Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — император

— Можно, — ответил я. — Интересуйся.

Она спросила почти злобно:

— Почему?

Я оглядел ее с сомнением.

— Знаешь, лучше я приберегу тебя для последней битвы.

— А что сейчас?

— Разведка боем, — ответил я хмуро. — С большими потерями.

— И как это будет… долго?

Я поморщился.

— Спешим так, что друг другу ноги оттаптываем. Нужно успеть увидеть их слабые стороны.

— А если их нет?

— Тогда какие именно сильные стороны использовать против них же, — сказал я.

Она бросила на меня быстрый взгляд и тут же посмотрела в сторону.

— У вас получится, ваше величество.

— Если бы только время не поджимало, — сказал я с тоской. — Я вообще-то неторопливей, есть такое животное, по деревьям лазает. Наблюдение за их кораблем установлено, но кто знает, сколько собираются набрать народу? Может быть, пару сотен, а может, и десятки тысяч.

— Предпочли бы, — спросила она, — десятки тысяч?

Я сказал откровенно:

— Еще лучше миллион!..

— Зачем? В неволю?

— Здесь мир будет уничтожен, — напомнил я. — Но чем дольше они будут находиться здесь, тем больше у нас шансов.

Она посмотрела на меня гордо, но я ощутил, что горда за себя потому, что рядом со мной, будем сражаться за человечество рядом, либо победим, либо умрем, все равно все с честью.

— Мы не можем не победить, — произнесла она с убеждением. — Иначе зачем тогда жили? Зачем преодолевали?.. Зачем вообще это все?

Донесся хлюпающий стук копыт, из-за деревьев выметнулся на взмыленном коне молодой парень в легких доспехах из кожи, прокричал с ходу:

— Ваше величество, разведчики докладывают, в окрестностях ни одного чужака! Все до единого в их летающей крепости!

— Прекрасно, — ответил я, — продолжайте. Наблюдайте, имею в виду. Боудеррия…

Она сказала быстро:

— Я только ради этого и спешила!.. Ну как я могу? Это же последний бой!

Я посмотрел на нее с сомнением.

— Бой еще будет. Сейчас только пристрелка. Но, Боудеррия… мои приказы выполнять не задумываясь. Даже самые глупые и дикие.

— Клянусь, — ответила она, не задумываясь. — Сэр Ричард, у вас голова набита колотым льдом, вы ничего не делаете сгоряча! Потому да, я выполню все. У вас не будет слишком уж дикого… ладно, дикое будет, но не глупое.

— Хорошо, — сказал я, — собирайся. Выедем через пять минут. Ты, конечно, не успеешь.

— Успею, — отрезала она. — А вы хотите, чтобы я поехала голой?

Я широко заулыбался, она свистнула, примчался ее конь, я смотрел, как принялась потуже затягивать подпруги, а из барака вышли и пошли в нашу сторону очень деловые Альбрехт и Норберт.

Оба заметили Боудеррию, переглянулись, в их глазах я увидел чисто мужской интерес, но весьма осторожный, это если и женщина, то тигрица, а мы все по-мужски предпочитаем иметь дело с овцами.

Альбрехт чему-то заулыбался, сказал громко и весело:

— А помните, сэр Ричард, как та леди, что оказалась не совсем леди, очень даже не совсем, обрадовалась вам?.. Говорит, что только вы могли укротить ее, как дикую кобылицу…

Боудеррия перестала тянуть ремень, прислушиваясь, даже дыхание вроде бы задержала, чтобы сопением не заглушить какое-то важное слово.

— Я так и не понял, — продолжал Альбрехт в безмятежном веселье, — что она имела в виду?..

Я зыркнул в сторону Боудеррии.

— Заткнитесь, граф. Лучше расскажите, сколько ловушек выкопано по дороге к селу Верхние Ласточки?

— Не знаю, — ответил он простодушно, — но никогда не забуду то утро, когда я пришел будить вас, а из-под одеяла поднялась леди Алисия, которая не леди, вся такая голая, простите, обнаженная, фигура точеная, сиськи во, а это место…

У Боудеррии даже уши вытянулись в нашу сторону.

— Знаете, граф, — сказал я зло, — мне кажется, когда-нибудь ваш труп все-таки смогут найти.

— Ой, — сказал он, — спасибо, ваше величество, и за это…

— Но я не уверен, — уточнил я, — что его смогут опознать. Более того, я почему-то очень уверен, что не смогут.

Он сказал счастливо:

— Спасибо, ваше величество! Я тоже верю, что буду сражаться так люто и буду стоять на ногах, пока меня не изрубят на мелкие кусочки!

Боудеррия неожиданно мягко улыбнулась моей почти детской попытке сохранить такое в тайне, хотя, понятно, мужчин-девственников не бывает.

— Ваше величество, — прокричала она задорно, — я готова!.. Ко всему!

Альбрехт и Норберт переглянулись, Альбрехт буркнул:

— Не вышло, ну и ладно. Мы с вами?

Я ответил надменно:

— А не будете лишними?

— Смотря куда отправитесь, — ответил уже Норберт очень серьезным голосом.

— Сейчас день, — отрезал я. — Чует мое спинномозговое сердце, что и сегодня те твари не выйдут днем. В этом какая-то тайна, но мы ее разгадаем! Вы можете начинать прямо сейчас. Когда вернемся с прогулки, доложите свои соображения. Веские и аргументированные.

Глава 2

Между дальними деревьями словно бы появилось еще одно, только шагающее: Тамплиер, сам как выросший на просторе дуб, громадный и широкий, даже двигается, растопыривая руки, как дерево ветви. Издали поймал меня взглядом и пошел, слегка нагибая голову и глядя исподлобья, будто готовится боднуть.

Я ощутил некоторое напряжение. Хорошо хоть Си-гизмунд чем-то занят, вдвоем они слишком тяжкое испытание для моей гибкой совести, оба слишком правильные и праведные.

Тамплиер заговорил тяжелым бухающим голосом еще издали:

— Сэр Ричард, готовитесь выехать из лагеря?.. Мы с вами.

Он сказал так категорично, что я лишь пролепетал довольно глупо:

— Мы — это Тамплиер Первый?

— Нет, — ответил он и бросил взгляд через мое плечо, — с сэром Сигизмундом.

Я обернулся, Сигизмунд подходит с той стороны, чистый и светлый, сияющий, как в горном ручье серебряная рыбка.

— Да? — спросил он живо. — Как здорово! Наконец-то.

В замешательстве я только и нашелся сказать:

— Да, но… это всего лишь прогулка. Ничего серьезного мы не ожидаем. Днем чужаки почему-то еще не выходили.

— Но могут и выйти, — прогрохотал Тамплиер. — Сэр Сигизмунд?

— Да, — ответил Сигизмунд с готовностью. — Да, сэр Тамплиер!

Тамплиер сказал мощно:

— Мы с вами, сэр Ричард.

Боудеррия слушала молча, но морщилась всякий раз, когда Тамплиер обращался ко мне, как к сэру Ричарду, а не его величеству. Хотя, конечно, привилегию называть меня просто по имени я распространил достаточно широко, но у многих хватает благоразумия не пользоваться или пользоваться только в исключительных случаях.