нападения.
Нестор повернулся и с выражением крайней муки на лице поднял руку и ткнул пальцем. Аваллах не знал, что его больше изумило: направленный прямо ему в лицо перст Нестора или его невероятная дерзость.
— Это был… — хрипло прошептал Нестор, как будто необходимость назвать обидчика причиняла ему тяжелейшее страдание, — Аваллах Саррасский!
— Лжец!
Это выкрикнул не Аваллах — голос раздался с соседнего места. Белин вскочил, кулаки его были сжаты, лицо — белее полотна.
— Все ложь!
Изумленные голоса прокатились по галерее.
— Тихо! —
