Денис Чекалов - Монета желания

Дверь с веселым скрипом распахнулась. Господин стремительно ворвался в комнату, будто боялся, что створки захлопнутся и прищемят его рыхлое мягкое тельце. Круглое помещение не имело окон, свет шел с потолка. Посредине стоял большой дубовый стол с двумя тумбами. Господин плюхнулся в кресло и вытащил из ящика папку с бумагами.

— Итак, ты и есть тот печально известный Хорс? Имя какое-то странное. Ну, да ладно.

Он стал листать бумаги, деланно вскидывая брови, изображая крайнее удивление.

— Какие у вас есть просьбы и пожелания?

Человека за столом так и распирало от желания поболтать. Он вопросительно уставился на собеседника, ожидая вопроса.

— Никаких, — кратко ответил тот.

— Любишь играть по своим правилам? Ты хоть знаешь, кто я и где ты?

— Нет, — усмехнулся Хорс. — Но, судя по всему, не пройдет и года, как ты мне все и выложишь. Я никуда не тороплюсь, а ты?

Господин выглядел очень недовольным и принялся вновь листать документы из папки.

— Ты в общем-то ни жив, ни мертв.

— Пусть так, зачем мне возражать?

— Тебе безразлично, что произойдет в твоей судьбе и все такое? — протянул господин с лысиной. — Ах, да, я забыл о самом главном.

Он принялся с важным видом разводить руками, будто сокрушался, услышав недостойное известие. Странная пелена, которая не давала Хорсу сосредоточиться и понять что-то очень важное, рассеялась, и он вспомнил все.

— Ни живой, ни мертвый? А какой же?

— Да вот такой, какой раньше был — ни воспоминаний, ни чувств, ни радости, ни печали. Таковы законы для всех, кто попал в Безвременье. Но есть в тебе нечто этакое. Нужно вот определить тебя куда-то. Или здесь оставить. Я буду спрашивать, а ты отвечай. Готов?

— Что за вопросы? Говори, послушаю.

— Видишь ли, Хорс, когда человек умирает, он должен что-то оставить на земле. Друга, семью, любимого, врага, на худой конец. Вот с тобой я никак не разберусь, держит тебя кто в жизни или оставил после себя полное забвение. В том своем времени, тебя давно забыли. А в этом, — господин гаденько хихикнул, — уже похоронили. Ты никому не нужен.

Разговор показался Хорсу уж слишком глупым. Однако, что-то заставило лысого толстяка недовольно скривиться. Он уставился на появившееся перед ними большое изображение, и увидел там печальную физиономию лешего, который сидел, тупо уставившись на пустое место, где раньше была скала.

«Эх, был один хороший человек, да и тот сгинул», — прошептал лесовик. Он провел корявой лапой по щекам, смахнув слезинку. Господин задумался, а потом радостно закричал:

— Этот не считается, он не божья тварь. У него души нет.

Вспомнились Петр, Потап, Спиридка, но они, видать, совсем о нем забыли, посчитали, что нет его уже среди живых. И так обидно стало Хорсу, так горько, будто совсем зря он свою жизнь прожил, что ни одна живая душа, кроме лешего, о нем не помнит и не думает. Но в это время будто чья-то тонкая рука прикоснулась к лицу. Хорс обернулся на голос, слова были неразборчивы, вспомнил прекрасные переменчивые зеленые глаза, тонкий овал нежного лица, красивые губы. Аграфена махнула рукой, улыбнулась и исчезла.

— Как говорится, хотите неприятностей, — ищите женщину, — пробормотал толстяк. — Хотя с другой стороны, одну грешницу из геенны огненной гнилая луковица могла бы и спасти. Да, век живи, век учись. А здесь такая красавица. Однако, делать нечего.

Господин вскочил из-за стола, и бодро пошел вперед.

— Пошли, пошли, чего сидишь? — крикнул он.

Путь оказался неблизким. Позже, вспоминая дорогу, Хорс никак не мог представить, где же это он побывал. Не было ни земли, ни неба, ни стен, ни деревьев. Вокруг прозрачный белый туман. Везде и всюду. Но вот толстяк остановился и принялся озабоченно озираться по сторонам.

— Вроде бы здесь, — бормотал он. — Да, точно, именно здесь.

Незнакомец протянул руки и принялся что-то вытаскивать, будто бы это был ящик из комода. Но видно он приложил слишком большие усилия, ибо огромный ящик, наполненный чем-то мягким, с громким чмоканьем вылетел из тумана, перевернулся и на господина с лысиной посыпались разноцветные клубки с серебряными нитями.

— Какие глаза у нее говоришь, ах да, зеленые. Да вот и твой путь жизненный.

He очень грациозно толстяк наклонился и поднял моток ниток, пульсирующий изумрудным свечением. Господин сделал несколько приседаний, а потом размахнулся и бросил клубок вверх. Тонкая нить, мерцая, поднялась ввысь.

— Долго жить будешь, — осклабился толстяк. — Оно и неудивительно, коли на земле у тебя такая заступница есть.

Стамбул — новая цель путешествия двух мошенников, — был уже недалеко, когда что-то привлекло внимание Альберта.

— Тише, — произнес он, подняв руку. — Ты слышишь?

— Пустое, — отмахнулся Молот. — Это всего лишь ветер.

— Обычно я говорю это людям, когда ты шаришь в их шатрах, — пробормотал Альберт. — А это значит, что нет дыма без огня. Поехали, взглянем.

— Ты с ума сошел, — воскликнул мавр. — У нас тут добра на тысячу золотых. И ты хочешь, чтобы мы вместе с лошадьми и всеми ценностями отправились неизвестно куда, только потому, что тебе показалось?

— Я уверен, что не ошибся, — возразил мнимый прорицатель.

— Вот именно! Если там никого нет — не страшно. Только крюк лишний сделаем. А вдруг и правда кто-то есть? Альберт, мы с тобой не воины. Мы честные, благородные мошенники и воры. Что станем делать, если на нас нападут настоящие разбойники?

— Вряд ли. Здесь никто не ездит — вот почему мы поехали этим путем. Думаю, нам ничто не угрожает.

Мавр не был склонен согласиться со своим другом, но тот уже развернул коня и поспешил вперед. Молот недовольно покачал головой, обернулся на небольшой караван, следовавший за ними, и закрыл глаза.

— Тысяча золотых, — пробормотал он. — Даже больше, если встретим какого-нибудь лопуха. И все шакалу под хвост, из-за какого-то любопытства. Ну, Альберт…

Однако не в его привычках было бросать друга, поэтому он поехал следом, хотя и продолжал причитать про себя — мысленно уже простившись с товаром.

— Скорее, Молот! — услышал он взволнованный голос.

Подъехав ближе, мавр увидел своего спутника, стоящим на коленях. В первый момент подумал, будто Альберт склонился над грудой камней. Но тут же он увидел человека, наполовину засыпанного пылью и землей. Тот почти не двигался, и только время от времени слабые стоны вырывались из его груди.

Оба мошенника привыкли обманывать людей, и никогда не испытывали по этому поводу ни малейших угрызений совести. Однако они не были убийцами, и судьба несчастного, погибающего от жажды, сильно взволновала их.