Стена - Дмитрий Гартвиг
Вот только она не хотела на них смотреть.
Хрипы нещадной гонки перемежались с всхлипами горя, сбивая и без того нестройное дыхание девушки. Казалось, что вот оно — избавление после бессонной страшной ночи. Но радости ей этот рассвет не приносил. И дело было даже не в четвёрке солдат, навсегда оставшихся в лагере.
Дело было в том, что вместе с ними остался и Линд.
Она так до конца и не смогла понять, насколько оказывается он был для неё важен. Смазливый и капризный папенькин сынок, сорящий в академии деньгами направо и налево, устраивающий бесконечные попойки для своих друзей-подпевал, таких же надутых индюков. Кто бы мог тогда подумать, что когда-то этот франт, на которого Марта всё студенчество смотрела не иначе как с презрением, станет вдруг для неё всем? Превратится в ту единственную спасительную соломинку, за которую можно уцепиться в бушующем море войны и неопределённости, страха и хаоса? Но он стал, вопреки всему, словно этот самый рассвет, что она встречала в солдатском отряде полном одиночества, он, чёрт его побери, стал.
А она его предала. Она не встала рядом с ним в последний, самый страшный миг. Сбежала, позволив себя утянуть какому-то случайному бойцу.
И именно из-за этого, а не из-за бешеного бега, сердце Марты готовилось выпрыгнуть из груди.
Она бы отдала всё на свете, лишь бы чьи-то неведомые силы позволили ей сейчас оставить отряд. Позволили ей остановиться, развернуться и броситься обратно, прямиком на острия имперских копий. Но она не могла себе позволить так поступить. Иначе — всё было бы действительно напрасно. Иначе Линд действительно погиб зря, погиб нелепо и глупо, а не спасая её.
Гори вся эта война синим пламенем.
Звонкое ржание коней вдруг вывело её из печальных размышлений.
— Сука! — выругался сержант, на секунду обернувшийся через плечо. — Кавалерия, сука, кавалерия! Они послали кавалерию!
— Командир, — обратился к нему на бегу один из солдат, — что делаем?
— К мосту, — решительно ответил сержант. — Со всех ног к мосту. И молитесь Богам, чтобы у барона хватило милосердия его опустить.
Весь отряд, из которого ещё секунду назад казалось, выжали все соки, прибавил темп. Даже Марта, недавно умолявшая судьбу-злодейку о самоубийственном и отчаянном броске на имперские мечи, старалась не отставать.
Девушка не ошиблась, когда решила, что смутные фигуры на стенах — это лучники. Едва небольшой отряд пробежал ещё с десяток метров, за их спинами посыпались стрелы, отсекая ночных рейдеров от преследовавшей их кавалерии. Первой жертвой обстрела, правда, пал ещё один солдат барона, которому тонкий прут с покачивающимся оперением на конце, прямым попаданием пробил лоб.
Никто не обратил на бойца, упавшего в пыль, никакого внимания.
— Откройте! — яростно заорал сержант, потрясая мечом над головой, когда вымотанный отряд достиг-таки городских стен. — Опустите мост!
Это место, с особенной тщательностью охраняемое на протяжении всей осады, почти не пострадало от боёв. Даже ров не был засыпан. И именно это обстоятельство, которым в любой другой момент можно было бы восхититься, и сыграло с диверсионным отрядом злую шутку.
Топот копыт приближался с нарастающей скоростью. Времени искать обходной путь не было.
— Откро… — повторил, захлёбываясь удушливым кашлем сержант.
Ноль реакции. Крепостной мост, их единственное спасение, оставался недвижим.
— Не откроют, — с каким-то равнодушным оттенком в голосе констатировал Пьер. — Не откроют, господин сержант.
Командир отряда устало кивнул.
— И то… верно… — делая короткие паузы в попытке отдышаться, произнёс он. — Барон… не будет рисковать… нельзя… пустить кавалерию в город.
И, глядя в заплаканные глаза Марты, продолжил.
— Спасибо… маги. Спасибо. Хоть… требушеты… сожгли…
— Будем драться? — спросил Марк, в очередной раз поправляя съехавшие очки.
Сержант обессилено ухмыльнулся.
— Будем… умирать, маг. Они нас сейчас сомнут и не заметят.
Вот и всё, подумала Марта. Вот и всё…
Откуда-то из глубин вдруг поднялась неистовая ярость, поджигающая руки колдовским огнём даже без желания хозяйки. Вот и всё? И слава Богам, что всё. По крайней мере, у неё будет шанс поквитаться. За Линда, за Холька, за того безымянного солдата, что погиб от дружественного огня, так и не добежав до крепости. За саму себя…
Шквал арбалетных болтов и стрел продолжал лавиной падать со стены, но тяжелобронированные всадники не обращали на него никакого внимания, продолжая грозным клином надвигаться на обессиленный отряд, выстроившийся жидким строем. Марта уже видела довольные лица кавалеристов, предвкушающие быструю и скорую месть за тот разгром, что они учинили в лагере.
Не дождутся.
Первый из всадников, откуда-то с правого края их массы, испепелился в мгновение, поймав латной грудью фиолетовую стрелу. Брат-близнец с левого фланга тут же повторил его судьбу. К делу моментально подключились и Марк с Пьером, продолжая неистово прореживать имперский строй.
Но недостаточно быстро. Кавалерийская армада продолжала неумолимо надвигаться.
За спиной Марты что-то трещало и клокотало, кто-то что-то громко выкрикивал, какие-то команды может быть, но она не обращала на эти звуки никакого внимания. Девушка продолжала швырять одно заклинание за другим, надеясь забрать с собой как можно больше имперцев. Фиолетовый огонь, не смотря на всю ночную усталость, лился струями, обволакивая всё тело девушки.
Ещё один пасс. Ещё один. Лошадиная грудь мелькнула прямо перед глазами, глядя в глаза Марты золочёной маской всадника, какой-то очень важной и знатной шишки, наверное.
Девушка почему-то успела подумать, что примерно так, грозно и завораживающе, выглядел бы Линд, если бы избрал своей стезёй военное дело.
На неё, перед самым последним мгновением, вдруг напал страшный страх. Не в силах увернуться, не в силах отпрыгнуть от нацеленного ей прямо в грудь копья, она сильно зажмурилась, не желая видеть собственную смерть.
Марта закрыла глаза, так до конца и не понимая, действительно ли она слышит этот чавкающий звук или ей только кажется?..
* * *
Рассветное солнце выжигало барону глаза.
Его грубая и сухая ладонь с короткой, прочерченной поперёк линией жизни, с силой давила на низ нахмуренного лба. От волосков густых бровей, слегка щекочущих кожу, по всей руке то и дело проходили волны дрожи. Но барон не замечал этого. Просто потому что вторая его ладонь, напряжённо вытянувшаяся вдоль правого бока, была сжата до побелевших нестриженных ногтей, с болью впиваясь острыми полукруглыми
