Юлия Федотова - Тьма. Испытание Злом

Только покончив с изрядным куском окорока, он заговорил снова, и это опять были слова осуждения.

— Сознайся, ради Дев Небесных, — потребовал он, — зачем ты устроил это душещипательное представление с петухом?! Ввел бедного человека в такой расход. Для нас эти несколько золотых — мелочь, для него — целое состояние! Грешно наживаться на чужой страсти. Почему ты просто не отдал ему птицу?

— О тебе же заботился, а ты недоволен! — Йорген не слишком натурально изобразил обиду.

— А я тут при чем? — поперхнулся вином силониец. — Какая связь?!

— Самая непосредственная! Помнишь, как ты мерз, когда мы ночевали на берегу? Вот я и подумал: надо купить на рынке палатку. На случай если вновь окажемся без крыши над головой.

Вместо ожидаемой благодарности за заботу Кальпурций продолжал удивленно хмуриться. Слова ланцтрегера ничего ему не объяснили. Сама по себе идея с палаткой очень разумна, признал он. Но неужели им не хватило бы собственных денег на такую малость? Он снова задал вопрос Йоргену.

— Не в том дело, — был ответ. — Считается, что оружие и военная амуниция лучше всего служат в том случае, если являются трофейными, взятыми в бою. Вот я и решил: петух этот — своего рода трофей. Значит, и палатка будет как бы трофейная. Иначе где такую возьмешь? Ну не грабежом же нам заниматься, в конце концов?

— Глупые солдатские суеверия! — проворчал просвещенный силониец.

— Я тоже всегда так считал, — признался ланцтрегер. — Но вдруг в них все же есть рациональное зерно? Тебе же плащ со склада не помог?

— Не помог. Потому что он плащ, а не потому что он со склада! А палатка поможет любая вне зависимости от ее происхождения!

— Это весьма отрадно! — важно кивнул Йорген, ему стоило большого труда сохранять видимую серьезность. — Раз так, давай проявим истинное благородство и пустим эти деньги на благотворительность. Возвращать их трактирщику я не хочу, есть на свете и более нуждающиеся люди. Сдается, он не так уж и беден, если готов платить золотом за курятину!

Силониец с сомнением покачал головой:

— Не скажи! Просто ты не знаешь, каково это — быть одержимым страстью к собирательству! Такие люди порой последнее готовы отдать! К примеру, если я вижу редкую книгу… — Тут он умолк, сообразив, что вряд ли его личный пример будет показательным, поскольку их фамильного состояния не то что на редкую книгу — на целую библиотеку хватило бы с лихвой.

— Отчего же не знаю? — возразил Йорген. — Я тоже не могу устоять, когда вижу изображение овцы!

От изумления силониец выронил нож.

Его не удивило бы оружие — это было бы как раз в стиле Йоргена. Не удивили бы чужеземные монеты, сердоликовые камеи, перья хищных птиц, статуэтки коней или охотничьих собак на худой конец — подобные безделушки часто являются объектами собирательства придворной знати. Но мирные и робкие копытные животные, по мнению Тиилла, гораздо больше соответствовали вкусам невинных дев, нежели грозных начальников Ночной стражи!

— Что?! Ты собираешь изображения ОВЕЦ?!

— А разве ты не видел, у меня в комнате… А, ну да! Ведь я держу их в сундуке, под замком. Чтобы дневальные не лазили, не болтали потом. А то в казарме на смех поднимут… Вот вернемся — я тебе покажу! У меня там сотни овец, всяких! Из камня, из обожженной глины, стекла, шерсти! Есть картины с овцами, и монеты, и вышивки с овцами… Я даже хотел на своем щите, в верхней части декстера[13], разместить силуэт овцы. Но потом решил, что это будет нескромно. В смысле чересчур далеко от истины[14].

— Да уж! — от души поддержал Кальпурций. — Но откуда такой, уж извини, необычный интерес?

— А! Все дело в моем достойном отце, ландлагенаре Норвальде! Он тоже с ранней молодости увлечен собирательством, его страсть — изображения львов. Так вот, сначала мне просто хотелось ему досадить. Но потом сам не заметил, как втянулся!

— Слушай! — вдруг хлопнул себя по лбу Кальпурций. — Вспомнил! У нас во дворце есть лугрской эмали блюдо, так на нем целое стадо овец и пастух в придачу! Как доберемся — я его тебе подарю!

На следующее утро, после обстоятельного доклада трактирщика о самочувствии «его величества», они вновь отправились на рынок за походной палаткой, но увы — таковых в продаже не нашлось. «Ступайте в Гамр, почтенные господа, — в один голос советовали торговцы. — Тамочки военной амуницией торгуют».

Зато столб стоял на прежнем месте, и на нем сидел новый, возможно, еще более редкой породы петух. Только ланцтрегер фон Раух за ним больше не полез, заявив, что и с прежним вышло слишком много хлопот. Кальпурций так и не понял, что именно имел в виду его непредсказуемый спутник.

Глава 12,

в которой только потому остался жив Кальпурций Тиилл, что не умел обращаться с детьми

Мне путешествие привычноИ днем и ночью — был бы путь…

Отличная каменная дорога шла через лес, вела из Хайделя в Гамр. Что не люди ее мостили — это точно. Гранитные блоки размером три элля на пять были так гладко отшлифованы и идеально друг к другу пригнаны, как люди никогда бы… Нет, они тоже так смогут, если хорошо постараются. Только стараться-то и не захотят — вот в чем незадача! Лучше натаскают булыжников, отешут на скорую руку, уложат с зазорами в палец толщиной — и пойдут громыхать повозки, прыгать на ухабах. Колеса в грязи не вязнут — и ладно! Мы, поди-ка, не короли, обойдемся! Да и король вдруг проедет — не беда, пусть видит, как народу живется…

Человечьи дороги бывали очень неплохи, если их строила казна. Но и она не гналась за ненужным совершенством. Светлые альвы и нифлунги — те не строили вообще, первые видели в мощеных дорогах попрание природы, вторые считали их излишеством, недостойным воинов. Так кому же, какому могучему древнему народу могла принадлежать эта прямая, как путь летящей стрелы, гладкая, как полы в тронном зале королевского дворца, гранитная полоса, связавшая два заштатных человечьих городка, специально выстроенные на ее концах? Об этом оставалось только гадать.

Их много было, таких дорог, коротких, в пару сотен шагов, и длинных, протяженностью в сотни лиг. Порой они выныривали из лесных дебрей, порой утыкались в горные хребты или тонули в море… Люди использовали их там, где это было возможно. Но чаще — обходили стороной, трепеща пред древним и неведомым. И напрасно. Опыт темных лет показывал: ни одна из ночных тварей, какой бы породе она ни принадлежала и как бы ни была голодна, не отваживалась даже одной ногой ступить на их красный и гладкий гранит. Вот уж где можно ночевать без опаски! Или скакать всю ночь напролет, потому что фельзендальские лошадки выносливы и неутомимы и можно не опасаться, что они споткнутся в темноте, упадут и переломают ноги.