Евгений Малинин - Маг

Апостол Пип между тем, снова скривив свои тонкие губы, скомандовал:

– Лейтенант!…

Тип, сидевший неподвижно как истукан, на передней лошади, тут же спрыгнул на землю и рысью бросился к окну повозки. Вытянувшись перед апостолом, он, казалось, не замечал распростертого у его ног тела, а апостол уже отдавал распоряжения:

– Прикажите вашим людям убрать эту… падаль и представьте мне немедленно градоправителя…

Лейтенант отскочил немного в сторону и махнул рукой задним всадникам. Двое из них тут же спрыгнули с лошадей и бегом направились к повозке. Ни слова не говоря, лейтенант указал на лежащую фигуру, а сам бросился к входу в ратушу. Двое ребят наклонились над лежащим, подхватили его под мышки и за ноги и поволокли в конец кавалькады. Когда его приподняли с мостовой, я расслышал слабый стон и понял, что капитан жив. В этот момент Данила под моим плащом зашевелился и его напуганная рожица показалась на свет Божий.

Между тем уже почти стемнело. Площадь была практически пуста, и только из-за угла домов да из погасших окон замолчавшего ресторана выглядывали отдельные смельчаки.

Прошло не более двух минут и тяжелая дверь ратуши распахнулась. Из нее, словно от мощного пинка, на ступени перед колоннами выкатился невысокий, толстенький, полуодетый, растерянный господин. Пытаясь на бегу застегнуть пуговицы перекошенного камзола и при этом удержать под локтем огромную шикарную шляпу, он орал на всю площадь:

– Лейтенант, я не могу предстать перед его священностью в неряшливом виде!… И члены совета еще не собрались!…

Но появившийся следом за ним из дверей лейтенант, не вступая в переговоры, молча ткнул его в плечо. От этого тычка градоправитель – а это был, по всей видимости, он – выронил шляпу и быстро засеменил по ступеням в сторону переднего дилижанса. И тут с задней его стороны хлопнула дверца, и на булыжниках мостовой появился худой и высокий, словно жердь, господин, облаченный в темно-коричневый, просторный балахон, весьма напоминавший рясу доминиканцев, только сделанный, пожалуй, из значительно более дорогой ткани. Когда он повернулся в сторону ковылявшего по ступеням градоправителя, стало видно, что это и есть апостол Пип. Его худющее, вытянутое, облитое синеватой кожей лицо пыталось изобразить что-то вроде милостивой улыбки.

– Я смотрю, вы не спешите встретить скромных слуг Единого-Сущего! Конечно, я понимаю, что пятиликому Сату не пристало торопиться навстречу каким-то там апостолам Единого, а тем более отрываться для этого от важных городских дел!…

– Что вы, ваша священность, – забормотал Сат, шаря глазами вокруг себя то ли в поисках потерянной шляпы, то ли в попытке избежать прямого взгляда апостола Пипа. – Просто я не был предупрежден о вашем прибытии и ничего не успел приготовить. Даже сам не был одет подобающим для встречи таких особ образом…

– Апостолов Единого сладостно встречать в любом виде… – перебил его Пип, – ибо, как сказано, не в одежде грех, а в теле твоем многоликом…

– Велик Единый, – эхом откликнулся градоправитель. – Я весь к услугам вашей священности. Чем градоправитель Лоста может служить Единому и его посвященным?

– До Единого-Сущего дошло, что жители Лоста все чаще впадают в грех изменения облика. Вера твоих сограждан балансирует на острие иглы, а ты, градоправитель, вместо того чтобы отводить их от грехопадения, показываешь пример следования Измененному. Сам частенько меняешь облик, вопреки воле Единого!

Градоправитель тряс головой и размахивал руками, но не решался прервать обличающую речь апостола.

– Мы посланы, чтобы наставить людей твоего города. Beлика милость Единого, велико терпение Единого-Сущего. Вместо того чтобы обрушить на твой город кару, а ты знаешь, что это такое, Единый-Сущий посылает тебе Слово. Сегодня же вечером во всех ресторанах, тавернах, кабаках и гостиницах Лоста, где есть достаточно большие залы, мы прочитаем проповеди Единого и будем их читать в течение семи ближайших дней. Мы разместимся в «Белом лебеде», так что пусть его полностью освободят от постояльцев…

Мне показалось, что лицо пятиликого Сата горестно перекосилось, но слушать продолжение разговора у нас уже не было времени. На город опустилась ночная темнота, а нам еще предстояло найти наши «Три копыта». Поэтому я снова взял в руку Данилкину ладошку и потянул его в сторону узкой улочки, начинавшейся за углом мэрии. Ванька, словно ожидая этого, тут же спрятал свою черную голову под моим плащом.

Мы быстро шагали по темной узкой улице, слабо освещенной редкими фонарями, прочь от центра города. Уже через несколько минут замощенная часть улицы закончилась, и мы ступили в мягкую пыль дороги. А еще через несколько десятков шагов нам навстречу попалась невысокая девушка в похожем на Данилкин комбинезоне.

– Милая девушка… – обратился я к ней. Она вздрогнула и чуть не выронила из рук свою маленькую корзинку, но приметив рядом со мной маленького мальчика, слегка успокоилась и вопросительно взглянула на меня.

– Не подскажете ли вы путникам, впервые оказавшимся в вашем городе, как пройти к таверне «Три копыта»? Нам сказали, что она где-то в этой стороне.

– Ой, так вы к дядюшке Вару, – обрадовалась она. Я улыбнулся и утвердительно кивнул.

– Вы пройдите немного вперед и у большой каменной тумбы поверните направо. Четвертый дом и будет «Три копыта». Дядюшка Вар как раз на месте. И я скоро вернусь, только отнесу двуликой Ясе ее пирожки и наливку… – И она приподняла свою корзинку. – Дядюшка Вар – мой дядя, я у него и живу, – добавила она и, улыбнувшись еще раз, проскользнула мимо нас.

Мы двинулись в указанном направлении и через несколько шагов действительно наткнулись на большую, круглую каменную тумбу, установленную в месте пересечения двух улиц. Повернув, как было сказано, направо, мы увидели впереди ярко горевшую лампу, а когда подошли ближе, поняли, что она освещала небольшую вывеску, выполненную на куске жести. На вывеске по зеленой травке, под ярко-желтым солнышком гуляла веселая пятнистая корова. Причем одна из ее задних ног и кончик хвоста не поместились на жестяном прямоугольнике, но, несмотря на это, корова довольно улыбалась.

– Действительно, три копыта, – довольно пробормотал Данила. И только тут я понял, что мой маленький спутник смертельно устал. Я ободряюще похлопал его по плечу:

– Держись! Сейчас поужинаем, и сразу ляжешь спать. – И я толкнул тяжелую дверь темного дерева, отозвавшуюся звонким переливом колокольчиков.

Сразу за дверью располагался обширный низкий обеденный зал, освещенный масляными лампами и заставленный массивными столами и лавками. Дальняя стена была отгорожена деревянной, с красивыми медными накладками стойкой, за которой стоял высокий по местным меркам пожилой мужчина с густой проседью в волосах и быстрыми умными темными глазами. Мы сразу направились к нему мимо заинтересованно разглядывающих нас посетителей. Подойдя к стойке, я слегка сдвинул назад капюшон плаща, открывая лицо, и негромко спросил: