КЖД V (СИ) - Толбери Рост
— Ты дурак, — тихо сказала она. — И индюк. Вёл себя как Лотрак, будто знаешь всё наперёд, а на самом деле не знаешь ни черта...
— Зато это было не зря, — устало ответил Кальдур. — Впервые за столько времени мы сделали что-то и это не пошло и это не пошло по борозде, а вполне даже удалось.
— И что же мы сделали? — она вяло рассмеялась. — Нагуляли аппетит и просрали ещё пару дней?
— Нет же. Ты что не поняла? Мы нашли что хотели. И это просто невероятная удача! То, что мы там видели, эти странные линии. Это связи, понимаешь? Моя и твоя. Твоя и твоих немногочисленных близких. Наша с Госпожой... самая крепкая и тяжёлая, та золотистая. А эта серебряная... знаешь куда она ведёт?
— Думаешь к Алазаму?
— Я, чёрт подери, знаю, что к Алазаму! Мне даже дотрагиваться не нужно. И если её разорвать...
— ...То он станет лёгкой мишенью. Если конечно, ты всё правильно понял, умник. И откуда ты всё это взял? М? Вот уж никогда не поверю, что во всей Бездне мы вдруг оказались там, где нужно, и вот так вот, с первого раза!
— Не знаю, — Кальдур облизнул зубы. — Оно само как-то пришло ко мне. И ты права, это несколько странно, ведь если говорить по-честному я очень-то и умный парень... А ты? У тебя были там озарения?
— Я поняла, что в жизни не полезу с тобой в такую дыру ещё раз. Мне там было очень плохо и не хотелось находится. Голова до сих пор работает паршиво, как в тумане. Это место чуждое нам, от него хочется бежать назад, хотя бы к этим камням.
— И всё?
— И ещё, — она задумалась, — я поняла, что те твари бы обязательно бы нас сожрали, когда бы поняли как...
— В смысле?
— В смысле пока мы там вошкались, мы были им не по зубам, буквально. Но раз там можно напридумывать себе дорожку, то вероятно, можно было бы и напридумывать подходящие зубы. Сечёшь?
— Хм... — Кальдур замолчал надолго, потом вздохнул. — Анижа бы дорого отдала, чтобы оказаться в том месте и изучать его. Кажется, я её понимаю.
— Анижа уже отдала слишком дорого. Не будем об этом. Что мы сделаем со всем этим. Как порвать нить, которая сделана из какой-то энергии и которую не пощупать, и которую мы теперь даже не видим?
— Понятия не имею. Может быть жрец или чародей подскажут чего. Это по их части.
— У меня идея получше, — лицо Розари снова озарила хищная улыбка, а глаза её прищурились. — Мы захватим бледного. И заставим его поработать.
Виденье 57. Как я учила
— Неправильно!
Голос Госпожи плетью ударил низенького и горбатого человечка, склонившегося над носилками в тусклом свете свечей. Руки его дрогнули, он выругался, но продолжил работу под Её грозным взглядом. Пронзил иголкой разорванную кожу и попытался наложить ещё один стежок на то, что осталось от голени несчастного. Солдат, которого только что принесли с поля боя, уже не кричал, и перестал дышать несколько минут тому назад, но Госпожа старательно не замечала этого.
Низенький и горбатый человек вытер пот с выбритой головы, поморщился и не выдержал.
— Так уж и нужно было заставлять меня избавляться от волос... — проворчал он, снова втыкая иголку в кожу.
— Тебя запомнят иначе, — строго ответила Госпожа. — Не как уродца, а как великого. А своими волосами ты уже убил человека. Когда они попали в рану. Того, с распоротым животом.
— А этому-то уже неважно! — целитель протяжно выдохнул. — Он умер.
— Но твоя работа и практика ещё не закончены, — ледяным тоном ответила Госпожа. — Зашей эту рану, и в следующий раз выйдет ладнее. Скоро ты станешь зашивать их быстрее, чем они истекают кровью.
— Ты могла исцелить его, — процедил сквозь зубы целитель в воцарившейся тишине.
— Могла. Но чудес на всех не хватит. Как и меня. Вы, люди, тоже должны творить чудеса, если хотите выжить.
