Dagome iudex: трилогия - Збигнев Ненацкий
Грязный жерца, не поднимаясь с коленей, сказал:
— Я не знаю правды, благородная госпожа. Никто не знает правды.
— Зачем же ты тогда пришел?
— Хочу тебе сказать, что тебе следует делать.
— А кто тебе сообщил, что мне следует делать?
— Огонь, госпожа. Огонь, который пылает на Вороньей Горе.
Арне пнула его с такой силой, что жерца растянулся на полу и застонал от боли. И тут же она пожалела о своем поступке, так как хотела знать, что следует ей делать по приказу огня, пылающего на Вороньей Горе.
— Говори, — шепнула она страшным тоном. Но тот молчал, держась за то место на груди, куда она пнула жерца. Тогда Арне хлопнула в ладони и приказала служанкам принести жбан с сытным медом. После того налила мед в кружку и предложила гостю, чтобы тот выпил. — Я жолжна знать, что советует Огонь, — заявила она.
В правой руке жерца держал кружку, куда Арне вновь налила меду. Тот вытянул левую руку и сказал:
— Положи сюда, госпожа, четыре серебряных солида…
— Лжец! Лжец! — завизжала Арне. Но потом подошла к стоявшему в углу сундуку и достала оттуда деньги и положила их на грязной ладони жерцы. — А теперь говори! — приказала.
Тот мямлил, как будто бы мед уже подействовал:
— Огонь предсказывает, что ты — благородная Арне, которая позволила вернуться в мир живых повелителю мира сего, Даго Пестователю…
— Он повелитель не мира, а только лишь Гнезда, — возразила женщина.
Жерца не обратил внимания на ее издевательский тон.
— Огонь говорит, что ты должна взять князя Мыну и тысячу всадников… Под животы лошадям прикажи привязать наполненные воздухом свиные пузыри, реку Висулу переплывешь далеко от Плоцка… И к Плоцку подойдешь тихонько, с юга…
— Говори, — теперь уже попросила Арне.
— Повелитель ляхов и его воины, а с ними пять сотен щитников и сотня возов с провиантом пускай подойдут со звуками пищалок и бубнов прямо под Плоцк с запада и остановятся прямо перед отделяющей их от Плоцка Висулой-рекой, ожидая лодьи и плоты. Пускай в Плоцке считают, будто бы это вся армия Семовита. Но поспеши, госпожа.
— Почему?
— Не знаю, благородная госпожа. Огонь этого не сообщил.
— Что дальше?
— Ты будещь знать, что дальше. Огонь приказывает тебе…
Он замолчал, напуганный тем, что ему следовало сказать.
— Ну, говори же, что там еще приказывает Огонь! — заорала Арне.
— Приготовь мешочек золотых нумизматов для норманнов.
— Откуда они там возьмутся?
— Не знаю, госпожа. Еще Огонь приказывает, чтобы ты повесила Здзислава вместе с псом. На одном дереве.
— Зачем?
— Потому что Здзислав и пес, это одно и то же. И, госпожа, на исполнение приказов Огня у тебя только четыре дня.
Вновь Арне начала дергать жерца за плечи, чтобы тот четко открыл, от кого получил он приказы. Только неожиданно поняла она, что прибывший человек потерял сознание, что тело его обмякло, и что он свалился на пол. Тогда она приказала слугам вынести его на конюшню. Арне решила еще переговорить с ним утром. Только утром человека этого нигде не смогли найти. Он исчез, провалился сквозь землю. Только четыре серебряных солида лежали в том месте, где его оставили.
Про встречу с жерцом Арне не сказала ни Мыне, ни повелителю лендзян.
В полдень она приказала дуть в рога и трубы. Во главе тысячи вооруженных всадников вместе с Мыной очень быстро направилась она к Висуле, чтобы тихонько пересечь реку с юга и, не обремененная ни пешими воинами, ни телегами, подойти к Плоцку. Лях же вел возы и щитников через леса и поля в направлении Плоцка с западной стороны, там он должен был остановиться на берегу Висулы. Это Лях вместе с щитниками должны были считаться головными силами Арне и Семовита, в то время, как она с Мыной, уже с другой стороны реки, кралась к Плоцку.
— Скажи, зачем мы так поступаем? — выпытывал у Арне Мына. — Разделяя свои силы, мы становимся более слабыми.
Арне сидела на боевом коне. Одета она была по-мужски, у нее имелся панцирь и меч, с которыми много лет назад вступила она на эту землю вместе с графом Фулько. Только шлем теперь она носила другой, который позволял заслонить лицо, чтобы никто не знал, что он скрывает женскую голову.
— Не спрашивай меня, — резко ответила она. — Быть может когда-нибудь, когда поглядишь в пламя костра, ты поймешь мои приказы.
Потому что в самой глубине своего сердца верила она, что жерца, который прибыл к ней и передал странные слова и приказания, был послан самим Пестователем. Это ничего, что собственными глазами на Вороньей Горе видела она Пестователя, лишенного воли к действию и страдающего после утраты Зоэ. Но ведь потом он обрел ее и, вроде как, чувствовал себя счастливым. Но почему своим счастьем не желал он делиться ни с сыновьями, ни с воеводами, ни со своим народом, ни с такими людьми, как она, Арне, которая помогла ему вернуться к власти? Было нечто таинственное в поведении Пестователя, так что следовало сохранить осторожность по отношению к этой тайне. Арне знала и любила Пестователя, начиная с долгих лет. В те давние времена у нее имелась глубокая уверенность, что Пестователь на самом деле великан, ибо творил он деяния и дела по меркам великана. Возможно ли такое, что — как ходили слухи — неожиданно сделался он карликом? А если так обстояли дела, что, по несчастью или счастью, лишился он воли, то ведь от его имени правил столь же таинственный и непостижимый Петронас, прекрасно обученный в Византионе искусству правления людьми. Именно этот Петронас по-настоящему победил Маджака и спас жизнь двух сыновей Пестователя. Это он позволил Арне увидеть Пестователя на Вороньей Горе. Это он, в конце концов, как будто бы предвидя, что должно было случиться, приказал ей выйти замуж за Мыну, изгнанного из Червенских Градов. Ворожеи и жерцы на Вороньей Горе всегда служили Пестователю — они становились его ушами и глазами, а иногда и устами, которыми он что-то нашептывал народу. Вот и теперь прибыл один из жерцов и ей, Арне, говорил странные слова, а потом отдал странные приказы. Неужели она не должна была их не послушать? А вдруг те были отданы самим Пестователем?
Арне спросила у Мыны:
— Ты, муж мой, был единственным человеком, пребывавшим в Гнезде, когда Пестователь заболел Отсутствием Воли. Скажи мне правду: он болен?
— Я не видел Пестователя и не разговаривал с