Юлия Федотова - Тьма. Испытание Злом

Ни Кальпурцию, ни даже Йоргену, куда более сведущему в жизни простонародья, такая забава была незнакома. Должно быть, она пришла с востока, может, даже из-за гор, очень уж по-нездешнему выглядел широколицый зазывала. И петух был необычным — расписным, черно-бело-рыжим, подробности не позволяла различить изрядная высота.

Поток желающих попытать счастье не иссякал. Несколько минут благородные путники наблюдали за чужими неудачами, правда не испытывая при этом никакой радости. В чем причина всеобщего веселья, они оба недоумевали, потому что искренне желали успеха каждому из карабкающихся на столб парней. Но тем их добрые пожелания впрок не шли, вожделенная добыча оставалась недосягаемой. «Вот увальни деревенские, — досадовал про себя Йорген. — Это же проще простого! Только последние гроши зря переводят! Убил бы, честное слово!» Почему-то его ужасно раздражала чужая неловкость.

Наконец он не выдержал, объявил: «Я тоже хочу!» и, прежде чем старший товарищ успел его остановить, направился к столбу. Толпа загоготала. Благородное происхождение у ланцтрегера Эрцхольма было только что не на лбу прописано, и дорожные одежды выглядели простыми, но отнюдь не дешевыми. Люди предвкушали редкостное удовольствие — увидеть, как осрамится высокородный господин.

Но их ждало жестокое разочарование. Йорген так быстро все это проделал, что Кальпурций на миг даже заподозрил его в колдовстве. Легкий и цепкий как кошка, он без видимых усилий вскарабкался на самую верхушку, сцапал петуха и эффектно скатился вниз. По толпе прокатился одобрительный рев. Такой конец представления им тоже пришелся по нраву. «Странные люди, — отметил про себя ланцтрегер, — сами не знают, чего хотят!»

А внизу его уже поджидал Кальпурций, сын славного рода Тииллов.

— Объясни мне, пожалуйста, — потребовал он сурово, — зачем нам эта птица? — Он ткнул пальцем в петушиную голову. Тот в ответ клекотнул сердито и попытался долбануть обидчика клювом. — Ай! Нет, ты посмотри, злой какой! Из такого и супа хорошего, наверное, не сваришь!

В другой ситуации Йорген охотно объяснил бы своему спутнику, что качество пищи от характера птицы, пошедшей на ее приготовление, никоим образом не зависит. Но его слишком задела сама постановка вопроса.

— Эх! Кто это его отдаст на суп?! Он мне живой нравится! — выпалил «добытчик». Однако он не мог отрицать, что живой петух — не лучшая компании в дальнем и опасном походе, поэтому добавил примирительно: — В крайнем случае мы его продадим.

Кальпурций возвел очи горе:

— Люди нашего с тобой происхождения не должны лазить по ярмарочным столбам. Не должны доставать живых петухов. И уж тем более не должны ими торговать! — очень раздельно и громко, как глупому, внушал он. — Это противоречит всем нормам поведения благородного человека. Это удел простонародья, бедняков, коим недоступны иные развлечения в силу ограниченности ума, обусловленной отсутствием должного воспитания и обучения…

Йорген слушал его с очаровательной улыбкой на лице, не перебивал, согласно кивал головой, но, когда возмущенный силониец закончил-таки речь, промурлыкал ностальгически:

— Право, как же ты похож на мою родную мачеху!

И Кальпурций вдруг понял, что в словах этих нет ни малейшей иронии и расценивать их надо как комплимент.

— Ладно, пойдем уже! — Он устало махнул рукой. — Поищем какой-никакой ночлег. Не думаю, что в приличные заведения этого благословенного города допускают петухов.

Пристанище нашлось неподалеку — вполне респектабельный с виду трактир, небольшой и чистый, на вывеске — красивая курица в короне, на двери — объявление о сдаче комнат внаем.

— А с петухами пускаете?! — недолго думая Йорген водрузил на прилавок свой трофей.

Реакция хозяина оказалась непредсказуемой. Его круглое сытое лицо вдруг побледнело и исказилось, губы задрожали, будто он собирался расплакаться.

— Девы Небесные! ЧТО Я ВИЖУ?!

Дрожащим перстом трактирщик указывал на петуха, и Кальпурций решил, что им довелось столкнуться с удивительной, никому не известной разновидностью фобии — боязнью домашней птицы. Сообразить, что человек, страдающий столь редким недугом, вряд ли смог бы содержать трактир, он не успел. Потому что Йорген истолковал поведение мужика правильно.

— Хороша птица, да?! — гордо спросил он и подул петуху в затылок, пониже алого гребня. Легкие расписные перышки вспушились веером.

— Хаалльский ситцевый! — простонал трактирщик с вожделением, на глаза его навернулись слезы умиления.

— Он самый! — подтвердил ланцтрегер с видом большого знатока. Он развлекался.

— Продайте, добрый господин, — заканючил трактирщик. — Всякая птица есть — как раз такой породы не хватает! Главное, курочка-то имеется, петушка добыть не могу! Облагодетельствуйте! А уж я его как любить буду! Холить и лелеять буду, пылинки сдувать! И Дев Небесных за вас молить! Вы человек дорожный, военный, мало ли какая оказия в пути? А птичке покой нужен. Она, птичка, нежная! Она, птичка, красивая… — Последние воркующие слова были обращены уже непосредственно к «птичке», тревожно озирающей помещение злым желтым глазом.

Кальпурций был совершенно уверен: сейчас обрадованный Йорген совершит еще один акт чистого добра и проблема будет исчерпана. Но он ошибался. Тот расставаться с трофейной птицей не спешил. Торчал у прилавка и изображал муки сомнения: качал головой, воздыхал тяжко.

— Три… пять золотых! — выпалил трактирщик отчаянно. Громко сглотнул и прибавил: — И семь… десять дней бесплатного проживания с полным пансионом.

— Ну… — замялся ланцтрегер фон Раух, — не знаю… Мы тут всего на одну ночь… А золото… Что такое золото в сравнении… Ай! — Это Кальпурций больно наступил ему на ногу. — Ладно! Вижу, ты добрый человек, и любимцу моему будет у тебя хорошо.

— Это не извольте сомневаться, благородный господин! Пуще сына родного обожать буду! — Хозяин принял птицу в трясущиеся ладони, прижал к обширной груди, ласково взъерошил перья. — Ах ты мой хороший… Ах ты мой красавец… А как имя его, добрый господин?!

— Его имя, — очень торжественно объявил Йорген, — его имя — Молодой Видар. Он наречен в честь короля моей страны!

— Я буду звать его «ваше величество»! — восхитился трактирщик и предложил продемонстрировать «добрейшим господам» свое куриное хозяйство.

Но Йорген поспешил отказаться под тем предлогом, что должен пережить разлуку в одиночестве, для чего и был с величайшим почетом препровожден в лучшую из комнат заведения. Туда же незамедлительно был доставлен великолепный ужин, состоящий из доброго ломтя кабаньего окорока, морского окуня, жаренного в сухарях, с гарниром из тетрагонов, большой миски тушеной капусты и кнедлей со сливовым джемом. Из напитков был эль, было кислое ифийское вино и морс из морошки — очень странное сочетание, посетовал Кальпурций и надолго замолк, занятый едой.