Ксения Медведевич - Ястреб халифа

— Как скажешь, — снова пожал плечами самийа. — Но я бы решал задачи в порядке поступления. Я знаю, что джунгары готовят к походу большую армию.

— «Большую а-армию», — передразнил Аммар слишком певучий выговор нерегиля. — Сто пятьдесят тысяч сабель — это, по-твоему, большая армия?! Это огромная армия!

— Откуда такие сведения? — поднял брови Тарик.

Аммар прикусил было язык, а потом подумал, что смысла скрывать что бы то ни было от самийа нет:

— В Фейсалу пришел купеческий караван из Хань. Купцы прибыли с пайцзами Эсен-хана, идут в Хорасан за шафраном и тканями. Они и привезли новости.

— Аммар, — тихо сказал самийа. — Ты хочешь сказать, что по крупнейшему ашшаритскому городу на границе со степью сейчас разгуливают вражеские лазутчики и сеют панику среди населения?

— О нет, мой сумеречный друг, вы нас недооцениваете, — раздался от ворот сада веселый голос ибн Хальдуна.

Добродушный пухлый вазир уже поспешал к ним, переваливаясь на тонких ножках.

— Никто уже нигде не разгуливает, все тихо сидят в тюрьме и быстро и внятно отвечают на вопросы моих дознавателей.

Отдуваясь и вздыхая, начальник тайной стражи опустился на колени перед своим халифом, отдал земной поклон и приветственно кивнул Тарику. Кивнув в ответ, нерегиль сказал:

— Почтеннейший Исхак, сдается мне, что я знаю не все, что мне следует знать об этом деле.

— Ой, да? — всполошился старый вазир.

— Это какой-то странный караван — приходит из вражеской земли с подорожными врага и тут же начинает заниматься шпионажем в пользу врага, нимало не скрывая собственных целей. И это явно не первый караван — мальчишку-толмача тоже привез в Беникассим ханьский купец два года тому назад. И сдается мне, что дела у этого купца пошли неважно — или я ошибаюсь?

Ибн Хальдун и халиф многозначительно переглянулись. Тарик заметил это и добавил:

— И вот теперь джунгары налетают именно на Беникассим — и на Мерв. А в Мерв ханьский караван с ханской пайцзой, случайно, не заходил?

Вазир вздохнул и ответил:

— Ваша проницательность, мой сумеречный друг, делает вам честь. Я расскажу вам все по порядку.

И ибн Хальдун рассказал, что пять лет назад джунгары вторглись в Хорасан через Герирудскую долину — десятки фарсахов переходящих друг в друга оазисов у подножия хребтов Паропанисада, гребнем уходящих в Большую степь. Восточные отроги Паропанисад защищали аш-Шарийа от степи словно бы воздвигнутой чудом Всевышнего стеной. Чем дальше к западу, тем более пологими становились горные склоны, и в виду Фейсалы скалы окончательно сменялись высокими холмами с каменистыми обрывами. А за Фейсалой протянулись обширные пустоши и заколдованные плоские скалы Мухсина — поросшего травой и редким кустарником плато, по которому всегда гулял странный поющий ветер. Если бы не Мухсин с его нехорошей славой места обитания джиннов, Хатиба, прижимающаяся к подножию Биналуда, была бы совершенно открыта степи с юга. Так же обстояли дела Беникассима и Мерва, раскрывавших объятия своих долин всякому, кто решился бы пройти через поющие скалы джиннов.

До последнего времени джунгары не решались пересекать пользующееся дурной славой плоскогорье, а предпочитали прорываться через Герируд. После песков и глинистых почв ничейной земли, поросших хилой травой, хармыком и бударганом, оазисы долины казались им земным раем. Они готовы были рисковать, мчась мимо укрепленных городов и крепостей, подобных Нисе, — но до сих пор джунгарские кони не смели топтать высокую траву Мухсина. Все изменилось в этом году — двадцать тысяч кочевников пришли к Мерву через плато.

Рассказав все это, ибн Хальдун утер платочком тонкого хорасанского хлопка пот со лба.

— Что случилось в Беникассиме два года назад? — резко спросил Тарик.

Вазир и халиф снова переглянулись. И Исхак ибн Хальдун неохотно ответил:

— Туда пришел ханьский караван. Очень богатый и очень большой. Мы еще удивились, почему он пришел туда, а не в Мерв. Но караванщики божились, что джинны отвели им глаза в скалах, и они насилу вышли в долину, высматривая на горизонте снежную вершину Толуй-бабы.

Тарик, неотрывно глядя на вазира, склонил голову — мол, я понял, продолжай.

— Караван вез все, чем богаты царства Хань — нефрит, яшму, ткани из верблюжьей шерсти, расшитый шелк, кречетов из Эдзина, бобровые и собольи шкуры. Ты должен знать, о Тарик, что ханьские купцы предпочитают делать огромный крюк и не идти через Большую степь — джунгары представляют для них нешуточную опасность…

— Представляли, — поправил вазира нерегиль. — Закон Эсэн-хана карает грабителей смертью. Теперь караваны могут идти через степь, и никто не тронет купца и пальцем.

Начальник тайной стражи с удивлением воззрился на самийа. Тот улыбнулся:

— Возможно, джунгар, с которым я имел неприятность беседовать, был хвастуном. Но он верил в то, что говорил, — для него это было правдой. Иногда очень полезно получать сведения из первых рук, о Исхак.

— Хм, — лишь ответил вазир, с новым интересом оглядев как всегда невозмутимого самийа. И продолжил:

— Так вот, купцы предпочитают долгий кружной путь через Абер Тароги — сумеречники взимают высокие пошлины за проход, но люди считают, что дело того стоит.

— Ну а этот караван бесстрашно прорвался через степь и колдовские скалы, — усмехнулся Тарик.

— Воистину так, — согласился ибн Хальдун. — Мои осведомители досмотрели вещи купцов — и обнаружили там пайцзы хана джунгар. Впрочем, купцы и не скрывали, что пользуются покровительством Великого кагана. С ними даже ехал его посол, который назвался Галданом сыном Отогчина.

— То есть это был не просто караван, — тихо сказал Тарик. — Это было посольство.

— Да, — кивнул ибн Хальдун. — И оно везло грамоту от хана джунгар, написанную ханьскими письменами. В ней этот дикарь обращался к халифу верующих… мягко говоря, в неподобающем тоне и в неподобающих выражениях.

— Что там было написано? — холодно осведомился Тарик.

— Что он считает меня своим самым дорогим сыном, — мрачно ответил Аммар. — И ожидает от меня сыновней покорности и присяги. Но что хочет при этом жить со мной в мире и поддерживать выгодную торговлю — после принесения присяги, естественно. Мне предлагалось прибыть в его ставку не позднее следующего лета, пройти между двух огней и поклониться Великому Тенгри.

— Очень великодушно, — усмехнулся нерегиль. И тут же посерьезнел: — Что вы сделали с послом и караваном?

Ибн Хальдун вздохнул:

— Посла и часть купцов препроводили в Мерв. Там они предстали перед наместником, ныне покойным Инальчиком Кадыр-ханом. Слова посла привели его в возмущение, и он приказал повесить дикаря на стенах города, купцов стегать плетьми и возить по городским улицам извалянными в дегте и в перьях, а потом тоже повесить, а караван разграбить. С оставшимися в Беникассиме купцами поступили так же.