Иван Безродный - Аэлита. Новая волна: Фантастические повести и рассказы
Это лелеяние безысходности было нарушено грубо и вероломно — звуком извне. Звуки были покашливаниями, вздохами и руганью Исаака Абрамовича.
Из своей клетки Дегтярев видел, как Зингельшухер буквально прополз в комнатку, предназначение которой даже не пришлось угадывать, — Исаак Абрамович не удосужился закрыть дверь и принялся с остервенением извергать содержимое желудка.
— Этого не может быть, — заявил Исаак Абрамович Олегу. — Это просто невозможно. От тебя невозможно заразиться смертельной болезнью. Так, — профессор закатал рукав девственно чистого халата, выудил из белоснежной бездны кармана шприц, плюхнулся на пол, — надо прогнать себя через тестер, — продолжал он убеждать себя.
Коллекционер болезней потянулся к шкафчику, стоявшему неподалеку, вынул из его чрева какой-то шланг, перетянул — с опытом многолетнего наркомана — себе предплечье и вогнал стерильное железное жало в ртутный поток вены. Но вместо того чтобы впустить в себя радужные пузырьки снов, шприц забрал часть того, что бурлило в Исааке Абрамовиче.
— Я убежден, — дрожащим от страха и отчаяния голосом пролаял Зингельшухер, — что этот приступ не имеет никакого отношения к моим экспериментам. А обморок — всего лишь следствие переутомления.
Олег поцокал языком и покачал головой в притворном сочувствии:
— Бедный, бедный профессор. Интересно, какого цвета волдырями ты покроешься? — Дегтярев с садистским наслаждением смотрел на трясущиеся губы и посеревшее лицо Исаака Абрамовича. Он решил, что не стоит развеивать обреченность профессора рассказом о визите Лейбена, вследствие которого Зингельшухер и отключился. Вернее, был отключен. Зато теперь у Олега появилась любимая тема разговора с любимым профессором. — Ну же, мой мальчик, не стоит так расстраиваться — мы все умрем… Кто-то раньше, кто-то позже. Но я уверен, такие сволочи, как ты, просто обязаны умирать в муках — в этом есть высшая справедливость. Злодеи умирают не только в сказках. Может, укололся или вдохнул что-нибудь не то?
Профессор в течение дня раза четыре прогнал свою кровь через тестер и, не найдя ровным счетом ничего опасного, немного успокоился, хотя некоторые сомнения — так уж устроен человек — все равно остались, и Дегтярев, прекрасно это понимая, как мог, играл на нервах Исаака Абрамовича.
Дни превратились в цепь беспамятства и пробуждений; время протекало где-то в другом месте, стороной обходя клетку с запертым в ней человеком, единственным развлечением которого были язвительные нападки на другого несчастного в белом халате, время от времени появлявшегося в поле зрения.
Сейчас, однако, в поле зрения Олега был совершенно другой человек — светловолосый мальчишка-подросток с постоянно меняющимся цветом глаз, хрупкий настолько, что невольно начинаешь задумываться, как он-то здесь оказался?!
— Сегодня ты выглядишь гораздо лучше. — Дегтярев поскреб успевшую отрасти бороду.
— Спасибо. — Лейбен улыбнулся. — Сейчас я и чувствую себя не в пример лучше.
— И каково быть призраком?
— Лучше, чем в клетке, уж поверь. — Увидев, как сильно погрустнел после этих слов Дегтярев, Альберт решил поделиться новостями. — Недавно разыскал Вампира. Он неплохо устроился — стоит в охране гравитатора — сердца Купола, да, по сути, и всей лунной цивилизации. Случись что с гравитатором, и прощай все живое вне Колпака.
— Ты вроде что-то про отпрыска Иржи Мледича хотел мне рассказать.
