Тэд Уильямс - Поворот Колеса

Саймон был уязвлен.

— Тебя послали что-то передать принцу, а ты предпочитаешь кувыркаться.

Адиту была холодна, как лед.

— Собственно говоря, будь у меня выбор, я бы вообще сюда не поехала. Я отправилась бы е братом в Эрнистир.

— Так зачем ты явилась?

— Ликимейя послала меня.

Так быстро, что Саймон едва успел удивленно ахнуть, она схватилась за парапет длинными пальцами одной руки и упала через край. Нащупав точку опоры на неровной поверхности каменной стены, она уперлась босой ногой, в то же время шаря по стене другой. Оставшуюся часть пути она проделала быстро и легко, как белка, бегущая по стволу дерева.

— Пойдем внутрь, — сказала она.

Саймон засмеялся и почувствовал, что его злость отступает. В пристутствии ситхи Обсерватория казалась еще более жуткой. Темная лестница, вьющаяся по стенам цилиндрической комнаты, наводила на мысль о внутренностях огромного животного. Балки, хотя в помещении и царила почти полная темнота, слабо мерцали, в казалось, что они образуют постоянно меняющиеся узоры.

Странна было сознавать, что Адиту здесь чувствует себя почти таким же ребенком, как и он сам, поскольку ситхи построили это место задолго до ее рождения. Джирики однажды сказал, что он и его сестра «Дети Изгнания». Саймон понял это так, что они родились уже после падения Асу'а пять веков назад — действительно небольшой отрезок времени для ситхи. Но Саймон видел и Амерасу, которая пришла в Светлый Ард раньше, чем в этой стране хотя бы один камень был положен на другой. А если сон Саймона в ночь его бдения быв правдив, то Утук'ку, бабушка самой Амерасу, стояла в этом здании в момент расставания двух племен. Сама мысль о том, что кто-то может жить так долго, как королева норнов и Первая Праматерь, тревожила его.

Но еще больше тревожило, что королева норнов, в отличие от Амерасу, была все еще жива, все еще могущественна… и не испытывала к Саймону и всему его смертному роду ничего, кроме ненависти.

Ему не нравилось думать об этом. Собственно, ему вообще не нравилось думать о королеве норнов. Легче было понять даже обезумевшего Инелуки и его неутихающую ярость, чем паучье спокойствие Утук'ку, готовой ждать тысячелетие какого-то скрытого отмщения.

— А что ты думаешь о войие, Сеоман Снежная Прядь? — внезапно спросила Адиту. Он уже в общих чертах описав ей прошедшее сражение, когда они обменивались новостями по дороге в Обсерваторию. Теперь он задумался, прежде чем ответить.

— Мы упорно сражались. Это была прекрасная победа. Никто не мог ожидать такого.

— Нет, что ты думаешь?

Саймон снова ответил не сразу.

— Это было чудовищно.

— Да. Ты прав. — Адиту отошла на несколько шагов в сторону и встала в такое место, где ее не доставал лунный свет. — Это ужасно.

— Но ты же только что сказала, что хотела идет на войну в Эрнистир вместе с Джирики.

— Нет. Я сказала, что хотела быть с ними, Сеоман. Это вовсе не одно и то же. Я могла бы быть еще одним всадником, еще одним луком, еще одними глазами. Нас, зидайя, очень мало даже после воссоединения с Домами Изгнания, чтобы выехать из Джао э-Тинукай. Очень мало. И никто из нас не хотел воевать.

— Но ситхи же участвовали в войнах, — возразил Саймон. — Я знаю, что это так.

— Только защищаясь. Кроме того, раз или два за нашу историю, подобно тому, как это делают сейчас мои мать и брат на западе, мы сражались, чтобы защитить тех, кто помог нам, когда мы нуждались в этом. — Теперь голос ее был очень серьезен. — Но даже сейчас, Саймон, мы взялись за оружие только потому, что хикедайя принесли войну нам. Они ворвались в наш дом и убили моего отца, первую Праматерь и многих других. Не думай, что мы бросились защищать смертных только потому, что они в очередной раз подняли друг на друга мечи — это странное время, Саймон, и ты знаешь это не хуже меня.

Саймон сделал несколько шагов вперед и споткнулся о кусок разбитого камня. Он нагнулся потереть ушибленный большой палец.

— У, кровавое древо! — выругался юноша, переводя дыхание.

— Тебе трудно видеть ночью, Сеоман, — сказала Адиту. — Пойдем.

Саймон не мог допустить, чтобы с ним нянчились.

— Одну секунду. Я в порядке. — Он в последний раз потер палец. — А почему Утук'ку помогает Инелуки?

Адиту возникла из темноты и сжала его руку своими холодными пальцами. Она казалась огорченной.

— Давай поговорим снаружи.

Они вышли за дверь. Ее длинные волосы, развевающиеся на ветру, касались его лица. От них шел сильный, но приятии запах, сладковато-острый, как запах сосновой коры.

Когда они снова вышли на открытый воздух, она взяла его вторую руку и пристально посмотрела сияющими глазами, которые, казалось, при лунном свете отливали янтарем.

— Совершенно определенно это не то место, в котором стоит вслух называть их имена или даже думать о них слишком много, — жестко сказала она, а потом неожиданно улыбнулась озорной улыбкой. — Кроме того, боюсь, я не могу позволить такому опасному смертному мальчику, как ты, оставаться со мной наедине в таком темном месте. О, эти истории, которые рассказывают о тебе люди в лагере, Сеоман Снежная Прядь.

Он был рассержен, но нельзя сказать, что очень недоволен.

— Кто бы они ни были, они не знают, о чем говорят.

— Да, но ты странное существо, Саймон. — Не сказав больше ни слова, она наклонилась и поцеловала его. То было не короткое целомудренное прикосновение, как при их расставании много недель назад, но теплый любовный поцелуй, от которого по спине Саймона пробежала дрожь восхищения. Ее губы были мягкими и сладкими, как лепестки только что раскрывшихся роз.

Задолго то того момента, когда Саймон захотел бы остановиться, Адиту мягко отстранилась.

— Этой маленькой смертной нравилось целовать тебя, Саймон. — Насмешливая улыбка снова приподняла уголки ее губ. — Странное это занятие, верно?

Саймон растерянно покачал головой.

Адиту взяла его под руку и двинулась вперед, стараясь идти в ногу с юношей. Она нагнулась, чтобы поднять сброшенные раньше сапоги, потом они прошли еще немного по мокрой траве у стены Обсерватории. Прежде чем заговорить, она быстро пропела что-то без слов.

— Ты спрашивал, чего хочет Утук'ку?

Саймон, смущенный происшедшим только что, ничего не ответил.

— Этого я тебе сказать не могу — во всяком случае с уверенностью. Она — самое древнее разумное существо в Светлом Арде, следующий за ней во много, много раз младше ее. Ты можешь быть уверен, что все ее помыслы мимолетны, неуловимы и находятся за пределами понимания всех остальных, кроме, разве что. Первой. Праматери. Но если бы мне пришлось угадывать, я бы сказала вот что: она тяготеет к небытию.