Ксения Медведевич - Ястреб халифа

— Потому что я не понимаю, что мы здесь празднуем, о повелитель, — сурово ответил широкоплечий, статный, славный своей отвагой и безжалостностью глава Умейядов.

Рассказывали, что в свои пятьдесят три Омар держит при себе пять молодых наложниц, и те недолго ходят пустыми, то и дело производя на свет очередного Умейя. Ибн Имран уже потерял счет своим детям от четырех жен, пяти наложниц и десятков рабынь, которых ему, тем не менее, продолжали дарить и покупать. Тем не менее, юный Абд-аль-Малик, повешенный в роще падуба у стен Беникассима, был его сыном — и сыном от Таруб, любимой наложницы.

— Объяснись, о Абу-аль-Ариф, — спокойно сказал Аммар.

Охрану в саду несли вооруженные мечами и джамбиями «южане».

Тарик продолжал сидеть не шевелясь, устремив взгляд в какую-то точку за спиной Аммара.

Все присутствующие затаили дыхание. Слышны были лишь плеск воды в фонтане, треск факелов и голоса перекликающихся по своим хозяйственным делам рабов.

— Пусть Всевышний будет мне свидетелем — я служил тебе верой и правдой, о мой повелитель, и не жалел жизни, защищая твоего отца и тебя в дальних походах и жестоких битвах, — мрачно проговорил Омар. — Твоя жизнь и твоя честь были мне дороже моей жизни и чести, и жизни и чести моих сыновей. А ведь мой род, также как и твой, род Аббаса, происходит от Али: наши праотцы были сыновьями посланца — Аббас от Сабихи, а Умейяд — от Зейнаб! Вот почему сейчас я не могу исполнить твой приказ, о мой халиф! Я оскорблен, и вместе со мной оскорблен весь род Умейя. Я говорю за себя, раз остальные предпочитают трусливо прятать лица за рукавами! — возвысил голос глава Умейядов, оглядывая остальных вождей кланов.

Те уже начинали переглядываться, кивать и поглаживать ладонями рукояти джамбий. Меж тем, Омар ибн Имран поднял правую руку и воскликнул:

— Да простит меня Всевышний, о мой повелитель, но я не стерплю позора и засвидетельствую перед этим собранием: ты поступил опрометчиво и неразумно! Ты отвернулся от своих преданнейших слуг! — Омар гордо обвел глазами лица сидевших в маджлисе.

Люди кивали и облегченно вздыхали: ну наконец-то нужные слова сказаны, и сейчас все встанет на свои места. И глава Умейядов крикнул:

— Я не потерплю, чтобы мою судьбу и судьбу лучших из лучших воинов аш-Шарийа решал бледномордый чужак-самийа, безродный раб, купленный за деньги!

Маджлис взорвался криками, и в следующее мгновение Аммар увидел, как белый кафтан бегущего Тарика мелькнул над столиками и подушками. Моргнув еще раз, Аммар увидел высокий силуэт над сидящим Омаром ибн Имраном. Тарик сгорбился, в его руках свистнул и сверкнул меч, отрубленная голова Умейя, взмахнув пером на чалме, подлетела в воздух и упала наземь. Из перерубленной шеи еще сидевшего тела ударил фонтан крови, обильно заливая одежду сидевших вокруг Умейядов, посуду и скатерти.

Не обращая внимания на крики ужаса и женский визг, Тарик нагнулся, сдернул чалму с головы Омара и ухватил ее за рассыпавшиеся длинные седые волосы. Аккуратно переступая через опрокинутые столы и посуду, нерегиль пошел обратно, неспешно шагая мимо оцепеневших от ужаса людей. Голова Омара покачивалась в одной руке, обнаженный окровавленный меч посверкивал в другой. Сидевшие вдоль кромки пруда-блюда вскрикивали и с ужасом отворачивались, когда мимо них проплывало разинувшее рот, перекошенное лицо Умейя.

Дойдя до своего места перед Аммаром, Тарик развернулся лицом к собранию и сказал:

— Почтеннейшие! Как командующий армией аш-Шарийа, я могу только приветствовать смелость и отвагу, проявляющиеся в том числе и в том, чтобы открыто выражать несогласие с моими действиями и планами. Позвольте мне также заметить, что я совершенно нечувствителен к замечаниям по поводу моей внешности, происхождения или положения невольника при этом дворе. Я могу заверить вас в том, что подобные мнения и комментарии никогда не станут причиной моего неудовольствия или гнева. Тем не менее, я должен вас предупредить: тому, кто подвергнет сомнению дарованную мне повелителем верующих власть над армией халифата, я отрублю голову. Так, как я сегодня отрубил ее вот этому ублюдку! — и самийа резко вздернул вверх руку с головой Омара.

Обведя взглядом маджлис, завороженно наблюдающий за отсветами пламени в остекленевших глазах главы знатнейшего рода аш-Шарийа, Тарик опустил голову Омара.

И с нарастающей яростью проорал:

— Если кто-нибудь из присутствующих здесь зарвавшихся ублюдков, именующих себя «древним родом», желает высказаться вслед за Умейя — пусть высказывается, потому что сейчас ему самое время сдохнуть! — и нерегиль вскинул окровавленный меч.

Ответом ему стала гробовая тишина.

— Я думаю, что наши разногласия остались позади, — с леденящей улыбкой проговорил самийа и отпустил голову Омара.

С глухим стуком она упала на ковер. Взмахнув крест-накрест мечом, Тарик стряхнул кровь с лезвия и медленно вложил клинок в ножны.

— А теперь я вынужден попросить у благородного собрания прощения: увы, я обделен поэтическим даром и не смогу принять участие в стихотворных поединках этого вечера. Поэтому я умоляю моего повелителя о разрешении покинуть пир — я слишком груб для утонченных забав ашшаритов.

И самийа опустился перед Аммаром на колени и коснулся лбом ковра.

Аммар, спокойно оглядев забрызганные кровью цветы жасмина над безголовым трупом Омара ибн Имрана, милостиво улыбнулся и ответил:

— Иди, Тарик.

Наутро халиф приказал самийа явиться в пустой сад, в котором уже не осталось никаких следов вчерашнего пиршества — ни жемчужин, ни крови. На жасминовые кусты рабы всю ночь выливали ведро за ведром воду. Аммар не любил запаха крови.

— Как ты посмел?! Что ты себе думаешь, о сын шайтана, порождение пятнистой змеи, язычник, неверная собака!

Для верности Аммар еще и запустил в коленопреклоненного нерегиля абрикосом. Тарик его поймал быстрым кошачьим жестом.

— Они взбунтуются!.. — воскликнул наконец халиф и в изнеможении упал на подушки.

— Взбунтуются — накажешь, — невозмутимо пожал плечами самийа и надкусил абрикос.

— Ты знаешь, сколько их? Сколько у него сыновей? Племянников? А у этих сыновей и племенников их сыновей, двоюродных братьев и племянников? Это самый могущественный клан аш-Шарийа!

— Значит, ты накажешь самый могущественный клан аш-Шарийа, — нерегиль явно оставался безучастен к проносящейся над его головой грозе.

— Тьфу на тебя, — мрачно выдохнул Аммар и добавил: — Вот ты, в случае чего, и отправишься их приводить к покорности.

— Как скажешь, — снова пожал плечами самийа. — Но я бы решал задачи в порядке поступления. Я знаю, что джунгары готовят к походу большую армию.