С волками на Вы (СИ) - Горышина Ольга

Костя шарахнул пассажирской дверью, пытаясь унять злость, но легче не стало. Он запрыгнул на водительское сиденье и вставил ключ в зажигание. Теперь проверить сцепление и педаль тормоза — можно кресло не двигать, если оно вообще регулируется. Зеркала тоже на месте. Фу… Теперь повернуть ключ… Но Костя этого не сделал. Он понятия не имел, в какую сторону ехать. Он не помнил, насколько градусов Богдан развернул грузовичок экстренным торможением. Да и ладно — если поехать вперёд, то есть шанс отыскать машину, которую он сейчас желал видеть целой и невредимой больше, чем Варю. Без машины он не увезёт фольклористку из этого чёртова места! И если Богдан решит забавляться с ними, то его жёлтые глаза могут оказаться куда страшнее ружья — ружьё можно хотя бы попытаться вырвать, а как воевать с гипнотизёром Костя не представлял даже смутно.

Теперь ещё надо поучиться сдавать назад. Если он застрянет в сугробе, идти придётся пешком. Осторожно. Осторожно. Осторожно… Уф! Вперёд, назад… Руль… Кажется, можно ехать. Вот так, медленно… Вторая передача, третья, снова вторая… Если даже поехал не в ту сторону, не беда. Отыщет «Тойоту». Знать бы время. На себя лучше не полагаться — на нервах каждая минута кажется часом. Вокруг ничего, уже шею свернул. Может, всё-таки повернуть назад? Разворот в три приёма и пересдачи не будет. Так, хорошо, вот отсюда он отъехал. Теперь бы засечь время хоть как-то, хоть песни петь, никто ж не услышит. На третьем хите «Ленинграда» Костя начал нервничать. Он не гнал, но и не тащился шагом. Что такое? Где деревня? Ещё один поворот и… Костя вдарил по тормозам, крутанул руль — и машина вошла мордой в сугроб. На дороге стоял волк.

— Идиот! — Костя шарахнул по клаксону, оглушив немой лес. — Надо было давить!

Волк в испуге припустил к лесу и исчез за деревьями. Костя вылез, чтобы оценить ущерб, и выругался, не скупясь на выражения. Самому ему не выбраться, а ждать помощи на дороге бесполезно. Надо идти вперёд. Если повезёт, деревня будет через несколько поворотов. Если же нет, лучше взять фонарик.

Костя заглянул за сиденье. Фонарь есть, и больше ничего. А палка бы не помешала. Непонятно, чем отпугивать волков. Не диким же смехом! Но кроме него ничего не осталось. И ещё слёз. Детских слёз бессилия. Влипнуть по второму кругу в то же дерьмо. Ох, молодца!

Глава XVIII — Дрова

Варя уже столько раз, заслышав стон, просто так подскакивала к старику, что в этот раз не двинулась с места. Табурет она внесла в каморку, но уперла ножки в порог, чтобы не шуметь. Хотя шумела она только цепочкой, которую не порвала лишь по счастливой случайности — она даже на экзаменах так не теребила её, а сейчас, накручивая на палец, упиралась аж в ярёмную ямку.

— Ты кто такая?

Вопрос был задан по-румынски, но она умудрилась догадаться, о чём её спрашивают, и сейчас, потирая отбитую при вскакивании ногу, она ответила по-русски, как её зовут. Заметив, что дед щурится, она подошла поближе, хотя у лежанки было ещё темнее. Каморка без окна, а свет из кухни падает лишь на порог. Однако Михей закивал, явно припоминая знакомство на кладбище.

— А где тот парень? — прохрипел дед.

Варя секунду повременила с ответом. Сообщать о смерти Анны должна не она. Кто знает, как старик отреагирует! Так что Варя сказала только, что Костя с Богданом ушли.

— Давно? — перебил старик ни с того ни с сего окрепшим голосом.

Варя и здесь не знала, что ответить. Казалось, то с их ухода прошла вечность, но они могли отсутствовать и не более часа — просто она слишком нервничала, оставшись один на один с полоумным стариком.

— Скоро должны вернуться, — ответила Варя уклончиво и сильнее сжала цепочку. Вернулись бы поскорее. Она с ума сходила подле спящего, а с бодрствующим Михеем стало куда страшнее. Хоть бы не выкинул никакой фортель!

— Где Анна? — задал старик вопрос, которого Варя так боялась. Правда, она быстро нашлась с ответом:

— Я её с вечера не видела, — ответила, нисколько не покривив правдой. — Вам принести воды?

Может, Богдан не просто так говорил про питьё. Может, старику иначе будет плохо. Михей не ответил, но Варя сходила в кухню и зачерпнула кружкой из ведра. Даже сама пару глотков сделала. И вернулась к старику.

