Роберт Асприн - Воровское небо

— Подтверждаю, — выдавил Синн сквозь стиснутые от боли зубы. Хотя его ребра перебинтовали и смазали бальзамом, ему придется несколько недель поваляться в кровати. Но он настоял на своем участии в спектакле под названием «арест Жабы».

Бакарат наконец-то осознал свое полное поражение. Он замолчал и повесил голову. Стражи Уэлгрина связали ему руки.

Выходя из комнаты, Жаба поднял свою уродливую голову и бросил на Марьят полный злобы и ненависти взгляд.

Этот взгляд лучше иных слов говорил о том, что он не успокоится, пока не расквитается с победительницей.

— Не волнуйтесь по поводу этой туши, госпожа, — сказал Уэлгрин, выталкивая Бакарата из комнаты. — Он надолго составит компанию тюремным крысам. Надеюсь, они не слишком испугаются такого соседа.

Уэлгрин и его люди вывели арестованного. Потом пришла Даней, жена хозяина гостиницы, и помогла Синну вернуться в свою комнату.

Марьят повернулась к торговцам.

— Итак, друзья, не пора ли нам выпить в честь картели «Аквинта»?

Все радостно согласились. Вошли Дарсия и Тимок, неся бутылку прекрасного аквинтского вина. Договор скрепили тостом.

Потом лорд Факельщик представил более официальное соглашение, под которым подписались все торговцы.

Так был создан и зарегистрирован картель «Аквинта».

В Санктуарии стоял чудесный весенний день, когда Марьят и трое ее внуков осматривали землю, приобретенную картелем «Аквинта».

— Здесь работы непочатый край, — обратилась Марьят к Келдрику, Дарсии и Тимоку. — Но мы никогда не боялись тяжелой работы. На этой земле мы построим новую Аквинту.

Она задумалась.

— Келдрик, — сказала ранканка, разворачивая мальчика лицом к себе. — Ты глава нашей семьи. Ты должен научиться управлению, как научился быть мужчиной. Я знаю, ты сумеешь, потому что ты истинный сын своего отца и деда.

Она помолчала, глядя на амбар внизу. Скоро его перестроят под усадьбу, которая станет для них домом. Как и роскошный особняк, который снял им лорд Факельщик.

— Дети, это наш дом. И наша виноградная плантация, где мы будем собирать наш виноград. Мы отстроим все заново, с самого начала.

Над Санктуарием разгоралась заря нового дня. Дня, в котором жила надежда.

Диана Л. ПАКСТСОН

РТУТНЫЕ СНЫ

— Аглон ?! Я думала, тебя убили!

Он стоял в дверях ее комнаты — неясная фигура, обрисованная лунным светом, который сочился сквозь полупрозрачные занавеси. Ни у кого другого не могло быть таких чудесных широких плеч, таких восхитительных черных кудрей.

— Не ожидала, что они пропустят тебя сюда, наверх, в такой час. Или ты пришел с каким-нибудь поручением? Но зачем они сказали, что ты умер? — Джойя присела в кровати, призывно откинув одеяло. Было уже очень поздно — в Доме Сладострастия стояла гробовая тишина.

Он не отвечал. Высокая фигура слилась с тенью, когда он шагнул вперед, к ней. Вот он уже рядом с кроватью. На него снова упал лунный свет. Он был совсем рядом — бледный, как прекрасная мраморная статуя юного бога — такой бледный… Ослепительно белая кожа — и черная дыра поперек горла, в том месте, куда вошло лезвие ножа… Она открыла рот, чтобы закричать, но его прикосновение заморозило ее.

Холод! Ее пронзил смертельный холод…

— Клянусь сиськами Эши! Джойя, ты что, рехнулась?

Роскошный полог кровати приглушил звук пощечины. Жалобно всхлипнув, девушка откинулась на шелковые подушки.

Темная фигура шевельнулась.., щелкнул кремень, брызнули искры — и в лампе затеплился огонек. Вначале слабый, неровный, он разгорался все ярче и ярче.

— Но ты — не Аглон!

— Аглон откинул копыта! Ах ты, маленькая сучка, ты пропустила через себя столько мужиков, что даже упомнить не можешь?

— Ричи… Ах! — Девушка перевела дыхание. Она повернулась, приподнялась на локте и откинула со лба растрепавшиеся медно-рыжие кудряшки. — Хвала богам! Я уж подумала, что явился призрак Аглона.., за мной! Как я испугалась!

Девица потянулась к мужчине, но поздний гость грубо оттолкнул ее руку. Мужчина был очень молод. На его гладкой груди быстро вспухали красные полосы — следы от ее ногтей.

— Ричи, миленький… — зашептала Джойя. — Ты ведь не станешь сердиться только оттого, что у меня по ночам бывают кошмары? Смотри, я уже совсем проснулась… Зачем терять время попусту — ночь ведь еще не кончилась…

— Сомнительное удовольствие, если всякий раз, как я до тебя дотронусь, ты будешь думать, что это Аглон! Наверно, для тебя все мы, стражники, на одно лицо! — Его голос звенел от обиды.

Девушка с трудом удержалась, чтобы не улыбнуться.

— Ах, Ричи, это был всего лишь кошмар! Мне померещилось, вот и все. Мне наплевать на всех остальных теперь, после того как я узнала тебя! — На этот раз мужчина не стал противиться ее ласкам, но приступать к решительным действиям все еще не спешил. — Смотри — это все, что он мне подарил! — Девушка взяла с ночного столика небольшой металлический шарик. В отражен ном свете лампы гладкий металл заиграл, как жидкая ртуть. На столбике кровати висел пустой кисет — она сняла его и бросила шарик внутрь. — Возьми себе, Ричи. Мне эта игрушка больше ни к чему!

Как Ричи не был рассержен, молодое здоровое тело взяло свое. Руки Джойи становились все смелее, все настойчивей…

— Ты меня всего исцарапала… — хрипло сказал он, поворачиваясь наконец к девушке.

— Мои поцелуи немного вознаградят тебя, правда?

Стражник застонал и рывком сдернул покрывало, которое девица успела накрутить вокруг его талии.

— Он являлся мне… Этой ночью. Это было ужасно…

Джойя отпила маленький глоточек из фарфоровой чашки, которую Валира чуть ли не насильно сунула ей в руку. Потом отставила чашку на столик. Валира вздохнула. Ей было двадцать два года — даже по меркам Дома Сладострастия она считалась еще довольно молодой. Под стойкой дорогой краской, от которой ее волосы, иссиня-черные, как у всех илсигов, приобрели оттенок червонного золота, не таилось ни единого седого волоска. Другие девушки относились к Валире почти как к матери — наверное, оттого, что только у нее была маленькая дочка.

— Ты была с Ричи?

— Он заплатил за целую ночь, — объяснила Джойя. — В моем кошмаре я приняла его за Аглона и бросилась драться. А Ричи вздумал ревновать, когда выяснилось, что к чему.

— Молокосос… А ты, наверное, думала, что он тебе посочувствует? Они с Аглоном были приятелями… — сказала Валира, пристраивая поудобнее локти на инкрустированной дорогим деревом столешнице. Стол был новый, как почти вся остальная обстановка, как почти все, что было в Санктуарии на виду. Внешний блеск и роскошь прикрывали то, что таилось внутри, как фиговый листок, ничего, в сущности, не меняя.