Алексей Матвеев - Конан и Властелин Огня

Варвар достал из кармана ключ и провернул несколько раз в замке. Массивная дверь послушно отворилась, и его нога ступила на мягкую ковровую дорожку, а ее хозяин вынырнул из тени точно призрак и попал в полосу яркого освещения. Охранники сразу заметили его, но как ни странно, поста не покинули, не проявив должного интереса к полуночнику. Конан направился к ним твердой походкой, будто хозяин, идущий по своему дому, искренне недоумевая по поводу их необычного поведения. Но вскоре до его чуткого слуха долетели обрывки недовольного бурчания одного из стражников, разом рассеяв все подозрения.

— …опять чертову колдуну не спится. И чего только выполз из своей норы, на ночь глядя… — донеслось до ушей варвара.

Конан порадовался в душе, что не слишком бдительная охрана приняла его за колдуна, который обитает где-то в подвале. Да, без сомнения норой может быть только подвал. Странно все это, но тем хуже для них. Как только расстояние до охранников сократилось до двадцати шагов, варвар метнул дротики, которые безошибочно нашли своих жертв. Не ожидавшие нападения стражники отреагировать не успели и медленно по стеночке сползли на пол, не издав ни единого звука. Освободив от дротиков, Конан взгромоздил лишенные чувств тела себе на плечи и понес в колонный зал, чтобы спрятать их с глаз долой. Самым темным оказалось место сбоку от камина, именно туда варвар и усадил, далеко не по собственной воле решивших поспать до утра стражей порядка, после чего вернулся назад.

Охраняемый до его вмешательства проход был не заперт и варвар, толкнув тяжелые створки, вошел в просторный невероятно богато убранный мраморно-колонный зал прямоугольной формы. Зал заканчивался изящным алтарем, высеченным из базальтового монолита в виде хорошо знакомого ему знака Воды. Как жаль, но сейчас ему было не до барельефов, он пришел суда по делу и очень торопился, до рассвета оставалось не так уж много времени, поэтому, не заостряя внимания на деталях интерьера, Конан сразу же перешел к своему заданию.

Святой символ (варвар узнал его сразу) висел в воздухе без видимой опоры, медленно вращаясь вокруг собственной оси.

— Колдовство! — выругался северянин, зачарованно следя за неестественным движением предмета, который являлся основной целью его прихода в дом графа Гертариса. Он подошел к алтарю, прикидывая, как бы забраться наверх, чтобы заполучить святой символ, не нашумев, и незамеченным уйти с трофеев в руках.

— Добро пожаловать в мою скромную обитель! — совершенно неожиданно раздался ироничный голос возникшего на пороге зала человека.

Конан резко обернулся, выхватил меч и направил в сторону, столь радушно поприветствовавшего его человека. Из темных нишей, стенных проемов, из-за колонн высыпало в зал с дюжину стрелков в чёрных плащах с готовыми стрелять арбалетами в руках. Они обступили вора, но приблизиться к нему не решились, оставшись на почтительном расстоянии.

— Потроха Сета! — выругался Конан. — Засада!

— А ты хорош, киммериец. Ничего другого сказать не могу. Как я и предполагал, ты настоящий профессионал, мастер своего дела. Признаться, мы до последнего момента не были уверены, в каком месте моего особняка ты находишься, пока ты сам не пришел к нам в руки. — насмешливым тоном с кривой улыбкой на губах говорил хозяин дома, на что варвару в его безмолвной ярости оставалось лишь поскрипывать зубами. — Позволь представиться. Я — граф Гертарис, верноподданный Его величества короля Турана Илдиза Великого. И мне искренне жаль, что тебе вскоре отрубят голову. — Гертарис уже откровенно надсмехался над варваром. — Надеюсь, ты понимаешь, что Илдиз не намерен мириться с неудобствами, связанными с твоим существованием. Ну, а я, выдав тебя самолично, окажу неоценимую услугу двору. Я уже молчу о личных мотивах. Пойми меня правильно, киммериец, личной обиды на тебя я не держу, но от благодарности верному слуге со стороны Его величества, продвижения по службе и, наконец, от немалого вознаграждения, назначенного за твою голову, которая, как ты знаешь сам, стоит очень недешево, отказываться я не намерен.

За спиной графа стоял человек в темной рясе, видимо тот самый колдун, о котором упоминали отошедшие ко сну охранники. А как же ещё Конан мог объяснить свой нелепый провал, попавшись в засаду, словно неосторожная дичь в сети охотника? Варвар мог поклясться, чем угодно, будь то борода Крома, глаз Эрлика или топор Имира, что приближаясь к залу, он не заметил ничего подозрительного и доказательством тому служили его чуткие инстинкты, которые также были немы, не предупредив об опасности.

— Будь ты проклят чернокнижник и тот, кто предал меня! — волна гнева обожгла разум Конана, но лицо его оставалось по-прежнему безмятежным.

На Гертариса, ухмыляющегося и выставляющего варвара на потеху своим подручным, смотрели два тлеющих гневом голубых огонька. А тот продолжал развлекать присутствующих своим красноречием, не узрев опасности, затаившейся в молчаливом северянине. Конан понял, что сейчас его жизни опасность не угрожает, ведь тщеславный лорд не пропустит удовольствия, лично, повязанного цепями, бросить его к ногам своего владыки.

Исходя из этого соображения, варвар решился на отчаянный поступок. Свободная, не держащая меч, рука незаметно нащупала дротик и в следующий миг, распрямившись тугой пружиной, метнула опасную иглу в лицо обидчику. Последнее что Конан слышал, было истошным воплем Гертариса, лорд тщетно пытался закрыть руками, брызжущую кровью глазницу. В такие моменты Конан не ошибался и ненавистному лорду теперь, хочет он того или нет, а все равно придется смириться с потерей одного глаза.

Тяжелый удар в спину заставил варвара отойти от мира сего. Жаль только, что дротик не отравлен и слишком мал, чтобы достать мозг, мелькнуло в затухающем сознании варвара. Он был огорчен, что не смог убить врага и в тоже время рад, что смог хотя бы нанести ему ущерб.

Потом били, долго и остервенело, но варвару было уже все равно…

Полыхнувшее искрой на фоне черной бездны небытия сознание, рывком вернуло Конана к реальности. Застилавшая глаза черная пелена, сменилась белой, а через несколько мгновений окрасилась в кроваво-красный цвет. Варвар с трудом разлепил отекшие, слипшиеся от крови веки. Каждое движение, пусть даже самое малое, отзывалось нестерпимой болью, складывалось впечатление, что на изувеченном побоями теле не осталось ни одного живого места. Конан, превозмогая острую боль, ощупал руки, ноги, ребра. Хвала Крому! Все кости были целы, хотя казалось это невероятным. Лишь немалым усилием воли он заставил себя присесть и опереться спиной о стену тюремной камеры, в которой, без сомнений, он и находился.