— Значит, ты теперь тут за Анну? — пробубнил дед, уткнувшись губами в кружку, которую Варя заботливо держала у его рта, не решаясь просунуть ему под голову руку.

Она не чувствовала брезгливости — старик пусть и пах после кладбища потом, но выглядел опрятным. Она боялась нащупать рану и кровь. Сын ударил его слишком сильно.

— Ты хоть понимаешь, что натворила, дура?! — прорычал дед, отталкивая ещё полную кружку.

Варя не успела отдёрнуть руку. Вода пролилась старику на грудь. Но это не её вина. Надо было присесть раньше, а не сейчас. Сам дурак! — прочитывалось, наверное, в её взгляде, но она не смущалась. Она думала вести научную работу, а в итоге… В итоге… Варя закусила губу, чтобы не разреветься. Михей назвал её дурой за воду, но дурой она была в другом. Божечки, он же мог за стенкой всё слышать…

— Ох уж и прыток, гадёныш! — выдал старик в подтверждение её опасений. И, приподнявшись на локте, прохрипел: — Понесла иль не понесла, как думаешь? У вас, баб, свои приметы имеются ж…

И за запястье схватил, будто клещами, не вырваться. А невидимая рука и за горло заодно ухватила — и слова не вымолвить. А старик всё головой качал и кряхтел.

— Коль не обрюхатил, то уйти от него сможешь. Потом уже нет… Потом уж и сама, как он, станешь… Ох, не хватило духу придушить гадёныша, пока мал был. Не хватило… А сейчас сильнее матери стал, не совладать… Ты зажмурься и плач… Слёзы лучшая твоя защита. Не смотри ему в глаза, пропадёшь. Руки-то какие, просто ручки барышни, такими ведро с колодца не достанешь. И замок не собьёшь. А в сараюшке вилы есть, — Дед на руку её опёрся и сел, чуть ли лбами не столкнулись. — Только на вилы его и поддеть можно. С вилами справишься, с ружьём нет. Вилы сподручнее вам. бабам. Да как замок снять… — И вдруг ещё сильнее сжал ей руки, в глаза впился, и взгляд вдруг просветлел и осознанным стал. — А ты, может, любишь его? Может, я зря спасти тебя хочу? Может, волчья жизнь тебе раем кажется? Ведь Анна дура была, любила… Знала, на что шла… А тебя-то, думал, охмурил гадёныш. Он уже не мальчишка, как был…

Варя руки рванула и сумела высвободиться. Не зря, кажется, Богдан велел отца не слушать. Да куда ж они запропастились-то?!

— Я сейчас хлеба принесу!

Только б из каморки выскочить. Заодно и в окно посмотрит. Только не пришлось. Дверь скрипнула. Варя бросилась в зал и замерла. У дверей стоял один Богдан. Взъерошенный, в снегу, даже не отряхнулся. Варя хотела спросить про Костю, но не решилась и пролепетала только, что Михей пришёл в себя, но Богдан будто пропустил её слова мимо ушей и продолжал спокойно разуваться. Может, не расслышал, но повторять Варя не стала, хотя с места не двинулась. Должен ведь догадаться, что её интересует, где Костя. Почти пять минут прошло. Топтался бы он на крыльце, давно бы в дом зашёл. Что происходит?

Богдан наконец и тулуп повесил. Прошёл мимо, точно она пустое место. Схватил в кухне хлеб, бросил в каморку, что-то сказал и запер старика, оставив ключ в замочной скважине. Чтобы не подглядывал, видать. Сердце Вари упало в пятки, а когда румын поднял на неё глаза, подпрыгнули к горлу. Тут уж никакой вопрос не задашь, не задохнуться бы, а то опять мерещится, что глаза у Богдана светятся.

Она зажмурилась до боли и почувствовала на глазах слёзы. Слёзы страха.

— Сама-то ела что-нибудь?

Голос не грубый, даже с ноткой заботы. Но это ведь обманчиво, да? Где Костя? Может, они на разных машинах, и он с «Тойотой» возится? И волноваться лишнее. Сейчас придёт.

— Нет. — сказала она, услышав, как Богдан грохнул чайник на плиту. — Хотела вас дождаться…

Как хорошо, что они не перешли на «ты», не нужно уточнять, кого именно. Однако Богдан оказался иного мнения. Он взял только две чашки и, вновь пройдя мимо, поставил их на привычный столик. Для неё и Кости? Или всё же для них двоих. Что происходит? Язык дрожал во рту, не в силах выдать ни один звук, а Богдан уже и оставшиеся с утра блины принёс. Самое время про Анну спросить. Чёртов язык! Уже и чайник вскипел, а она всё