Дочь княжеская. Книга 2. Часть 2 (СИ) - Чернышева Наталья Сергеевна
— Проснулись, госпожа? — Лилар отвлеклась от окна. — Вам необходимо позавтракать.
Хрийз увидела столик с накрытыми крышками тарелочками. Обыкновенная посуда, больничная, и салфетки беленькие, но пахнет оттуда так, что язык сам сворачивается. Хрийз вдруг поняла, что голодна отчаянно, причём так, будто месяц нормально не ела. В тарелках обнаружились: рыбный суп, даже на взгляд вкусный, что-то вроде греческого салата — мягкий сыр с синими хрустящими листьями поздней капусты и маленькими жёлтыми шариками местных вродепомидоров (по вкусу — точно как помидоры) и большая булка с начинкой, судя по запаху — яблоко со специями.
Рядом стояла кружка горячего, правильно — до рыжевато-розового насыщенного цвета — заваренного счейга…
— Спасибо, Лилар, — поблагодарила она.
— Не стоит благодарности, госпожа, — последовал стандартный ответ.
А от окна не отошла, отметила Хрийз. Впрочем, ей сейчас было не до Лилар: слишком вкусно пахло, слишком сильно хотелось есть. Девушка не успокоилась, пока не подмела с тарелок всё начисто. И только взяв в руки кружку с горячим счейгом, сделав первый глоток, она поняла, что же такое счастье.
Счастье — это на самом деле очень просто. До изумления просто! Наесться до отвала, когда голодна. И смотреть из тёплой комнаты, как за окном ярится зимняя ледяная непогода…
Яшка, до того неподвижно сидевший на спинке кровати, шевельнулся, вытянул голову из-под крыла и вопросительно вякнул.
— Ты ещё здесь? — спросила у него Хрийз. — А что детей-то оставил, негодник?
Нехорошо!
Сийг спрыгнул на кровать, подобрался к хозяйке, положил голову ей на плечо.
— Чего? — ошарашено спросила Хрийз. — Со своей поссорился? А с какой радости?
Разобраться в Яшкиных мыслях оказалось очень непросто. Хаотичный ком из чувств, переживаний и картинок обрушился на сознание громадным селевым потоком.
Суть в том, что Яшка с подругой не сошёлся в методах воспитания отпрысков.
Отпрыски — смешные комочки серого пуха — сидели в гнезде безвылазно, раскрывая при виде родителей громадные жёлтые клювы: жрать, мол, давайте, товарищи родители, и побыстрее, и побольше…
— И что? — не поняла Хрийз. — Тебе лень птенцов кормить, что ли? Они же маленькие ещё!
Яшка возмущённо захлопал крыльями. И ты туда же, а ещё хозяйка. Не лень!
Никакая не лень, а им пора уже на крыло становится, не то останутся бездельными лодырями на всю жизнь.
— Какое крыло, очнись! — возмутилась Хрийз. — У них перья маховые ещё не выросли!
Хрийз не особенно понимала в птицах. Но твёрдо знала, что неоперившимся птенцам летать ещё рано, они просто не смогут. И если их вытолкнуть из гнезда, что, очевидно, и порывался сотворить Яшка, они погибнут.
— Простите, что вмешиваюсь, госпожа, — невозмутимо сказала Лилар, поворачиваясь к окну спиной. — Но у сийгов птенцы действительно становятся на крыло примерно в это время. Однако у вашего фамильяра они вылупились слишком поздно. Они ещё не могут летать.
— Вы их видели, Лилар? — спросила Хрийз.
— Да, — невозмутимо отозвалась та. — Видела. Они правда ещё неспособны к полёту. Пока у них не отрастут маховые перья…
Яшка вытянул крыло, растопырил перья — ох, и длинные же, отметила Хрийз,-скосил на него оранжевый глаз, потом крыло сложил и уставился на Лилар. Надо же, понял, о чём она говорила! Удивительно. Разве фамильяры могут понимать и воспринимать слова других людей? Наверное, да. У них есть разум, в отличие от своих диких сородичей. Пусть — ограниченный, пусть — уступающий человеческому в разы, но всё-таки разум…
— Да, именно такие перья, — объяснила Лилар. — Пока они не появятся, о полётах нечего даже думать…
— Слыхал, куриная башка? — строго вопросила Яшку Хрийз. — И не надо мне на супругу свою жаловаться. Отстань от неё. Мать знает, что делает! Чтоб вернулся, помирился и помогал ей кормить эту ораву. Нет, слушать не хочу ничего! Ты отец или кто?!
Лилар тихо улыбнулась. Хрийз вскинулась: смеётся? Нет, Лилар не смеялась…
Происходящее её забавляло, да, но по-доброму. Насмехаться она даже не думала.
