Зимний Фонарь (СИ) - Карнов Тихон

— Будь я проклят… — молвит брюнет. Его взгляд тревожно мечется между танцполом и счётчиком. — Мы в очаге Воздействия, — и, замечая, что элегия пребывает, добавляет: — Надо начинать эвакуацию. Немедленно.

Не сговариваясь, друзья разделяются: Алиса несётся к танцполу. Она пытается перекричать музыку. Тщетно.

Внезапно гаснет свет.

Ещё несколько мгновений веселье живёт в сердцах толпы: партнёр не ослабляет объятий танца, и мечтательная девушка кладёт ему голову на грудь, приговаривая, какой тот холодный. Некоторые фотографируются — за облаками пара мелькают вспышки. Всё меняется, когда-то откуда-то сверху ползёт скрежет.

— Послушайте, — севшим голосом обращается к собравшимся Алиса и вздыхает, — народ, мы в очаге.

Массовая рассылка пробуждает десятки протофонов. Оглушает полифоническая какофония: крематорская служба чрезвычайных ситуаций информирует о критическом уровне элегического загрязнения в крае.

Начинается паника. Пока одни выбегают наружу, другие возвращаются за вещами и ищут своих близких. Что-то сбивает Мартене с ног. Она видит проносящихся мимо людей. Кто-то отдавливает ей руку. Девушка едва уворачивается от человека, готового пробежать прямо по ней. В этот же момент её хватают и вытягивают из толпы.

— Где Элиот? — ставя Алису рядом, обеспокоенно спрашивает Фриц и закашливается. — Он уже вышел?

С лестницы тем временем бегут люди. У некоторых из них при себе лишь примитивные «лепестки». Именно защищённые прежде прочих покидают очаг — первичное Воздействие оказывает на них столь несущественное влияние, что у тех находится достаточно сил растолкать очередь на выходе.

— Нет, он пошёл на второй этаж, — сообщает Алиса и облизывает пересохшие губы. — Я найду его. Постарайся пока открыть дверь.

Друг растерянно кивает. Протягивает пару медицинских масок:

— Вот, держи, — говорит он. — Только давайте быстрее.

Мартене крепко сжимает маски. Фриц тем временем пытается организовать толпу и толково объяснить происходящее. Вместе с другими мужчинами он пытается открыть заклинившую створку — не поддаётся.

Носоглотка схлопывается. Резервы лёгких истощены, когда Элиот в числе последних вылетает на лестничную площадку. Хлопок. Раскатистый треск. Стены расползаются в трещинах. Сыпется штукатурка. Оседая, проваливается крыша. Плотная завеса пыли застилает всё вокруг.

Парень из последних сил оглядывается. Хрипло глотая воздух, подаётся к ступеням. Ноги подкашиваются. Он кубарем валится вниз. Тогда же лестницу заваливают обломки.

— Эл! — с возгласом к нему подлетает Мартене и оттаскивает в сторону.

Девушка с надеждой смотрит на выход. Видит размахивающего руками Фрица. Пытается избежать давки. Едва кажется, что он смотрит в их сторону, как кромешная тьма с концами поглощает зал.

Глава восьмая. В объятиях Стикса

«…в первозданном виде элегия служила оружием массового поражения. В местах, где её скопления превышают допустимую норму — около 1.44 единиц в секунду, — она приобретает иные формы: имитирует всё цветущее, мимикрирует под неорганическое. Только цвет выдаёт — пепельно-чёрный.

Изначально влияние элегии в планетарном масштабе считалось незначительным. Казалось, у представителей человеческого рода есть врождённый иммунитет, а природа способна восстановиться. Иллюзия была кратковременной. То, что убивало деми, не делало людей сильнее. Отныне всё, с чем соприкасается элегия, обречено на вымирание. Ей достаточно недели, чтобы полностью завладеть прилегающими к очагу Воздействия землями, преобразуя те в зону с единой — отравляющей — экосистемой.

Даже применение элегии лишь по прямому назначению не могло нивелировать те последствия, к которым приводил длительный контакт с ней. Под воздействием деми состав элегии начал трансформироваться таким образом, что угнетающий эффект стал раскрываться в кратчайшие сроки, видоизменяясь до болезни респираторного тракта.

