Бродяга. Копьё Света - Айон91
Еле сдерживал смех Айон, воспрявший духом, откинув на время тоску и печаль. Ему эта ситуация, и льющиеся непроизвольно стихи, приходились по душе. Словно услада, медом на сердце.
— Шэд, я готов слушать это долго, очень долго, — шепотом, но со смехотворным надрывом, сказал дьяхэ, пряча привычный разговор в кулак, словно заходясь диким кашлем.
— Всегда пожалуйста, друг мой, — опустил я руку на его плечо, чуть похлопав, обращаясь к трактирщику вполне обычной речью, не плетя стихотворных кружев и не подбирая рифм: — где я могу найти того мага? У меня к нему есть пара вопросов, — на мою обычную речь, а не приправленную ямбами и хореями, возмутился Этиор, но вслух высказывать свое негодование не стал, а написал на бумаге:
«— Какого дьяхэ ты можешь нормально говорить, а мы нет?»
— Потому что, майн Этиор, я по магическим способностям превосхожу мага, наградившего город стихотворной защитой. Вот и вся причина! — поставил точку, забирая написанный трактирщиком адрес экспериментатора, устроившего жителям и гостям города вынужденную игру в молчанку. — Скоро вернусь, — сказал, покидая трактир.
Эльф и дьяхэ хотели пойти со мной, но я разберусь с «подарком» лично. Да и надо убедиться в личности мага, создавшего такую прелесть. Есть у меня подозрения, что сей экспериментирующий с заклинаниями индивид, мне давно знаком. Слишком похож этот «нечаянный» эксперимент, на случай непроизвольно-льющейся правды из уст жителей города.
Произошел сей инцидент в королевстве Рилия, в таком же небольшом городке, как этот. Странствовал я по своим владениям, чем мог, тем и помогал местным жителям, не важно, людям, зверям, духам, кто нуждался, тот и получал помощь. А плату, кто что даст, то и возьму. Еда, одежда, не важно. И проходя как раз мимо того городка, заглянул на огонек славной хлебницы, окутанной запахом свежеиспеченной выпечки.
Там, за столом, потягивая чай с лимоном, заедая ватрушкой, получая наслаждение от воздушного теста и тающего во рту творога, услышал нескрываемые приличиями слова. Какие-то полные лести, какие-то насмешек, даже предложения откровенного и весьма непристойного характера. А виновником тех речей, не способных оставаться на уме, держа язык в узде, был он:
— Максимилиан, сколько лет, сколько зим? — распахивая настежь дверь, приветствую мага. И с широкой, похожей на оскал пираньи улыбкой, интересуюсь: — Неужели ты забыл обо мне? — это был последний вопрос, перед тем как наказать его за нарушенное обещание более не создавать мешающие людям спокойно жить связки из заклинаний. Под нос ему демонстрируется подписанный кровью и магией договор, обязующий держать экспериментаторские замашки в узде. В противном случае его ждет:
— Милорд! Я больше никогда, клянусь! — упав на колени молил маг, пытаясь дозваться до моей милости, но я уже принял истинный облик, а значит пути назад не будет. Обнажив Ледяное Дыхание, выпустив на волю стужу и мороз, окутав все вокруг льдом, вынес приговор:
— Жизнь без магии! Отныне и впредь! — произнес я, погружая лезвие клинка в узор его магической составляющей, проявившийся по моей воле.
Ее он, как и гласил договор, вверял мне в руки. Клялся магией, и именно поэтому ее он и лишится. Теперь узор дара выжжен, источник более к нему не благосклонен, а та связка из заклинаний, потеряла свою силу. Жители свободны от разговора ямбами, хореями, дактилями, и тому подобными стихотворными формами. Надеюсь, будет довольна и Жрица с Этиором.
Я же, как и гласят мои обязанности смотрящего за порядком, наказал нарушителя спокойствия, покарав его лишением сущего. И со спокойной душой и чувством выполненного долга, покидаю дом Максимилиана, направляясь к трактиру.
16 глава «Джин»
* * *
Ведомые благословением Светлого Храма и верховного Жреца, группа героев с мальчиком, учеником Шэда, двинулись дальше, к Зандру. До него оставалось пара дней пути. А там их ждала еще одна часть копья. Лезвие или хват, узнают на месте. Главное дойти. Ведь пока у путников привал на ночь. У разведенного костра, под запах мясной похлебки, с куском черного хлеба, слышались беседы. Жрица общалась с почтенным Тинтром, братья-воришки с эльфом, Шэд с Айоном, а Этиор, через пламя костра, просто за всеми наблюдал.
В его голове хаотично бегали мысли, готовые вот-вот сложиться в какую-то картинку. Но для полноценного видения и осознания, что дело не так, как кажется на самом деле, не хватало всего нескольких кусочков мозаики. И эти самые кусочки выскальзывали из его рук, и поймать их было не так просто. И даже сейчас, сидя у костра, за всеми наблюдая, внимание и взгляд Ариона все равно возвращался к ним, к Шэду и Айону.
Мальчик, следующий за своим учителем, как хвост, не покидал его и на привале. Был подле. Конечно, объяснялось это состояние ребенка гнетущей ситуацией, поднимающей кошмары прошлого, а также воспоминаниями о моментах, когда его жизнь висела на волоске. Он прошел через страх и боль, и выжил. Но осадок, те страхи, живущие до этого путешествия в самых потаенных уголках памяти, поднялись из глубин души, поглощая без остатка.
Но мысли Этиора почему то уходили в сторону размышлений, что это все часть чего-то большего. Да, мальчик пережил ужас и предательство. Его же собственные родители принесли дитя в жертву забытым богам. А сам мальчик чуть не стал кормом для потусторонних тварей. И у этого есть второе дно? Какое? Этиор пока не знал. Не видел. Нужно больше фактов и странных моментов, наводящих на эти предположения. Тогда у него обязательно выстроиться полноценная картина происходящего. Пока что она неполная.
— Кто-то идет! — голос эльфа нарушил монотонность разговоров у костра. Ильтирим слышал куда лучше остальных, и видел дальше. На вопрос Жрицы: Кто и с какой стороны? Он ответил: — со стороны Зандра. Человек. Один. Поступь — легкая, шаг — медленный. — Внимательнее прислушиваясь, даже закрыв для концентрации глаза, добавил: — слышу переливы струн. Лира или лютня, что-то музыкальное за его спиной, дающее при ходьбе звуковое сопровождение.
— Бродячий менестрель, — с ухмылкой на лице сказал Шэд, — скорее всего, попросится у костра посидеть, да погреться. Споет пару своих лучших песен и пойдет дальше, — против такого вечернего променада путники не возражали.
Светлые авантюристы встречали странствующего барда чашкой горячего супа и краем ржаного хлеба, приглашая к месту у костра. А тот, в благодарность за прием, под переливы лютни, исполнил композицию о длинных, извивающихся ручьем путях, ведущих барда волею Судьбы. С улыбкой и светом благодарности в глазах, Жрица протянула страннику еще одну тарелку с похлебкой. Суп менестрелем был быстро съеден, хлеба
