Дэн Абнетт - Всадники смерти

Пахло гарью и навозом. Место кишело курганцами. Варвары расставили войлочные шатры и полотняные палатки на пастбищах вокруг города, некоторые установили их прямо на улицах города. На окраине в загоне из цепей стояло большое стадо лошадей, неподалеку вырос лес из воткнутых в землю копий.

Курганцы кнутами гнали пленных через пастбища, мимо шатров и палаток к городским воротам. Лучники расположились на валу, их луки были туго натянуты. На посту у ворот стояли часовые с длинными трубами, вырезанными из бычьих рогов.

За стеной лежал разрушенный город. На грязных улицах стояли лужи. Тела мертвых кислевитов были грудами свалены вдоль городской стены. Над трупами роились бесчисленные мухи.

Пленные прошли по главной улице, через мощеную рыночную площадь с кучами пепла от ритуальных костров и вышли к храму.

Большое гранитное строение, возведенное в честь какого-то божества кислевитов, было разграблено, алтарь осквернен. Широкие окна и двери, за исключением главного входа, были заколочены. Лучшего здания под тюрьму в этом городе было не найти.

Внутри было сухо и сумрачно. Мерцали лампады. Широкий и длинный внутренний зал был расчищен, на пол набросаны одеяла. В храме пахло сухим деревом, пылью и скисшим вином.

Стражники приказали пленным сесть на кишащие вшами одеяла. Разожгли жаровню. Вскоре зал наполнил запах готовящейся пищи, желудки пленных болезненно сжались.

Карл закутался в одеяло. При свете разведенного костра он разглядел алтарь. Утварь и, возможно, святые предметы были сброшены на пол и разбиты. На широком базальтовом цоколе стоял железный гроб. У гроба было четыре ноги в форме птичьих лап, по бокам были приварены рукояти, чтобы тяжелую ношу могли поднять на плечи могучие носильщики. С той стороны фоба, что смотрела в глубь храма, был выкован глаз, веками которому служили сплетенные между собой змеи. Внутри гроба горел огонь, его янтарный свет мерцал в зрачке глаза. Казалось, глаз мигает.

На час или два пленных оставили в покое. А потом раздался грохот тяжелых шагов по каменным плитам и в храм вошел Хинн. Его сопровождали девять крепких носильщиков. Они принесли наковальню.

Хинн склонился перед гробом и снял с головы украшенный птичьим клювом шлем.

Голова его представляла собой отвратительное зрелище.

Лицо Хинна было маленькое и пухлое, как у ребенка. У него не было бороды, но он и не брился. Щетина не пробивалась на его нежной коже. Смазанный жиром гладкий череп был ненормально, гротескно вытянут кверху. Для того чтобы упрятать такое уродство, и потребовался высокий золотой шлем.

Хинну с раннего детства заматывали бинтами череп. Карл как-то слышал о том, что такой обычай существует у самых диких племен Севера. Тугие бинты принуждали мягкий детский череп вытягиваться по мере роста. Голова Хинна от подбородка до макушки была в два раза длиннее, чем у нормального человека, а, когда он поворачивался в профиль, от лба до затылка она была вполовину уже. Лысый череп варвара напоминал повернутое острым концом кверху яйцо с детским личиком в нижней части.

Хинн повернулся от гроба к пленным. Выражение его лица было бессмысленным, почти идиотическим.

— Чар благословляет вас, — произнес он голосом, который был слишком высоким и ломким для такого массивного тела.

По хлопку Хинна вооруженные копьями стражники стали по одному подгонять пленных к наковальне. Носильщики с помощью зубил и молотков избавляли их от оков. В процессе работы они пробили нескольким пленникам икры и по крайней мере одному сломали стопу.

Это была малая плата за избавление от цепей.

Потом курганцы принесли еду.

Еду принесли в нескольких медных котлах. Котлы были наполнены до краев, каждый с усилием несли два курганца, шесты, продетые сквозь ручки, прогибались под их тяжестью. Дымящаяся жирная рыба, тушенная в жире и конском молоке. Горячий коричневый суп с крупно порубленными овощами и жирными кусками баранины. Зерно и чечевица, сваренные в густом мясном бульоне. Вдобавок ко всему этому деревянные подносы с горами теплых овсяных лепешек.

Носильщики поставили котлы в центре зала. Пленные не отрывали глаз от этого изобилия. Кто-то заплакал, кто-то заскулил по-собачьи. Никто не смел шевельнуться.

Хинн улыбнулся. Улыбка у него была омерзительная.

— Ешьте, — сказал он.

Это… это был самый добрый жест со стороны северян за все время, что Карл был в плену.

Пленные как обезумевшие кинулись к котлам. Они жадно проглатывали пищу, давились, рвали на куски лепешки и запускали руки в горячую еду, не обращая внимания на ожоги и волдыри. Они набросились на еду, как стая изголодавшихся волков на добычу, и рвали ее зубами, обжигая губы, языки, пальцы. Они поглотили так много и так быстро, что большинство пленных повалились на пол без чувств или впали в ступор. Кто-то рыгал, кто-то задыхался от кашля.

Это была самая вкусная еда в жизни Карла Воллена.

Снова появились носильщики. На этот раз они бросили в толпу насытившихся тел кожаные бурдюки с питьем. В бурдюках была жидкость, напоминавшая по вкусу молодое вино. Пленные осушали бурдюки, поддерживая их на высоте и вливая сладкую, крепкую выпивку друг другу в глотку.

Они хохотали, их лица лоснились от жира, в бородах блестели капли бульона. Карл отыскал фон Маргура и помог ему подобраться к одному из котлов.

Пока меченые пленники поглощали еду и питье, Хинн с подручными обошел храм, швыряя на жаровни коробочки с какими-то семенами. Вскоре сухой ароматный дым заполнил зал. Вдыхая его, осчастливленные едой пленники начинали выть и смеяться до слез. Они плясали с разинутыми в восторге ртами, из глаз у них струились слезы. Один пленник досмеялся до того, что у него начался приступ удушья.

Горячий сухой дым заполнил весь зал. Хинн с подручными покинули храм. Кашляя и спотыкаясь на каждом шагу, одуревшие от опия пленные бродили по залу. Кто-то продолжал корчиться от смеха. Остальные растянулись на полу и громко храпели, желудки их были переполнены. Двоих пленных вывернуло наизнанку, и они в изнеможении упали на пол. Вылизанные медные котлы катались на боку по разбросанным вокруг одеялам. Фон Маргур рухнул на груду одеял и принялся стенать и плакать. Карл, вращая головой, уселся рядом. Глаза его были полны слез, но он продолжал истерично хихикать. Один из меченых, копьеносец из Карроберга, добрел до алтаря и нацепил на голову оставленный Хинном золотой шлем с птичьим клювом. Он начал отплясывать перед алтарем. А те, кто еще был в сознании, так дико хохотали, что казалось, их вот-вот разорвет на части.

Карл, смеясь, поднялся на ноги. Его качало из стороны в сторону. В руке он сжимал спрятанного в складках одежды «настоящего убийцу».