Целитель вздохнул, закончил и обрезал нить. Отвратительная и бессмысленная работа отняла у него ещё крупицу сил, а он и так брыл их сам у себя в долг уже которую бессонную ночь. Швы распространялись от колена в стороны, формируя уродливую звезду. Культя получилась грубой и всё ещё кровоточила — он недостаточно хорошо перевязал сосуды.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— И должен был удалить лишние нервы, — Госпожа словно прочитала его мысли. — Иначе человек будет мучится от болей всю оставшуюся жизнь. Это может быть так сильно, что захочет отрезать себе и то, что осталось от его конечности. Ты не должен забывать об этом... Морокай не дремлет, он может найти способ убить всех моих жрецов, и тогда останетесь только вы... Вы должны работать не хуже.
Целитель обреченно кивнул, поднялся и пошёл ко второму несчастному, лежащему у входа. Подозвал солдат с улицы, попросил их поднять раненого и поместить на деревянное ложе, пропитанное кровью от бесконечных попыток спасти жизни с помощью ножа и пилы. Подошёл, осмотрел, освещая повреждённую ногу свечкой, грязно выругался и потянулся за дурманом, чтобы несчастный не проснулся ещё долго.
— Ну и месиво. И снова нога, — целитель покачал головой и разложил содержимое кожаной сумки: пилу, жгут, чистый бинт, нить и ещё одну иглу, которую он успел прокипятить ещё утром.
— Да, — Госпожа подошла ближе и согнулась в три погибели, чтобы разглядеть рану. — Но конечность нужно спасти. Я покажу как.
— Лучше сразу её отрезать, — взмолился целитель. — Он же сам потом попросит. Если не умрёт от заражения. Эти ублюдки-темники заставляют меня делать их работу. Почему они не могли ударить его топором или мечом? Зачем они используют эти ужасные палицы?
— Тихо! Не важно что случилось. Этому мужчине нужно будет кормить детей и возделывать поля. Он нужен своей семье и пролил достаточно крови. Смотри внимательнее, — Она взяла из его рук скальпель и провела по разожжённому бедру. — Ткани раздроблены, и тут ты прав — нормально они уже не заживут. Поэтому мы вырежем всё, что пострадало, постараемся оставить крупные мышцы и сосуды, и если у нас не хватит материала, мы возьмём его с соседней ноги. Рассекай рану, иссекай скверну и оставляй в ране проход, чтобы всё плохое вышло. Тогда будет заживать.
— Но люди не какая-то глина, чтобы лепить из них, что вздумается! Мы не можем из одной здоровой ноги получить две!
— Что вздумается и не выйдет. Но в пределах одного тела можно сделать многое, — руки Госпожи работали удивительно чётко и быстро, это казалось волшебством, но целитель уже знал, что сейчас Госпожа не применяет никакие свои силы. — Видишь. Его кости почти что целы. Перелом скверный, но срастётся... А ты хотел уже отпилить ему ногу. Всё не так страшно внутри, нужно было лишь заглянуть. Он будет ходить, пускай и хромая... и каждый день испытывая боль. Зато будет чувствовать себя настоящим мужчиной и будет при деле. Он крепкий и выдержит это. Я чувствую. Удалим вот эти осколки, и соединим кость здесь, используй полосы из металла, которые для тебя выковали. Но не забывай освещать их, как я тебя учила, иначе больной умрёт. Весь металл, который ты обработаешь правильно будет светоносным и позволит тебе скреплять куда более тяжёлые раны. Так, всё. Иди сюда. Продолжай сам.
Целитель побледнел ещё больше, принял инструменты и погрузил свои пальцы в рану. Такая работа должна была быть неспешной и требовала максимальной чёткости, но это было роскошью, когда человек истекал кровью. Он с трудом натянул на себя два осколка кости, торчащих из раны, обработал их напильником, приложил прутик из тонкого металла, и аккуратно прибил их друг к другу гвоздиками. На этот раз дурмана оказалось достаточно, и несчастный не проснулся от боли. Целитель закончил, проклиная свои несовершенные руки и взялся зашивать рану.
— Что теперь? — спросил он, вытерев пот со лба.
— Как я учила. Нужно зафиксировать ногу, чтобы кости срослись правильно и твой труд не пошёл насмарку. Мы возьмём листья железного древа и обмотаем им ногу на много слоёв, затем стянем всё нитями, и ты должен будешь объяснить этому мужчине, что он должен лежать месяц и показать ему, что он может делать, а что нет. Это важно. Покажи ему тех, кому повезло меньше и кто уже не сможет стоять. А то его своенравность сыграет с ним плохую шутку.