Хрийз почувствовала присутствие раньше, чем открылись двери. Лилар вытянулась в образцово-показательную позу тоже до того, как дверные половинки разошлись в стороны, пропуская высокого человека…
Высшего мага, чью силу можно было ощутить на расстоянии с той же лёгкостью, с какой мы воспринимаем солнечный свет.
Сам князь Сирень-Камменогорский собственной персоной. Кто же ещё…
Лилар мгновенно испарилась, будто её здесь и не было. Хрийз сползла с кровати, не попала в тапки, но суетиться не стала, так и стояла, поджимая босые пальцы — по холодному полу ощутимо тянуло стылым сквозняком. Яшка угрожающе распахнул широкие крылья, этому бешеному было всё равно, кто вздумает покуситься на хозяйку, да хоть сам Император! Плешь начистит в считанные секунды, можете не сомневаться.
Князь стремительно шагнул вперёд, и вдруг схватил Хрийз, прижал к себе в порыве чувств, и та совсем потерялась: вот он какой, оказывается… и не страшный совсем… От него пахло морем, морской солью и йодом, а ещё — бешеным жарким ветром, из тех, что дуют на Г рани, разделяя мир от серого сумрака междумирья, боевой магией и пролитой кровью, своей и вражьей. Где он был, с кем сражался?
Может быть, его с нетерпением ждали обратно, потому что — а кто же ещё, если не он. А он пришёл в больницу. К дочери…
— Жива! — выдохнул он, чуть отстраняя её от себя.
Хрийз обречённо кивнула, не зная, чего ждать.
Сейчас будет ругать…
И ведь есть за что.
— Присядь, в ногах правды нет…
И верно, особенно, когда тапочки под кроватью, и по босым ступням тянет стылым сквозняком. Хрийз забралась на постель с ногами, укутулась в плед. Яшка тут же сунулся вперёд, раскрывая громадные крылья: не подходи. Неистовый птиц не собирался делить хозяйку с кем бы то ни было.
— Уймись, — с добродушным смешком сказал князь фамильяру.
Яшка подумал и крылья свернул, но хохяйку не оставил. Хрийз погладила его по голове. Защитник. Жизнь отдаст без колебаний…
Бранислав Будимирович взял стул, подвинул его ближе к кровати, сел, положив ногу на ногу, и кивнул:
— Рассказывай.
Не зло вроде бы предложил. Но Хрийз уловила приказ, хоть и смягчённый интонацией. Она вздохнула, и рассказала всё. Как не дала убить подругу в самом начале, когда по её душу пришла Дахар. Как пыталась спасти её сейчас… «И пусть ругает! — отчаянно думала она. — Пусть! Всё равно, сделанного не вернуть, пролитого не собрать. Может быть, Ель ещё придёт в себя…»
— Ты поступила правильно, дочь…
Хрийз вскинула голову, не поверив собственным ушам. Правильно?! Да её за такую правильность кто только не лягнул ещё! Даже Гральнч высказался, что она вечно во что-нибудь вляпывается.
— Мы, Сирень-Камменогорские, никогда не бросали своих людей. Никогда не требовали от них того, на что не были способны сами. Никогда не говорили:
«Вперёд!». Всегда только — «За мной!» И никак иначе. Я рад, что ты не бросила подругу, Хрийз. Но, — он воздел указательный палец. — Всё же тебе надо было дождаться старого Канча.
— А он бы нить ей оборвал, — упрямо сказала Хрийз. — Она же родилась уже в другом мире! сТруви бы оборвал эту связь, только и всего! Я его видела.
— Душу, ушедшую в другой мир на перерождение, можно отозвать…
— Я… сильно ей повредила? — спросила Хрийз о наболевшем. — Ель, она… превратится в нежить?
— Трудно сказать. Слишком мало времени прошло. Но нежитью она уже навряд ли станет… Разве что просто не сможет проснуться.
Хрийз сразу вспомнила рассказы о Хрийзтема-Старшей, чьё тело лежало в
Высоком Замке, ожидая, когда к нему снова вернётся ушедшая душа. Наверное, и князь о ней вспомнил. Не мог не помнить о своём ребёнке, которого надеялся спасти столько лет…
— Она служила Смерти, — тихо сказал Бранислав. — Как могла и как умела. В нашем роду никогда не было проводников этой стихии, а вот здесь… вполне могла бы появиться неумершая. Слишком далеко она ушла по этой тропе. Ты — совсем другая, хоть и носишь то же самое имя. И это знак, что всё изменилось. Всё. Смерть отдаёт присвоенное не по полному праву, а по тому, насколько плохо оно лежало. Неумершим это не очень нравится, но им придётся смириться, и они это знают. В первый же год, как ты вернулась, в Сосновой Бухте начало рождаться больше детей, чем в прошлый год. А уж после твоей инициации как мага Жизни количество рождений возросло ещё больше. Мы ещё поборемся, дочь, — и он сжал кулак. — Мы — будем жить!
