Александр Зорич - Сборник "Круг Земель"

«Впрочем, все равно придется снести ей голову – по обычаю да по Алустральскому. Пусть даже это и не очень достойное занятие. Не то Хармана будет сердится – снова начнет распекать за малодушие…» – решил Элай.

Пересиливая жгучую боль в предплечье, он извлек из ножен меч и приблизился к лежащей с открытыми глазами Син. Вспомнив советы своего наставника по фехтованию, он слегка вынес меч назад, и чуток присел, примеряясь к горлу ночной гостьи.

Но тут его их глаза – глаза Элая и глаза Син – встретились и Элай… опустил меч. Вдруг ему стало так больно и так холодно… Словно в оба его глаза одновременно воткнули по ледяной игле, от которых мозг начал потихоньку покрываться инеем…

– Дай мне свою левую руку, мальчик, – властно сказала Син. Она приподнялась с пола, нисколько не смутившись торчавшим из живота кинжалом. – Бери… – промямлил Элай.

– Мне нравятся послушные мальчики, – улыбнулась Син и встала. Теперь ее лицо и лицо Элая разделяло расстояние в один поцелуй. – Приятно слышать, – пробормотал Элай, окончательно потерявший над собой контроль.

Увы, он был не в силах оторвать взгляд от бездонных глаз неубиенной Син. И возражать он тоже был не в силах.

Он выронил меч и Син, не отпуская Элая взглядом, медленно подобрала его.

Теперь в ее руке была мужская варанская серьга с зеленым камнем – за ней-то она и лазила в поясной сарнод.

Элай покорно следил за манипуляциями истекающей кровью Син.

Его галопирующие мысли сделали бы честь любому безумцу: "Ведь все-таки она тоже прекрасна… хотя и не так прекрасна, как Хармана… Не правда ли, милостивые гиазиры, она хороша? Такие трогательные кудряшки внизу живота… И волосы – не такие дивные, как у Харманы…Но тоже густые… Да, жесткие, как конская грива… но тоже ведь, в сущности, волшебные… И пальцы тонкие… с такими острыми ноготками… На запястье – о-о-о! Да это же тот самый, мой браслет! Наверное, я ей его подарил… Он ей как раз впору! Как раз впритык к косточке…. И губы тоже ничего… Хоть и бескровные, но притягательные… "

Губы Син сложились в некоем подобии воздушного поцелуя. Она подалась вперед, к Элаю – она шепнет ему на ухо то, что обязательно должны знать такие красивые, такие наивные мальчики, как он…

Но Син не успела осуществить задуманное, ибо в следующий миг шелковый шнур обвил ее смуглую шею и смертоносно натянулся.

Две сильные руки, державшие шнур сомкнулись за спиной Син крестом, а вместе с ними сомкнулись крестом и концы шнура. Под сводом хижины зазвучали пресекающие злоименное бытие заклинания…

Руки натянули шнур и неумолимый шелк глубоко впился в плоть Син, которая захрипела и забилась в конвульсиях. Но душитель был неумолим. Он повелевал шнуром так же твердо, как минуту назад сама Син повелевала Элаем. Но только власть Син над Элаем теперь окончилась, ибо глаза ее закрылись навсегда.

– Хармана?

9

– Элай, Хуммер тебя разнеси! Где тебя угораздило подобрать этот проклятый браслет? – спросила Хармана, бегло осмотрев запястье побежденной Син, украшенное браслетом из черных камней.

Элай сидел у ног Син и тупо смотрел в одну точку. Точка располагалась где-то посередине между большим и вторым пальцами босой ноги незваной гостьи.

– Я? – переспросил Элай. Он еще не вполне пришел в себя.

– Ты, Элай, ты! Хуммерова кукла! Что у тебя за счастье такое – ублюдочное! – прошипела Хармана. – Говори быстро, где взял браслет, не то я изобью тебя!

Если бы в тот момент Элай был в состоянии соображать, он бы, пожалуй, удивился – что это такое нашло на госпожу Харману, слывшую в Синем Алустрале эталоном сдержанности и хладнокровия.

– Я даже сам не знаю…кажется еще в Наг-Нараоне… одно из огненных щупалец подбросило… но я не уверен.

– Ты не уверен? А ну-ка, напряги свою память! – и тяжелая оплеуха легла на затылок Элая. И еще одна – на правую щеку.

Как ни странно, это возымело действие – к Элаю вернулась былая ясность мыслей.

– Да нет, госпожа, нет, я совершенно уверен! Совершенно! – зачастил Элай, – Когда мы нашли Тай-Кевра, то есть его объеденные доспехи, тогда еще с нами был Герфегест…

Элай с надеждой посмотрел на Харману – он ведь все рассказывает правильно? Хармана лишь обреченно кивнула, побуждая его продолжить.

– …Тогда я не совсем понял, откуда он вообще взялся… Я просто положил его в сарнод… Так его с собой и носил до самого Лорка… И потом, когда Тарен Меченый отослал меня обратно в Орин, браслет тоже был при мне… Меня ведь не обыскивали… то есть обыскивали какие-то глухонемые, но браслет не взяли… У меня по этому поводу даже есть кое-какие соображе…

– Не надо, – перебила его Хармана. – Не надо мне твоих соображений. Свои в избытке…

Она провела рукой по вспотевшему лбу. Шутка ли – спросонья задушить исчадие магии Хуммера почти голыми руками?

10

Манга был мертв – они нашли его основательно окровавленное тело в сенях.

Похоже, Син умертвила его тем же кухонным ножом, какой спустя несколько минут угодил в плечо Элая.

Хармана накрыла тело Манги дерюгой, которая в мгновение ока окрасилась тем же цветом, каким была окрашена та ночь, каким уже давно окрасились воды Синего Алустрала. «В сущности, Алустрал уже давно перестал быть синим.» – нервно вздохнул Элай.

– А что сталось с Фелиб?

– Фелиб обрела изменчивость, мой мальчик. А потому мне пришлось ее убить.

– Ты шутишь со мной, госпожа? – обижено спросил Элай.

Еще недавно она дарила ему свою любовь, а теперь, теперь называет его «своим мальчиком», словно какого-нибудь постельничего или придворного шута!

«И вдобавок толкует об „изменчивости“, будто сейчас время разглагольствовать о сути обращений, изменений и прочей этой голимой философии…» К философии стараниями папеньки Элай питал отвращение с самого раннего детства.

– Я не шучу с тобой, Элай, – Хармана обернулась к нему и ее глаза гневно блеснули.

Как вдруг ей стало жаль Элая и она старательно смягчила тон. Она даже улыбнулась.

Все-таки Элай был так красив и статен! Все-таки на его лице цвело непреодолимое обаяние молодости. В Элае было что-то, что навсегда утратил Алустрал. Это «что-то» еще теплилось в Сармонтазаре – но Хармана не могла подобрать этому «чему-то» имени. Нет, она не будет строга с Элаем. Она просто не может быть строга с ним, сколько бы глупостей и безрассудств он не творил.