Алан Троуп - ЛЮДИ КРОВИ

– Питер, – обращается ко мне Чарльз, – теперь Элизабет твоя. Защищай ее.

– Элизабет, – обращается Саманта к дочери, – Питер теперь твой. Постарайся, чтобы он никогда не страдал от отсутствия заботы и пищи.

Дерек подводит к нам ямайца, того самого, которого он выбрал, и заставляет его опуститься на колени.

– По нашим законам, Питер, жена охотится для своего мужа, и ему первому предоставляется право отведать пищу, добытую ею. Элизабет поймала вот этого сегодня, готовясь к пиру. Откусив свой кусок, ты дашь ей понять, что взял ее в жены.

Я чувствую, как учащенно начинает биться сердце Элизабет. И мое сердце пускается вдогонку. Мы оба осознаем, что очень проголодались. Элизабет стоит полоснуть когтем мужчине по горлу – и он падает ничком. Густой запах горячей свежей крови наполняет комнату. Мне хочется начать трапезу одновременно с Элизабет.

– Нет, Питер, – возражает она, и я слышу, как эти слова зарождаются у нее в голове, – ты должен откусить первым. Пожалуйста.

Чарльз и Саманта одобрительно кивают, когда я нагибаюсь и вонзаю зубы в добычу Элизабет. Я выдираю кусок мяса и пожираю его. Потом Элизабет присоединяется ко мне, и мы едим вместе. Мы почти не замечаем, как другие члены семьи выбирают себе жертв из людей, сбившихся в кучу в углу. Они пируют, наливают себе из зеленого кувшина вина из Слезы Дракона, смеются, хвастают друг перед другом своей добычей. Чарльз за едой рассказывает о капитане Джеке и его славных предках. Дерек пытается вставить слово, но ему не дают. Вся комната залита человеческой кровью.

Мы с Элизабет откусываем одновременно, инстинктивно прижимаемся друг к другу. Утолив голод, мы чувствуем, что у нас есть и другие потребности.

– Питер!

– Элизабет!

Мы произносим это одновременно и смеемся.

– Я знаю, что ты сейчас чувствуешь,- говорю я.

– И я чувствую, что тебе приятно это узнать, – отвечает она.

– Ради всего святого, избавьте нас от ваших нежностей! – беззвучно обращается к нам Чарльз.- Займитесь этим в своей комнате!

Уже не помню, как мы туда добираемся, но, в конце концов, мы с Элизабет оказываемся на постели из свежего сена в ее комнате. Мы нежно дотрагиваемся друг до друга, внимательно друг друга изучаем. У нас все общее, даже чувства, сделавшиеся вдвое сильнее от этой общности.

– Так вот, значит, как ты это чувствуешь, Питер? – Элизабет прижимается ко мне, задыхаясь от новых, неведомых ощущений. Я знаю, что она готова, да и я так напрягся, что мне почти больно.

– Да! – произносим мы в один голос, и я вхожу в нее.

Она принимает каждую мою молекулу, а я – каждую ее. Слившись друг с другом, мы движемся в ритме, идеальном для нас обоих, ускоряем и замедляем темп, не сговариваясь, стонем, рычим, царапаемся и кусаемся одновременно. Мы не думаем ни о чем, наши легкие неустанно поглощают воздух, сердца несутся наперегонки. Каждое наше чувство обострено до предела. И вот, наконец, мы достигаем последней черты, последнего взрыва,- вместе, слившись в одно целое.

Потом мы лежим рядом, улыбаясь, голова к голове, наши лапы, наши хвосты сплетены, наше дыхание перемешано. Я разрешаю себе почувствовать то, что ощущает она,- счастливые содрогания, пробегающие по ее телу. Она вытягивается, выгибается, я наслаждаюсь ленивой негой, которую она испытывает от каждого движения… и улавливаю еще кое-что. Это почти неразличимая, мимолетная мысль, скорее, отблеск мысли.

– Наш сын, Питер… – говорит Элизабет, – во мне растет твой ребенок.

Мы одновременно забываемся сном. Прохладный вечерний ветер задувает в окно, заставляя нас еще крепче прижиматься друг к другу. Сны Элизабет смешиваются с моими. Вот ее воспоминания о моем острове, которого она никогда не видела. Вот лица ее родственников наплывают на меня вместе с лицами моих родителей… Мои… то есть ее… вернее теперь наши воспоминания об охоте, море, любви, полете…

Элизабет осторожно будит меня перед рассветом. Я уже чувствую, что дистанция между нами вновь увеличивается. Хочу крепче прижать ее к себе, как будто это может помешать неминуемому отдалению друг от друга наших душ и тел, о котором ее мать предупреждала нас.

– Питер, – говорит Элизабет, – у нас были такие чудесные общие сны… А потом… один твой сон напугал меня.

– Какой?

– Я точно не знаю… Всего не вспомню… Но это было что-то, что мешало тебе, нет, скорее, угрожало нам.

– И что же было дальше? – я нежно глажу ее хвостом.

– Не знаю. Я не помню четкой картины. Я не поняла, почему это нам угрожает. Только помню, что ты хотел защитить меня.

– Ну разумеется, – киваю я. Там еще что-то было… но я… нет, я не знаю… -

она болезненно вздрагивает. Потом успокаивается, прижимается ко мне. Я прислушиваюсь к ее спокойному дыханию, стараясь дышать в такт. Перед тем как мы оба снова соскальзываем в сон, она сонным голосом бормочет:

– Питер, а кто такой Хорхе Сантос?

14

– Почему ты просто не убил его? – спрашивает Элизабет, едва я успеваю проснуться и пошевелиться рядом с ней.

Ее слова сразу вырывают меня из полусонного состояния, из того теплого, дремотного убежища, где прячутся наши мысли, изо всех сил сопротивляясь пробуждению. Итак, я просыпаюсь, потягиваюсь, зеваю, стараясь промедлить с ответом как можно дольше. Не хочется впускать Хорхе Сантоса в свое сознание. Я бы предпочел, чтобы Элизабет мирно дремала рядом со мной, но она переворачивается на другой бок и повторяет:

– Так почему ты его не убил?

Сон окончательно покидает меня. Вздохнув, я отвечаю:

– Хорхе Сантос – это всего лишь человек, который не смог вовремя остановиться и перестать преследовать меня. Когда мы вернемся на Майами, я с ним встречусь, отвечу на несколько его дурацких вопросов и пошлю его на все четыре стороны.

Этим все и кончится.

– Не понимаю, – настаивает она. – Ты сказал, что он – всего лишь человек. Стоит ли он того, чтобы встречаться с ним, отвечать на его вопросы…

Действительно, почему я это делаю? Один телефонный звонок Артуро – и Хорхе Сантос быстро и незаметно исчезнет. Но я не могу объяснить Элизабет, что вовсе не желаю убивать брата Марии. Если бы Мария была просто моей добычей, если бы я не знал ее, если бы она была всего лишь одной из сотен убитых мною за много лет, я бы даже не задумался… Но она лежала в моих объятиях, улыбалась моим словам, я решил, что оставлю ее в живых, и… обманул ее. Если Хорхе Сантос по глупости попытается посягнуть на мое имущество и Артуро убьет его, – значит, так тому и быть. Если же нет, я постараюсь отделаться от него по-хорошему. Это единственное, что я теперь могу сделать для бедной девочки.