Евгений Лукин - Катали мы ваше солнце

– Уразумел, Завид Хотеныч! – обрадованно отозвался тот и, ухватив бывшего кудесника за рукав, увлек за дверь.

Розмысл изволил подняться из-за стола и, подойдя к Кудыке вплотную, принялся придирчиво его разглядывать. Будто коня на слободском торгу.

– Да-а, с виду и не подумаешь… – задумчиво проронил он. – Стало быть, и впрямь часы изладил?.. Такие?

Завид Хотеныч, не глядя, ткнул пальцем в угол, и древорез осмелился взглянуть. Там стоял торчмя высокий, как надолба, снарядец узорного чугунного литья – весь в гроздьях и завитках. Внутри, звонко щелкая, ходил молоточек колебала. Стрелок, правда, не было, зато имелся круг с цифирью и суточными делянками.

– Где уж нам… – выдавил Кудыка, не сводя глаз с хитрой греческой поделки. – Мы попроще… Из дерева… Не кузнецы, чай… Древорезы…

Розмысл взглянул на него изумленно и, ничего не сказав, вернулся за стол. Негромко, но решительно пристукнул по доске ладонью.

– Значит, так, Кудыка! Люту Незнамычу я тебя не отдам… Как это у вас наверху говорится: мимо пройдешь – дураком назовут?.. – Снова изогнул на мгновение рот в змеиной улыбке и далее заговорил отрывисто, кратко, словно гвозди вбивал: – Останешься у меня. Участок наш – от заката до изворота… Участок – сложный, предупреждаю, снасти лажены своедуром, так что готовь смекалку… Станет Лют Незнамыч переманивать – не вздумай соблазниться. И вообще за изворот – ни шагу! Узнаю – язык ниже пяток пришью!.. – Тут розмысл приостановился и поглядел Кудыке в глаза, давая понять, что насчет языка не шутит. – Ухмыла я с золы снимаю. Походишь с ним, посмотришь. Что непонятно – спрашивай смело. Хоть он и пьяница, а дело знает… Да! Еще возьмешь у ключника Устав Работ – и чтобы вызубрил до последней буквицы. – Завид Хотеныч замолчал и, оборотившись к Чернаве, смерил ее недовольным оком. – А вот как с тобой, красавица, быть?.. Счету навычна?

Та надменно поджала губы.

– Да уж на торгу не обсчитаюсь…

Розмысл подумал.

– Ладно! – проворчал он. – Поставлю на раскладку: будешь чурки раскидывать. Дюжинами. Легкие – влево, полновесные – вправо…

Глава 10.

Дела подземные

Ночь была черная, непрозрачная, без единого гвоздика в небе.

«Влюбилась – как рожей в сажу влепилась», – пришло на ум боярышне Забаве, которую вся округа с некоторых пор звала за глаза Шалавой Непутятичной.

– Чурило!.. – обеспокоенно шепнула она. – А ну потрогай: погорелец не отвязался ли?..

Ухватистая пятерня с готовностью лапнула ее за высоку грудь и тут же получила хлесткую затрещину. Чурило крякнул.

– Виноват, ощупался… – смущенно пробормотал он.

– Да тут я, тут, боярышня… – послышался совсем рядом унылый голос захваченного в развалинах погорельца. – Чего уж там отвязываться?.. Все равно ведь сыщете…

Впереди шуршал незримой травой незримый храбр Нахалко, коему велено было разведывать ведущую к капищу стежку. Понятно, что, кабы не Шалава Непутятична (катись она под гору вместе со своим зазнобушкой!), оба храбра и близко бы не решились подступить в такую темь к развалинам. А про огороженную страхом Ярилину Дорогу и говорить нечего… И тот, и другой не раз уже помянули, верно, недобрым словом и кружало, где они бражничали с древорезами, и саму встречу с синеглазым ленивым красавцем, будь он неладен!..

А главное, конечно, кляли храбры собственные свои не в меру проворные языки. Угораздило же обоих, в самом деле, выскочить наперед: знаем, мол, боярышня, как не знать!.. Не одну ендову зелена вина с тем Докукой раскушали…

Вот и раскушивай теперь…

Думали сначала, что боярская племянница просто затеялась изловить вожака чумазых да и расспросить в теремных погребах о ладушке о своем. Ну это – ладно, дело привычное: унянчали дитятку, даже и не пикнул. Пикни попробуй – с кляпом-то во рту!.. А как выспросили – новая дурь нашла: подавай ей волхвов – тех самых, что Докуку ее ненаглядного под землю к навьим душам спускали! С простыми-то бабами беда, а уж с боярышней – вдвое…

– Нашарил… – радостно шепнул незримый храбр Нахалко. – Вот оно, капище… Камушек…

И впрямь – кончилась травка, пошла мостовая. Осторожно, опасаясь угодить ненароком в жертвенный колодезь, двинулись в обход выложенной замшелыми голышами площади, пока за частоколом резных идолов не наткнулись на малую избенку, где держали опочив волхвы.

Дрыхли кудесники без задних ног, двери не замыкая. Да и зачем? Кому бы это в голову взбрело среди ночи гулять по запретной для всех Ярилиной Дороге?

Взбрело, однако…

– Ты, Чурило, руби искру и вздувай огонь, – тихо приказала отчаянная боярышня. – Только подальше отойди, чтоб ненароком не услышали… А ты, Нахалко, готовь ремни. Вязать будем…

– Матушка… – выговорил, разом весь обмякши, Чурило.

– Делай что велено! А не сделаешь – скажу дядюшке, будто вы тут со мной насильно грех сотворили…

И ведь не шутила боярышня, ой, не шутила… Пошатываясь и мысленно поскуливая о пропащей своей головушке, старый храбр вместе с привязанным к нему погорельцем отступил шагов на десять и высек огонь. Нахалко торопливо шуршал ремнями. Понимал пострел: насчет Чурилы боярин, может, и усомнится, а вот ему, молодому да курносому, точно несдобровать…

С кудесниками, противу ожиданий, обошлось даже проще, чем с чумазым вожаком, – пробудились они уже связанными. Чурило вставил лучину в светец, и желтый огонек явил их заспанные изумленные рожи.

– Ну, вы! Волхвы тряпочные!.. – вконец утратив девичью стыдливость, процедила Шалава Непутятична. – Сказывайте, куда мово Докуку подевали!..

– Ты что это, девка?.. – моргая, проговорил один из них. – Ты куда ворвалась? Солнышка, что ли, не боишься?..

– Да что мне ваше солнышко? – неистово крикнула боярышня и вдруг заголосила, подхватив себя под ребрышки и запрокинув бело личико: – Постеля холодна, одеялочко заиндевело!..

Волхвы тревожно переглянулись, сообразив, видать, что дело-то серьезное.

– А главный ваш где? – озираясь, спросил негромко Нахалко. – Почему двое?.. Убег, что ли, Соловей?..

– Тоже в навий мир взяли… – хмуро ответил кудесник.

Курносый храбр испуганно охнул и умолк. Шалава Непутятична раскачивалась из стороны в сторону и тоненько подвывала, закатив ясны очи.

– Так ты чего хочешь-то? – запинаясь, вопросил ее другой волхв.

– Докуку мово! – Боярышня очнулась и топнула влитой в сафьян ножкой, да так, что со щек слезы брызнули.

– Эк тебя! – подивился, а то и посочувствовал кудесник. – Да как его теперь воротишь-то, Докуку твоего?.. Уехали санки, боярышня, под землей твой Докука…

– Сказывай, как его из-под земли издобыть! – потребовала вне себя Шалава Непутятична.