— Он раньше за льдом за пределы Купола ходил — лед и прочее необходимое для жизни, чего здесь нет, в капсулах с челноков сбрасывают. Чтобы все это сюда перетащить, нужны рабочие, но на эти экспедиции постоянно нападают. Вампир сопровождал караваны вместе с одной из тринадцати групп охранников. Потом его перевели. Сейчас охраняет эту штуку.
— А со мной-то что? — проскрипел Олег голосом, треснувшим от тоски.
— Надежд напрасных не строй: ты стопроцентно не жилец. — В голосе убийцы не было какой-либо жестокости, просто он не видел смысла притворяться, да и… настало время жить без любви. — Сколько тебе осталось и сильно ли ты будешь мучиться, не знаю, но обязательно достану эту информацию. Делов-то — влезть в комп этого червя.
— Спасибо.
— Ты вообще ничего странного в своем поведении не заметил?
— Да нет, — Олег наморщил лоб, пытаясь вспомнить хоть что-то, выходящее за рамки его обычного поведения. Безрезультатно.
— А ты не чувствуешь слабости, там, головокружения, тошноты? — Альберт сказал это так, что Дегтярев понял: с ним точно что-то происходит, но сам этого не осознает. А вот Лейбен знает.
— Это все оттого, что ты слишком мало спишь. Истощение организма.
— Наоборот. Я сплю слишком много. И это ненормально.
— Это тебе только кажется. — Лейбен сел на корточки. Видно было, что он ведет внутреннюю борьбу. В конце концов он шумно выдохнул и, не глядя Дегтяреву в лицо, тихо начал:
— Распад личности, Олег. Причем одна часть не ведает, что творит другая. Вначале доминировал ты, теперь же… Обычно при распаде личности обе составляющие тянут одеяло на себя одновременно. У тебя же есть четкое разграничение: сначала один, потом другой.
— А тот, второй… Он какой? — Дегтярев выглядел так, будто по нему каток прошелся.
— Он чудовище, Олег. Одержим манией убийства: ищет типа по имени Олег Дегтярев, полагая, что он — ключ к его памяти. Самое страшное — он умный. По крайней мере, тебе он ни в чем не уступает.
Кстати, пока ты нужен профессору, он будет тебе помогать. Я видел, как он постоянно вкалывает тебе какую-то бурду, поддерживающую твои силы. Если бы не Зингелыиухер, ты бы давно уже слетел с катушек. У тебя и так мозги кипят — спишь-то ты всего по паре часов в сутки.
— Он просто продлевает агонию.
В ответ Альберт лишь пожал плечами.
— Каким образом вторая личность становится доминирующей?
— Все очень просто (по крайней мере внешне). — Лейбен прикрыл глаза. — Как только твое сознание выключается, на сцену выходит номер второй. Обратное превращение — полностью идентичный процесс с точностью до наоборот. Ладно, скоро профессор вернется. Я пошел.
— Слушай, а чем занимается Зингельшухер, кроме коллекционирования всякой чуши?
— Он хочет уничтожить все живое на Земле. Да-да, не надо смеяться, типичный злодей с манией величия.
— Ты тоже это заметил?
— Он хочет поместить пробирки с культурами в капсулу на борту челнока, а когда челнок будет пролетать над поверхностью планеты, капсула раскроется, и пробирки разобьются о тротуары Мегаполиса. Очаги заражения вряд ли удастся локализовать, по Земле пойдут волны эпидемий самых ужасных болезней, вирусы большинства которых склонны к мутациям почище гриппа. Человечество стремительно катится в пропасть. В жалких останках живой плоти еле улавливается подобие некогда процветавшего вида homo sapiens — вот чего он хочет. — Мотивирует это тем, что Единый Совет ежовыми рукавицами пытается вылепить идеальное общество, в то же время безжалостно уничтожая абсолютно всех неподходящих под стандарты. Все довольны. Кто не согласен, того очень скоро депортируют на Луну. Он часто называет земное общество кривым зеркалом с искаженными устоями и моралью.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});