Элегический манифест лидирует по показателям смертности. Вне очагов Воздействия и её продуктов он передаётся преимущественно воздушно-капельным путём. Вдыхаемые частицы оседают в лёгких, обезвоживают организм и, в конце концов, иссушают тело носителя до угля»,

— С. Блок, «Элегия».

Эпизод первый

Балтийская Республика: Синекамский край

станция «Полярная»

12-24/994

Станция «Полярная» последняя перед въездом в Линейную. Обычные поезда на ней не останавливаются: останки платформы мелькают за окном.

Издалека доносится металлическое лязганье. Слышится моторный гул. К станции приближается автодрезина. Рельсоходный локомобиль с паровым двигателем. За его основу был взят первый паромобиль, выпущенный «ТехБудом» незадолго до начала войны. Старомодный родстер, выкрашенный болотной краской, является классическим образцом раннего автопрома.

За рулём автодрезины сидит нечто такое же старое, как и она сама. Оно напоминает человека, но лишь на первый взгляд. Ноги, как таковые, у него отсутствуют. Нижние конечности сливаются с педалями, в то время как одна рука строго зафиксирована на коробке передач, а другая, непосредственно, на руле. Одет водитель в потрёпанную куртку и фуражку с кокардой в виде имперского герба. Лицо его сделано из пластика.

— Конечная, — механическим голосом произносит машинист и со скрежетом поворачивает голову, — просьба покинуть локомобиль.

Не пустует и пассажирское сидение. С него поднимается Анастази. Одета она в походный костюм, состоящий из химзащитного плаща с чернозорьским гербом, пылеотталкивающих штанов и синтетической кофты. Платина волос с отросшими корнями собрана, а низ лица закрыт респиратором.

Анастази знает, как погибают города. Как вымирает население. Разрушаются дома. Как воздух, прежде головокружительно свежий, начинает чадить плесенью — незримым духом разложения, скрываемым иллюзорной простынёй. Стоит лишь дотронуться до неё, как невидимая стена исчезает, обнажая естество ужасающей смерти.

За время пути Анастази успевает ознакомиться с последними новостями края. Тот всё ещё — условно — живёт, а в Линейной празднуют день города. Несмотря на то, что, по заверениям местной газеты, при падении транспортировщика никто не пострадал, вестница обнаруживает нехорошую закономерность: те немногие, что отметились на праздновании в «Канкане», со вчерашнего дня не заходили в сеть.

В паре десятков метров от станции находится КПП. Именно в его сторону движется вестница, попутно озираясь по сторонам.

Сильно изменился Синекам за пять лет: край выглядит ещё беднее и хуже. Как бы муниципалитет не пытался обогатить низменность, вдохнуть в неё жизнь, все его усилия напрасны. За покосившимся заборами гниют ряды высаженных деревьев — ни одно из них не прижилось.

Наконец Лайне на месте… впрочем, понимает она это только по навигатору. Ограждающая рабица изорвана. Охранная вышка, обмотанная проводами ЛЭП, кренится набок. Рядом с пропускным пунктом валяется пара присланных роботариев. Их накидки опалены, а форма повреждена. Корпуса продырявлены. Все внутренности — болты да шестерёнки — стянуты паутиной пыли, а у клювов разбиты линзы. Красные осколки кровью сверкают в снегу.

— Ужас, — молвит девушка, рефлекторно касаясь поясной кадильницы, и не замечает лежащий рядом положительный ПЦР-тест. — Какое чудовище так расправилось с ними?

— Корвин Рейст, — раздаётся хриплый голос, — к вашим услугам.

Опущенный шлагбаум предупреждающе поскрипывает. Порывы ли ветра, шутка ли воображения, но Морзе настойчиво просит уйти. У разделяющей землю черты стоит высокий мужчина. С задумчивым прищуром он смотрит вдаль и неторопливо раскуривает сигарету. На его спине висит винтовка Dis-UT с выброшенным из ложи лезвием.

— Это ты их убил? — Блондинка вскидывает бровь, глядя на безмятежного мужчину. — Могу ли я узнать причину, по которой… ты это сделал?

— Город закрыт на карантин, — отвечает тот, выбросив окурок, — и они не хотели меня впускать. Я им и пропуск, и медкнижку с паспортом, а эти болванчики ни в какую.