Троянский кот - Далия Мейеровна Трускиновская
— Я могу и помолчать, мой красавчик, — ответила вдова. — Но кто тебе тогда расскажет, какого страха натерпелась бедная Грета, когда этот жуткий гость ратсмана Горациуса шарил по всем углам. Вот на второй день после того, как Горациус его приводил, богадельню и прикрыли.
— Что еще за гость? — вместо боцмана спросил Георг.
— Ох, этого никто не знает. Он не здешний, — сказала вдова. — Я даже не представляю, какая земля плодит таких уродов. Штаны у него были, как у сапожника из Глейерфурта, с кожаными заплатками на ляжках. Чулки черные, как у этих сумасшедших братьев-обличителей, которые проповедуют, будто море высохнет, а дно загорится; вы таких еще не встречали? Да, главное забыла! Шляпа на нем была остроконечная — вроде тех, какие надевает братство мельников на осеннее шествие, только мельники повязывают зеленые и желтые ленточки…
— Что я тебе говорил, сынок?! — радостно заорал дядюшка Сарво. — Она только штаны и разглядела!
Как и следовало ожидать, вдова описала урода со слов стряпухи, а та действительно обратила внимание лишь на одежду — чего ей уродскую рожу разглядывать? Вспомнились еще длинные седые волосы — хоть косы из них плети, причем седина совсем старческая, желтоватая. Но кое-что путное вдова рассказала: гость ратсмана Горациуса так шарил по всей богадельне, словно искал что-то крошечное; не найдя, поссорился со старыми моряками и убежал жаловаться. На следующий день приходил сам ратсман, пытался чего-то от них добиться, толковал с каждым наедине. И уж тогда ночью богадельню вывезли.
— Может, из-за той загадочной хвори они спорили? — спросила вдова. — Может, этот урод все-таки доктор? Доктора, конечно, ходят туда, где заразная хворь, с красными носами… но кто его, урода, разберет…
— А что, неужели никто из герденских зубодралов и костоправов не приходил в богадельню с красным носом? — и вдова Менгден, и Георг имели в виду приметный головной убор врачей, зеленую шляпу с приделанной к ней маской, а из маски торчит на три гольдских дюйма алый носище с дырками, набитый изнутри всякими хитрыми благовониями, чтобы врач, втягивая воздух, ими дышал, а не заразой.
— Да не видели… Ах ты, Дева-Спасительница, Стелла Марис, неужто и Грета, и Фике теперь вместе с нашими стариками помрут? — запечалилась вдова. — Они и жизни-то хорошей не видали, бедняжки мои…
— Итак! — поспешно провозгласил боцман, чтобы не дать своей давней подружке разрыдаться. — Что мы имеем? Мы имеем урода, которого никто не сможет опознать, если у него хватит ума перерядиться, скажем, в штаны гольдского свинопаса, которые выше колена, и надеть матросскую кожаную шапку с назатыльником! И мы имеем ратсмана Горациуса, который наверняка что-то знает о стариках. И перстень. Это — все. Что скажешь, сынок?
— Скажу, что нужно пойти по следу повозок, — сразу решил Георг. — Наши старички не сапожной дратвой сшиты и не липовым лыком подбиты. Если они решили оставлять на пути знаки, то найдут способ!
— И это будут знаки, понятные только нам, морскому народцу, — согласился дядюшка Сарво. — Значит, нужно, как только откроют ворота, возвращаться на «Варау». Доложим капитану Гроссу — пусть снаряжает экспедицию. Нельзя своих в беде оставлять — Стелла Марис накажет.
— Дядюшка Сарво, — подал голос Ганс. — Я всюду залезу… я в самые узкие окошки лазил…
— В погреб за сметаной? — сразу догадался боцман. — Цыц. Экспедиция будет опасная, это не с мальчишками за яблоками…
— Да нет же! Я вот что… я в богадельню залезу! Через чердачное окошко! Может, там еще какой знак оставили?! — завопил Ганс. — Я все комнаты обойду! Всюду посмотрю! Дядюшка Сарво! Господин Брюс! Пустите!
— Сами хоть к рябому черту в кровать полезайте, а дитя не смейте посылать! — возмутилась вдова, но боцман и Георг нехорошо переглянулись. И больше уже не слушали, что она там выкрикивала и чем грозилась.
Замысел Ганса был прост. Улицы в Гердене узкие, кровли черепичные, с каменными фигурами по углам, чуть ли не над каждой дверью — каменные фронтоны, иные с зубцами, иные с фальшивыми окошками. На крышу богадельни можно попасть с крыши соседнего амбара — даже просто перекинуть доску мостиком к чердачному окну.
По дороге боцман объяснял Гансу про рябого черта — это было герденское словечко, и мальчик его не знал.
— Черт заставляет людей совершать дурные поступки и платит чертовым серебром. Но беду можно исправить, если набрать ровно столько серебра, сколько от него получено, подкараулить его — и швырнуть ему всю горсть прямо в гнусную харю. Честное серебро его обжигает — вот почему у него рожа вся в мелких дырках. Вот только выследить черта трудновато, — боцман вздохнул. — Но если поможет Стелла Марис, если закроет черту дорогу белым крестом…
— Как это, дядюшка Сарво?
— Сам я ни разу белый крест не видел, врать не стану, а знающие люди говорили — вдруг возникает непонятно откуда и висит в воздухе. Иногда из того, что Стелле Марис под руку подвернется. Ансен говорил, что ему покойный капитан Ярхундер рассказывал, что будто бы однажды на юге его дед видел, как в таверне взлетели со стола белые тарелки и составили в воздухе крест.
Георг вполуха слушал давно известную ему историю и думал, где среди ночи раздобыть длинную доску. В том, что Ганс преспокойно пройдет по ней двенадцать футов над улицей, в потемках, на высоте третьего этажа, он даже не сомневался.
Время было такое, что уже ходит по улицам ночной дозор, а морякам с ним лучше не встречаться — вражда застарелая, закаменевшая, уже за пределами разума, не говоря о милосердии. То есть, встречаться можно — если бойцов хотя бы поровну. Но в дозоре обычно четыре человека, а моряков на сей раз всего трое.
Дозорных услышали издали — магистрат распорядился одевать их в нагрудные доспехи и выдавать алебарды с колечками. Эти колечки, надетые ниже лезвия, производят звон, от которого злоумышленники убегают. Таким манером и преступление предотвращается, и стражи порядка остаются целы.
Моряки притаились за каменной скамьей у входа в булочную лавку. Скамья была такая, что и слона бы выдержала, да еще украшенная столбом с каменным кругом, а в круге — чего только нет! Даже слепой, подойдя и ощупав резьбу, понял бы, что заведение принадлежит