К. Медведевич - Ястреб халифа

Ночь явила защитникам города страшное зрелище: под подсвеченным рыжеватым пламенем небом на юг до самого горизонта тянулись огни костров — лагерю джунгар не было видно ни конца, ни края.

Под утро в Пятничной масджид города улемы начали читать проповеди о конце света, о грехах и распущенности наших дней, о гневе Всевышнего, явившемся в виде джунгарского войска, дабы покарать нечестивых лицемеров и сделать пути верующих прямыми. Аммару пришлось прийти в масджид в сопровождении полусотни ханаттани и разогнать каркающих служителей единого Бога. Затем он взошел на минбар и, как халиф своего народа, прочел оттуда проповедь. В ней он напомнил людям о таких именах Всевышнего, как Охраняющий, Дарующий безопасность и Прощающий, а также Миротворящий и Аль-Муиззу — Дарующий силу и победу. Если Всевышний с нами, закончил свою речь Аммар, то чего же мы можем лишиться? По милости Его завтра те, кто останутся в живых, будут праздновать победу на пирах среди садов долины, а те, кто примет венец мученичества, будут праздновать победу в садах рая. Всевышнего не зря называют Ас-Самииу — Всеслышащий. Он знает о наших нуждах и уже готовит нам копье силы и венец победы! Этими словами Аммар закончил проповедь и велел всем расходиться.

На рассвете кочевники пошли на штурм. Впереди они гнали заплетающихся ногами пленников из покоренных киданей и найманов. Те тащили осадные лестницы и толкали к стенам баллисты и катапульты. Их расстреливали со стен, но джунгары подгоняли все новые и новые волны оборванных изможденных людей. В конце концов, им удалось подобраться к стенам шахристана и закрепить осадные лестницы. Плачущие и скулящие, подхлестываемые плетями надсмотрщиков люди полезли на стены. Бой с ними напоминал страшные рассказы о сражениях с призраками пустыни: все новые и новые запорошенные желтоватым песком одушевленные скелеты вспрыгивали на зубцы крепости. Их сталкивали вниз и рубили, но на их месте возникали все новые и новые фигуры с провалившимися темными глазами, стонущие, словно неупокоенные души.

С установленных на расстоянии выстрела катапульт и баллист в город полетели камни, горшки с зажигательной смесью и тяжелые дротики. У осадных машин суетились расчеты людей с косичками, в таких же халатах, как у повешенных давеча на площади купцов.

Еще несколько отрядов несчастных, скованных попарно, с лопатами в руках, подогнали ко рвам, окружающим аль-каср, и те стали ковыряться в земле, пытаясь засыпать ров. Защитники цитадели выпустили по ним несколько залпов, после чего на земле остались лежать неподвижные и еще бьющиеся в конвульсиях тела. Джунгары немедленно подогнали ко рву еще одну толпу оборванцев. Те, плача и крича от страха, принялись сталкивать в ров тела погибших. Воины на стенах дали еще несколько залпов. Новый отряд повторил участь первого. Джунгары пригнали еще пленных — на этот раз это были сплошь женщины и дети. От их жалобных криков вставали дыбом волосы. Вскоре у рвов аль-касра высился завал из трупов в человеческий рост. Среди окровавленных, утыканных стрелами тел ползали какие-то фигуры, в которых с трудом угадывался образ человека.

К полудню развалины рабата окончательно погасли и даже перестали исходить дымом.

И тогда на стенах аль-касра забили барабаны. Ворота цитадели распахнулись, и из них выехали легкие конники с луками и копьями. Они выскакивали за ворота и тут же бросались в бой, так что вскоре на каменистом, спускающемся к холмам склоне стало белым-бело от джубб всадников. На них с гиканьем помчался передовой джунгарский отряд. Ашшариты рассыпали строй и припустили наутек между холмами, через пепел предместий. Джунгары рванули за ними. Вскоре в лагере кочевников пришли в движение три чернохвостых знамени-туга. Три тумена конников, неспешно разгоняясь, пошли вперед — их ждала покорная, как рабыня, долина. Джунгары шли учить роющийся в земле скот уму-разуму.

Когда арьергард последнего тумена втянулся в долину Фейсалы, и кочевники уже жадно оглядывали открывающуюся волшебную панораму рукотворных озер, рыбных прудов, оросительных каналов, садов, огородов, рисовых и пшеничных полей, и снова садов с белеющими домами, павильонами и беседками, — так вот, когда три тумена джунгар вошли в долину, она пришла в движение. С обеих сторон донесся боевой клич ашшаритов. Из апельсиновых рощ на западе широкой лавой хлынула тяжелая конница с копьями наперевес, верхом на защищенных нагрудниками лошадях. С востока, от поросших свечками кипарисов усадеб отделилась вторая лава, до сих пор успешно прятавшаяся среди олив и виноградников — конники стояли, спешившись и привязав поводья лошадей к поясам. Джунгар взяли в клещи и стали быстро, как ремесленник срабатывает свое изделие, уничтожать.

Тем временем из трех обращенных к югу ворот шахристана на вылазку бросились конные копейщики кланов. С ревом на них пошли два джунгарских тумена, гоня перед собой пленников. Когда два конных строя сшиблись, поднялись такие грохот и крик, что ни в цитадели, ни в шахристане люди не слышали друг друга даже в подвалах.

Однако главное знамя — высокий туг с семью черными хвостами и черепом медведя на навершии, — и малый бунчук второго тумена оставались на холме в джунгарском лагере. Кочевники стояли плотной, слитной массой — огромным пятном на серо-желтом плече долины.

И тогда в холмах далеко на юге загрохотали барабаны-таблы — впрочем, на стенах крепости за страшным шумом битвы их не было слышно. Но на гребнях холмов даже сквозь сплошной саван пыли засверкала сталь — засадный полк ханаттани, укрывавшийся в скалах у ворот в страну джиннов, пошел в атаку. Это для них гулко бухал в вечернем воздухе барабанный бой. Южане и гвардия Эрдени-батура сошлись на мечах. Когда это произошло, ворота аль-касра снова открылись и выпустили пять тысяч гвардейцев во главе с Аммаром. Они вклинились в джунгарский фланг, сея смятение и панику среди кочевников. Через некоторое время в лагере джунгар царила жуткая неразбериха, и вскоре туда влетели конники Аммара. Армия Эрдени-батура корчилась в предсмертной агонии.

Рассказывали, что видавшие виды степняки, стоявшие под главным знаменем, дрогнули, когда увидели налетавших «ястребов». В первых рядах скакал Тарик — а по обе стороны от него неслись два необыкновенных всадника, один на вороном, другой на золотистом коне. От них исходило призрачное сияние, и кони их не касались копытами земли. Многие считали, что это досужие домыслы: мол, кто их потом видел, этих джиннов-воителей? Хватит нам и одного самийа, говорили эти здравомыслящие люди: и впрямь, вид самийа мог устрашить самое храброе сердце. Фигуру нерегиля окружало бело-голубое сияние Сумеречного мира, а меч сверкал нестерпимым блеском нездешних краев. Джунгары, вереща от страха, кидались врассыпную, едва завидев Бледного всадника.