Светлана Багдерина - И стали они жить-поживать

— Если вместо меня приедет кто-то другой, рубите его без разговоров на месте!

— Так точно!..

— Ну же? — страшно прищурился дед, сжав в ниточку тонкие губы и раздув ноздри, и бравого еще несколько минут назад офицера словно ветром сдуло и водрузило на крайне недовольного коня.

— П-по коням!!!.. — проревел он, и весь отряд, не задумываясь и не задавая вопросов, повиновался, как хорошо отлаженный механизм.

— Открывайте ворота — мы выезжаем! — визгливо проорал офицер к удивлению часовых, недоуменно воззрившихся на внезапное отбытие в неизвестном направлении только что прибывшего подкрепления.

— А куда это…

— Не твое собачье дело!.. Шевелись!..

Обиженный лукомоский офицер сердито сплюнул и дал команду своим стражникам отворять ворота.

Едва ажурные решетчатые створки освободили проход, кавалерия вырвалась на улицу и помчалась к Лесогорским воротам, словно ее преследовал с самыми нехорошими намерениями лично царь Костей.

Проводив напряженным взглядом последний псевдоконский круп, дед Зимарь решил действовать.

Узнать у прислуги, куда повели иноземного гостя, было делом одной минуты.

Услышав гордые слова "одна из самых высоких", старик болезненно сморщился и непроизвольно застонал, но, стиснув все так удивившие костеевского офицера шестнадцать зубов и собрав волю в кулак, он начал торопливое восхождение к знаменитому аудиториуму лекций о международном положении.

Что он будет делать, когда откроет дверь и окажется лицом к одинаковому лицу с самим Костеем, дед не мог и предположить, но если Костей уже сбросил личину, то один перед ним предстанет человек или вся дворцовая стража, результат не изменится.

Дед Зимарь зажмурился, и перед глазами предстала лужа крови, а в ней — он сам… И лицо у него белое-белое…

Как во сне, что преследовал его уже несколько дней…

В руку сон-то, выходит.

Тьфу, наваждение…

О таком думать — так лучше сразу в глубокий подвал забиться и там сидеть — дрожать.

Будем считать это просто разведкой.

Может, он еще и не открылся, и тогда появление скромного знахаря не вызовет у него подозрения, не то, что вломившийся в изысканные двери весь дворцовый гарнизон!.. Может, мне удастся предупредить царя и остальных?.. И как-нибудь увести их? Сказать, что у меня есть вопрос по вечерней вылазке? План? Пожелание? Сказать, что я отказываюсь? Или что начался штурм?.. Или пришло еще одно подкрепление из Лесогорья? Нет, только не это… Ладно, Бог не выдаст — Костей не съест…

Что-нибудь придумаю.

Увы, хитроумные планы деда Зимаря пропали втуне: двери, ведущие в аудиториум, были закрыты. Он пытался толкать их, стучать, колотить, пинать, резать ножом, но они даже не дрогнули: с таким же успехом он мог попытаться прорезать или проломить городскую стену[235].

Так надежно двери могла укрепить или метровая каменная кладка, или магия.

И каменщиков он сегодня во дворце не видел.

Задыхаясь и хрипя не приспособленными к таким альпинистским подвигам легкими, старик выскочил из башни и помчался, на сколько хватало прыти, к воротам.

Туда, где лежал дежурный ковер.

— Офицер… ковер мне… быстро… миленький… срочно давай!.. — сжимая рукой сипящую, как испорченная фисгармония, грудь, дед оперся на косяк будки и ткнул трясущейся рукой в свернутый трубочкой ковер под столом.

— Пожалуйста, соколик… поспешай, родной!..

— Да зачем вам, дедушка Зимарь, ковер? — сержант вскочил и подвинул свою табуретку старику. — Вы присядьте, я вам сам лекаря в один миг найду! Сашка, Олег, Володька! Чего расселись! Стрижом летите…

— Нет, нет… что вы, соколики… не надо… я сам лекарь… спаси душу от греха — отдай ковер, милок!..

— Да что случилось? — встревожился не на шутку и весь караул. — Враг идет? Букаху отыскали? Лесогорцы заблудились в городе?

При этих словах старик свободной рукой схватился за сердце.

— Спаси и сохрани!!!..

— Да вы только нам скажите — мы поможем! — грозно вынули мечи из ножен молодые солдатики. — Мы всех на ноги поднимем!

Дед Зимарь зажмурился, и перед глазами опять предстала лужа крови, а в ней — безусые еще Сашка, Олег, Володька и молодой грозный сержантик… И лица белые-белые…

— Простите меня, соколики… — прошептал дед.

— Что-что, дедуля? — не расслышал тот, кого сержант назвал Володькой.

— А сейчас подойду, да всё и скажу… — прошептал старик, по очереди заглядывая каждому в глаза, и караулка для юных солдатиков вдруг поплыла, закачалась, закружилась медленно, потом побыстрее, как карусель на ярмарке в детстве… и стало так хорошо, так покойно, так радостно… словно в радужном сне…

…сне…

…сне…

Сон.

— Всё скажу, всё расскажу, как есть доложу, ничего не удержу… — напевным шепотом продолжал наговаривать дед Зимарь, вытягивая черный ковер из-под стола и стараясь не задеть уснувших, кто где стоял, стражников. — В заграничной высокой башне-аудитории сидит царь Костей. Он нашего царя, князя Митрофана да волшебника Агафона в плен взял. Я не Митроха — планов хитроумных придумывать, видать, всё-таки не могу, и не Агафон я — волшебство мое слабое, да не такое, какое надо… Через полчаса вы проснетесь и тревогу поднимете. Двери там ни вам, ни мне не открыть — надо сразу на крышу лететь. Я что смогу — сделаю, но чую я — живым мне оттуда не выбраться… Не сердитесь на старого, ребятушки… Не желал я вам зла… Я ковер оставлю на крыше, ежели что — пригодится вам, поди… Прощевайте, милые.

Костей — уже в облике себя самого, а не какого-то мифического лесогорского полковника — гордо, упиваясь собственным превосходством и гением, стоял в самой середине полуамфитеатра, там, где во время лекций о международном положении располагался докладчик-посол или старший советник лукоморского правителя.

Царь Симеон, Граненыч и Агафон висели рядом с дверью у стены, метрах в двух от пола, как уставшие артисты кукольного театра после спектакля, и были не в состоянии шевельнуть ни рукой, ни ногой.

— Итак, — насмешливо обведя пленных холодным взглядом единственного глаза, он заложил руки за спину и прошелся пружинистым шагом человека, который в трех гнилых орешках нашел шубу, карету и зАмок.

Если бы взглядом можно было убить, Костей, даже при всем своем бессмертии, был бы уже покойником.

— Вот мы и повстречались… — издевательски поклонился он каждому и остановился напротив Агафона. — Снова…

Юный маг не удостоил его и словом.

— Так значит, ты сбежал от меня сюда, рассчитывал, что соплеменники твоего лукоморского приятеля укроют тебя от меня… А их маг тебя еще и защитит. Так? Ты всегда был глуповатым трусом, мой внучек, и ничуть не изменился со времени нашего последнего свидания. Твое счастье, что ты мне пока нужен… живым… Но, я вижу, наше почтенное собрание неполно? Не хватает вашего волшебника. Где он?