Виктория Абзалова - И на всех одна звезда

И Сивилл смотрел, учился смотреть… И понимал почему мастера следует называть именно так, и что такое настоящий мастер. А еще понимал, что даже если мастер сделает с ним тоже самое, что двое братцев из Маура с Диниэром, — то все равно теперь от него никуда не уйдет! На коленях умолять будет, чтобы не бросал, научил…

Позже, вымотанный Дамон устало объяснял ему, грея пальцы о заботливо подставленную хозяйкой кружку:

— Я могу сломать его, выдернуть обратно. Сбить с 'Тропы', но это ничего не даст. Обычно, умирающего легко удержать, потому что любой человек, да и нечеловек, в какой бы ситуации он не оказался, любит жизнь и в глубине души не стремится с ней расставаться. Привязанности, чувства, незаконченные дела — тоже нелегко отбросить. Но здесь, переломив его волю, я окончательно сломаю и его самого… Сейчас я могу только звать, но сомневаюсь, что он захочет вернуться…

Юноша слушал объяснения, широко распахнув глаза: если для мастера ЭТО 'легко', то что же тогда сложно?

Мрачное подобие лекции прервал пронзительный крик из комнат, кружка полетела в сторону.

— Ингер!!!

Вначале мысли метались как загнанные перепуганные зверьки. Диниэр панически вслушивался в себя, пытаясь понять, что же в нем изменилось. Что не так? Что успела исказить Тьма в его 'я', а что просто память о беспрерывных страданиях, раз за разом преподносящих лишь новую версию кошмара…

Не находил.

Он запутался, жадная бездна разлома в его душе стала еще шире и глубже. Тьма коварна… Что если она только затаилась? Какую страшную язву он теперь в себе несет…

Нет! нет!! не хочу… — Динэ мелко дрожал, уткнувшись в подушку, — Я не хотел этого… Со мной ЭТО сделали! Как и все остальное… Я поправлюсь! Я преодолею все, я же Страж… Я смогу! Только нужно чуть больше сил…

Но теперь все было иначе. Он больше не мог утешать себя хотя бы тем, что чтобы не творили с его телом, душа — оставалась незапятнанной.

Он тихо плакал. Он никогда столько не плакал, как теперь. Даже в самом раннем детстве. Среди Дивного народа, а тем более в его семье, — бурное проявление чувств не приветствовалось. Наставник и вовсе предал бы его публичному порицанию за такую слабость! Не пожалел бы лучшего из группы…

Да, он всегда хотел быть лучшим! Он всегда был лучшим! И самым гордым… Что осталось от его гордости, и почему так хочется чтобы хоть кто-нибудь его сейчас просто пожалел?

Пожалел?! Темный уже однажды пожалел его, и чем это обернулось… Теперь Диниэр со всей отчетливостью понимал, что должен был умереть. Он должен был умереть, потому что не смог исполнить долг Стража. Он должен был умереть прежде, чем от него остался лишь скулящий от страха и боли ошметок в руках палачей… Он должен был умереть прежде, чем маг Фейт его нашел и…

Он — не хотел умирать!!

Особенно теперь. Он снова отчаянно, до колотья в груди, хотел жить! Исподволь, незаметно, — и тело, и дух восстанавливались. Пусть понемногу, неуверенно, но упорно. Оказывается, он и правда поверил, что он в безопасности, что самое ужасное позади! Что он скоро сможет вернуться домой.

Дом… Диниэр закрыл глаза и попытался представить то, что вспоминал совсем недавно, несколько часов… веков назад. Ничего не получилось. Только удушающий мрак перед глазами. Пусто. Темный говорил, что ничего не изменилось, что природа мудра и по-прежнему любит свое дитя, что их связь крепче, чем та, что возникла, и лес примет его, пропустит…

Это не имело значения! Темный просто не понимал, что он не может вернуться в Альвэлинде. Не таким. Оскверненным во всех смыслах этого слова.

Он никогда не вернется!! — Диниэр вытянулся, широко раскрывая невидящие глаза.

Смешно… Он боялся боли и пыток, а сейчас готов был целовать каленое железо, если бы это могло что-то исправить! Он боялся вторжения мага в свой разум и память… Смешно! Хотя мага он боялся не зря…

С какой стороны посмотреть… Но и это уже не имеет значения!

Он некоторое время малодушно искал способ скрыть от собратьев случившееся, но почти сразу же понял, что это невозможно. Диниэр всем сердцем хотел бы поверить, что отец и Высокий найдут способ его исцелить… Однако давно заученная истина, что изначально чистой душой Тьма завладеть не может, — не оставляла ему даже иллюзий.

Каким бы не был его изъян, Тьма нашла червоточину, и все, что ему сейчас оставалось — это уйти!

Так, как полагается. Парадокс, но прямое самоубийство для эльфа едва ли не больший позор, чем, скажем, групповое скотоложество — настолько же омерзительно! Иное дело 'Тропа', - путь освобождения для усталой души, если у тебя достаточно твердости, чтобы им пойти… В его случае — путь очищения.

Это оказалось даже чересчур легко, хотя некоторое время Диниэр ощущал чужое присутствие: как-будто чей-то голос настойчиво звал его обратно. Это тревожило. Тревога вызывала недовольство и раздражение… Они мешали. Они означали возвращение к боли, бедам и страхам… Диниэр не хотел возвращаться. Он действительно очень устал.

Однако вновь кто-то настойчивый теребил его и тянул обратно: словно звонкий голосок выкликал заблудившегося: Динэ… Динэ…

Динэ!

Не надо! Не стоит… — ответил бы он, но что-то бесцеремонно ухватило и потащило. Зачем? — хотел спросить он, — Разве стоит возвращаться к такому… Разве стоит помнить и жить с ЭТИМ… Диниэр развернул себя, распахивая свою память и не утаивая из своего бремени ни грана перед тем, кто заглядывал в него…

Обратно в жизнь его вышвырнул детский пронзительный крик.

Влетевший вслед за магом Сивилл увидел, как Фейт рванул к себе дочь, разворачивая одеревеневшую, застывшую девочку и обрывая ее контакт с эльфом. Он впился пальцами в виски Ингер, бросаясь как в омут, в черные глаза, ставшие сплошным стынущим мраком: безумно расширенные зрачки, казалось не оставили места даже для белка.

Юноша не мог определить длился ли транс наставника часы или лишь несколько секунд, — время остановилось, пока Фейт пытался вернуть дочь в сознание. Не понимая, что могло произойти и разрываясь от желания помочь при полном своем бессилии, напуганный Сивилл отступил, растеряно оглядываясь… И внезапно встретился взглядом с эльфенком, который забился в подушки, сверкая сквозь упавшие на лицо немного отросшие волосы потемневшими до густо сапфирного цвета глазами.

— Ты… — в следующее мгновение Сивилл уже тряс его за ворот сорочки, задыхаясь и давясь словами, — Ее-то за что?! Она же маленькая! Она ж тебя лечила! Из-за тебя, твари остроухой, плакала!!

Какая-то небольшая часть его существа пребывала в шоке от подобного абсолютно не свойственного ему способа выплеснуть эмоции: юноша был в шаге от того, чтобы самым недостойным способом пересчитать эльфенку зубы, наплевав и на раны, и на то, что пять минут назад сам за него волновался. Но предательство по отношению к девочке, искренне и бескорыстно согревавшей их всех теплом своего сердечка, угроза ребенку просто не способному ни на что дурное, — вдруг задели в нем что-то, о чем он до сего момента и не подозревал.