Алекс Готт - Белый Дозор

Из наиболее удачных проектов последних лет приходит на память проект «СПИД», поддерживающая терапия которого стоит весьма серьезных денег, проект «атипичная пневмония», во время которой только марлевых повязок было продано по всему миру на три с половиной миллиарда долларов, проект «птичий грипп» — вакциной против которого основательно запаслись напуганные страны, после чего выяснилось, что вакцинацию против этой формы гриппа лучше вовсе не проводить, так как толку от нее никакого нет, а, наоборот, происходит только вред. Сумма, истраченная на вакцину от птичьего гриппа, также отличается от суммы, истраченной на грошовые марлевые повязки, как маленькое и одинокое гречишное зернышко — от персиковой косточки. Здесь сумма исчислялась в половину триллиона, из которых пятьдесят процентов составила прибыль «Ассоциации».

Подобных проектов у «Ассоциации» достаточно для того, чтобы, по крайней мере, ежегодно пугать мир новой «эпидемией». В разработках проектов принимает участие большое количество передовых ученых-биологов, и покойный Саи, поплатившийся за свою честность и совестливость, также был одним из них. Самым долгим проектом «Ассоциации», от которого она никогда бы не отказалась, являлся проект «Cancer», или «Рак».

Глинкину, до которого информация о том, что происходило в НИИСИ, доходила только в виде неподтвержденных слухов о разработке универсального суперпрепарата для лечения всех форм онкологических заболеваний, как воздух был необходим серьезный осведомитель. Будучи человеком с тонким аналитическим мышлением, Глинкин увидел в несостоявшемся назначении Квака несомненный шанс воплотить мечту о платном стукаче. И тогда он поручил начальнику своей службы безопасности, одной из мощнейших в стране, следить за каждым шагом Квака.

— Докладывать мне лично о том, в какую сторону прыгает или собирается прыгнуть этот жаба-Квак! — потребовал Глинкин от своего «безопасника». — Круглосуточно! Даже когда я сплю, сижу в туалете, смотрю футбольный матч, даже тогда!

Спустя четыре дня Глинкин получил сведения о том, что Квак собирается в командировку в Венгрию, и распорядился забронировать для себя билет рядом с местом Квака, что и было тотчас исполнено в соответствии с его указанием. На личном самолете Глинкина в Будапешт срочно вылетели шестеро детективов из его службы безопасности, чьей задачей было прикрывать шефа и его визави от возможного наблюдения Службы внешней разведки. Опасения были напрасными, на Квака ничего такого не было и следить за ним никто не собирался, но, как рассудил Глинкин, «лучше перестраховаться», поэтому на рейсе Москва — Будапешт вместе с ним летели еще двое детективов.

Знакомство Глинкина и Квака состоялось в самолете, причем Квак сам всё упростил, первым обратившись к магнату со словами:

— Вот уж никогда бы не подумал, что сильные мира сего путешествуют наравне с нами, мелкими сошками. Видимо, что-то изменилось в окружающей среде, если вы оказались здесь.

— Кризис, — улыбнулся Михаил Петрович, — кризис, дорогой Александр Кириллович, велит экономить буквально на всём. А потом ведь, когда гора не идет к Магомету, то Магомет особенно не комплексует по этому поводу, а берет билет и летит куда нужно и не сетует на отсутствие комфорта, к которому привык, летая в собственном джете с кожаным салоном и поваром…

— Японцем? — с улыбкой, играющей на тонких губах, предположил Квак.

— Мимо. Грузином, — ответно улыбнулся Глинкин, и оба рассмеялись получившейся удачной шутке.

Они говорили на общие темы, и во время недолгого перелета Глинкин сознательно оттягивал разговор о главном. «Сразу брать быка за рога было бы дурным тоном, — рассудил Михаил Петрович. — Ведь я, фактически, хочу предложить ему работать на меня, стать моим, так сказать, сотрудником. Надо поближе узнать человека, в конце-то концов, а то вдруг окажется таким „г“ на палочке, что даже в качестве суперосведомителя не пригодится. Всякое бывает…»

Более тесное их общение продолжилось уже после посадки самолета в Ферихеде, во время неспешных прогулок в золотых садах острова Маргит и по набережным величественного Дуная, несущего свои воды вдоль берегов, на которых раскинулся красивейший из городов земных — Будапешт.

Вигадо, Грешэм, Будайская крепость — все жемчужины этого города, при осмотре которых от великолепия архитектуры слегка кружится голова и становится невероятно легко на сердце, город, воспетый Ремарком в нескольких словах, но так, что было это сделано в миллион раз лучше, чем в любом, самом представительном туристическом проспекте, стал прекрасной декорацией к спектаклю под названием «Вербовка», сыгранному Глинкиным прекрасно.

Магнату было легко общаться с обиженным на жизнь ученым. Кроме всего прочего, их сближал сходный возраст (Кваку было неполных 46, а Глинкину не так давно исполнилось 50 лет), и что самое главное — особенно удавалось это общение благодаря наличию у Квака нереализованных амбиций, которые тот и не думал скрывать. Квак дал понять, что он считает себя несправедливо обманутым, о чем с горечью сообщил своему новому знакомому:

— Я так много сделал для становления этого института, я имею вес в научном мире, а все лавры достаются какому-то смазливому юнцу! Еще неизвестно, через какое место он получил это место! — запальчиво вскричал Квак.

— Считаете, что «там» пристраивают своих, гм, постельных и однополых протеже? — с задумчивым вниманием спросил Глинкин и тут же сам себе ответил: — Хотя, возможно, вы правы. Этот бывший министр, с бородкой… Понимаете, о ком я?

Квак только рукой махнул в ответ. Кто ж этого не знает…

Со своей стороны, умный и хитрый Квак отлично знал, кто такой Глинкин, и прекрасно понимал, зачем тот придумал весь этот спектакль с якобы случайной встречей в самолете. Желание Квака отомстить системе, которая его, как он считал, отвергла, и лично Спивакову быстро нашло согласие с намерением Глинкина щедро платить за интересующую его информацию.

— Мне известно, — говорил Глинкин, задумчиво вертя в пальцах багровый черенок золотого кленового листа, подобранного им прямо на мостовой, — что вы работаете над созданием препаратов нового поколения. Видите ли, кое-что просочилось ко мне и сквозь ваши стены. И я хотел бы знать, как продвигается такая работа, на каком она находится этапе, насколько велика вероятность ее успешного, подчеркиваю, именно успешного завершения. Прогнозы неудач меня интересуют в меньшей степени, так как неудачи временны, а успехи и большие победы — это навсегда. Вот, скажем, онкология. Я слышал, что перед вашим институтом поставлена задача разработки целой семьи противораковых средств. Разумеется, любые подробности в этом деле, как говорится, на вес золота.