Хартман Рейчел - Серафина

— Если он был на похоронах и видел тебя, а ты его не видел, то он, скорее всего, мог быть…

Псы небесные! Да Орма стоял в самом центре. Я видела его из-за ширмы клироса; с моего угла на него открывался отличный обзор.

Тут он напрягся.

— Не пытайся сама его искать. Он убьет тебя.

— Он не знает о моем существовании.

— Чтобы убить тебя, ему не обязательно знать, что ты — это ты. Достаточно решить, что ты пытаешься помешать ему сделать то, зачем он явился.

— Ясно, — сказала я полушутливо. — В общем, лучше принц Люциан, чем я.

— Да!

Горячность, с какой он произнес это «да», заставила меня отпрянуть. Я не могла ответить; от эмоций сжало горло.

Тут кто-то заколотил в скособоченную дверь. Я отодвинула ее, ожидая увидеть одного из монахов-библиотекарей.

Но там скрючился, громко дыша раскрытым ртом, Базинд — тот самый новоперекинувшийся. Глаза его глядели в разные стороны, вид был все такой же неопрятный. Я отступила, держа перед собой дверь, словно щит. Он пролез в комнату, звеня, будто праздничный венок, огляделся с разинутым ртом и споткнулся о стопку книг на полу.

Орма в мгновение вскочил на ноги.

— Саар Базинд, — сказал он. — Что привело тебя сюда?

Базинд покопался в рубахе, потом в штанах, и наконец нашел письмо, адресованное Орме. Тот проглядел его очень быстро, а потом протянул мне. Поставив дверь на место, я двумя пальцами взяла бумагу и прочла:

Орма: думаю, ты помнишь саара Базинда. В посольстве он оказался бесполезен. Предположительно, отправив его на юг, ардмагар оказал услугу матери Базинда за то, что она сдала мужа-накопителя. Иначе ему не позволили бы здесь появиться. Он нуждается в коррективных уроках человеческого поведения. Учитывая историю твоей семьи и твое собственное умение вписываться в среду, полагаю, ты станешь идеальным учителем.

Удели ему столько времени, сколько сможешь, не забывая, что отказаться ты не вправе. В частности, убеди его не снимать одежду в общественных местах. Да, до этого уже доходило. Все в арде, Эскар.

Орма ни звуком не выразил удивления. Пришлось мне это сделать за нас обоих:

— Даанова сковородка!

— Очевидно, его отослали, чтобы не мешался под ногами при подготовке к прибытию ардмагара, — сказал Орма ровным тоном. — Это не лишено смысла.

— Но ты-то что с ним будешь делать? — Я понизила голос, потому что по другую сторону книжных шкафов мог оказаться кто угодно. — Ты пытаешься не светиться перед учениками. Как же объяснять, что при тебе появился новоперекинувшийся саар?

— Что-нибудь придумаю. — Он осторожно вытащил из рук Базинда книгу и убрал ее на дальнюю полку. — В это время года я могу вполне правдоподобно слечь с пневмонией.

Мне не хотелось уходить, не убедившись, что с ним все хорошо, и особенно не хотелось оставлять его с новоперекинувшимся, но Орма был непреклонен.

— У тебя много других дел, — сказал он, открывая дверь. — Например, встреча с принцем Люцианом Киггсом, если не ошибаюсь.

— Я надеялась, что мы позанимаемся, — ухватилась я за последний предлог.

— Могу дать тебе домашнее задание, — сказал он, возмутительно игнорируя мою тревогу. — Дойди до собора святой Гобнэ и посмотри на новый мегагармониум. Строительство только что закончили; как я понимаю, в его основе лежат любопытные акустические принципы, которые до сих пор в таком огромном инструменте еще никогда не применялись.

Он попытался улыбнуться, чтобы показать, что все хорошо. А потом закрыл дверь прямо у меня перед носом.

10

Я прогулялась в сторону собора, как предложил Орма — возвращаться во дворец пока не было никакого желания. Небо набросило на солнце тонкую белую вуаль; поднялся ветер. Быть может, скоро пойдет снег… До Спекулюса, самой длинной ночи в году, оставалось пять дней. Как говорится: «чем дни длиннее, тем мороз сильнее».

Часы Комонота были видны через всю соборную площадь. Кажется, цифры сменялись по утрам — примерно в то же время, на которое намечалось прибытие ардмагара. Оценив педантичность создателя, я остановилась, чтобы поглядеть, как из дверок на циферблате появляются механические фигурки. Ярко-зеленый дракон и одетая в пурпур королева шагнули вперед, поклонились, по очереди погонялись друг за другом, а потом взмахнули каким-то полотном, которое, по-видимому, изображало соглашение. Раздался скрежет, потом стук, и огромная стрелка переместилась на цифру три.

Три дня. Мне подумалось: интересно, волнуются ли Сыны святого Огдо из-за недостатка времени? Трудно ли организовывать беспорядки? Хватает ли факелов и черных перьев? А фанатичных ораторов?

Я снова повернулась к собору святой Гобнэ, впервые ощутив некоторое любопытство по поводу протеже Виридиуса. Часы у него вышли интересные, не поспоришь.

Еще раньше, чем услышать мегагармониум, я его почувствовала — через подошвы, через саму улицу, даже не как звук, а как вибрацию, как странную давящую тяжесть воздуха. Подойдя ближе к собору, я поняла, что звук тоже был, но идентифицировать его было еще слишком трудно. Я стояла на пороге северного трансепта, положив ладонь на колонну, и чувствовала, как мегагармониум пробирает меня насквозь до самых костей.

Звук был громкий. В тот момент я еще не могла оформить более развернутое мнение.

Стоило открыть дверь в северный трансепт, и музыка едва не выдула меня обратно. Весь собор под завязку был заполнен звуком — каждая трещинка, словно звук был чем-то плотным и совсем не оставлял места воздуху, в котором можно было бы двигаться. Я просто не могла шагнуть внутрь, пока уши не привыкли — хотя случилось это на удивление быстро.

Как только прошел ужас, меня охватил восторг. Даже звуки моей жалкой маленькой флейты заставили все здание гудеть, но они поднимались тоненьким огоньком свечи. А это — это был целый лесной пожар.

Плывя сквозь толщу звука, я добралась до Золотого дома в сердце собора, а потом двинулась в южный трансепт. Теперь мне было видно, что инструмент имел четыре ручные клавиатуры, которые сияли, словно ряды зубов, и одну большую ножную. Выше, вокруг и позади, аккуратными рядами располагались трубы, словно башни этой певческой крепости; инструмент казался причудливым детищем волынки и… и дракона.

На скамье хозяйничал крупный мужчина в черном; ноги его яростно вытанцовывали бассо остинато, а широкие плечи демонстрировали размах рук не меньший, чем у зибуанской каменной обезьяны. Я сама немаленького роста, но мне ни за что бы не удалось вот так тянуться во всех направлениях сразу и ничего не надорвать.

На пюпитре нот не было — конечно, в природе еще не существовало музыки, написанной для этого чудовища. Так значит эта какофония — его собственного сочинения? По-видимому, да. И она была прекрасна — так же, как бывает прекрасна гроза на болотах или бурный поток, если только допустить, что сила природы сама по себе может обладать гениальностью.