Ирина Булгакова - Черный завет

Доната дважды открывала и закрывала рот, но возразить не решилась. Вот так не выпалишь человеку, что внутри тебя живет демон. Все равно, что приговор себе смертный подписать. Ладимир, может, никому и не скажет, но единственного… человека на этом свете потерять… Нет, не готова она еще к такой откровенности. И вряд ли будет готова когда-нибудь. Пусть лучше думает про нее что угодно. Зато рядом идет.

Меж тем Гелион клонился к закату. Пора было подумать о ночлеге. Ладимир так и не ответил, где он собирался ночевать. Складывалось впечатление, что невзирая на ее нежелание, все же ведет он ее в сторону ближайшей деревни. Ну, не на ту напал. Хватит с нее деревень. Вот у неказистой рощицы дорога круто влево берет. Там у поворота наверняка найдется местечко для ночлега. А хочет идти в свою деревню – пусть идет. Она утром встанет пораньше, обойдет людное место и встретит его с другой стороны.

– Я вот чего не пойму, – Ладимир запустил пятерню в густые волосы. – Если людей так не любишь, какого, извини, хрена, ты в Гранд идешь. Это тебе не Здравинка. Это большой город. Не Бритоль, конечно, но город большой. Куда там от людей денешься? Тебе бы, наоборот, в лес настоящий податься, да всю жизнь там и прожить, забот не зная. Что тебе заботы – ни родственников, ни Истин никаких…

Он не договорил, а она не взорвалась в ответ на обидные слова.

У самого поворота их поджидал мужичок, роста невеликого – Донате по грудь. Холщовая рубаха в грязных пятнах от долгой дороги, заправленная в видавшие виды штаны. Сапоги растоптанные, видно даже, как один совсем прохудился, раззявил гвоздистую пасть – каши просит. А глаза у мужичка озорные, а щеки румяные. Бороденка редкая задралась, стоит, ухмыляется: попались, голубчики, куда теперь денетесь?

– Дорожный Попрошайка! – ахнула Доната.

И знала доподлинно, что никуда теперь не денешься, а все равно, перехватила мешок удобнее и рванула, не разбирая дороги, прямо в рощу.

– Доната! Куда! – громкий крик Ладимира достал ее на бегу. – Бесполезно! Вернись!

Она не слушала. Дурная память гнала ее через овраги. Ветер свистел в ушах. Ветви хлестали по щекам, острые сучья тянулись к ней, мечтая отнять съехавшую с плеча котомку. Бежала Доната, на ходу решая сложные вопросы – где удобнее перепрыгнуть через ручей, чтобы не сбить набранного резвого темпа, удастся ли перескочить через поваленное дерево?

Бежала Доната, лесным оленем перепрыгивая с кочки на кочку, одолевая и трухлявые пни, и невысокие колючие заросли. Как нарочно, едва угадываемая тропа пропала вовсе и густая поросль становилась все более непроходимой. От постоянных приседаний и скачков дыхание сбилось, а спина взмокла.

И торопил ее слышный еще крик Ладимира.

– Вернись, Доната! Вернись!

Но стоило вспомнить хитрые глазки мужичка, как досада острая, с годами ничуть не утихшая, сжимала сердце и гнала дальше.

Нога зацепилась за незамеченный в сумраке корень вывороченного дерева, и Доната кубарем скатилась на дно неширокого оврага. Тут же поднялась на четвереньки и носом уткнулась в стоптанные сапоги. Точнее, один сапог, тот, что совсем прохудился – каши просит.

– Шустра ты, девка, – масляный голосок хоть на хлеб намазывай. – Размялась? Это хорошо. Девкам первое дело – хорошо размяться. А то иная девка как квашня, пока сообразит, что к чему. А я шустрых люблю, легки на подъем. Смотреть одно удовольствие. Руку давай – подняться помогу. Повеселила ты меня. Давно так не смеялся. Уж за всю жизнь мою, без начала и конца, не помню я, чтобы от меня девки бегали. Пойдем к попутчику твоему. Вместе вы, вместе и разбираться будем…

Она отказалась от крепкой руки в мозолях, с короткими пальцами и навеки въевшейся грязью. Поднялась сама, и долго оттирала грязь. И век бы отряхивала мусор, что пристал к рубахе и штанам. Но толку-то? Куда от Дорожного Попрошайки денешься?

– Чего бежала-то? – назидательно говорил мужичок, вышагивая рядом. – Убивать разве тебя буду? Так нет, что я, проклятый какой? А если и попрошу чего – так от тебя же самой зависит. Как известно, хочешь – отдай, а не хочешь – кто же неволить будет?

Ага. Как же. Упрямо поджав губы, Доната слушала его болтовню, а рука обреченно касалась кожаного пояса. Отнимет, изверг, как пить дать, отнимет. С нее и взять-то нечего, кроме метательных ножей. А этот… души у него нет. А где души нет, откуда совести взяться?

Та единственная встреча с Дорожным Попрошайкой до сих пор отзывалась болью в душе. Болью и детской обидой.

Тогда они с матерью затеяли долгий поход. Мать называла это «обойти владения». А когда веселилась от души, то говорила «пометить владения».

Долго бродили они по отзывчивому лесу, и к полудню вышли на заброшенную дорогу. Мать не хотела идти по дороге, Доната уговорила ее. На ней красовался подарок – пояс, расшитый блестящим самоцветным бисером и камнями. Такой дорогой подарок. Детская душа пела от радости, глядя на то, как лучи Гелиона забавляются с разноцветными камешками. А в лесу когда еще дождешься, чтобы свет добрался до переливающегося всеми цветами радуги узора!

Недолго ей оставалось радоваться. У обочины, как раз за поворотом заброшенной дороги, встретил их мужичок. Стоял и ухмылялся. Мать тогда крепко сжала руку Донаты, стиснула зубы и пошла прямо на него. Мужичок долго рассыпался в любезностях, а потом просто сказал:

– Поясок у девочки больно хороший. Приглянулся мне. Так вот, просьба у меня: отдайте мне поясок, очень прошу.

Доната от такой наглости только рот открыла: сейчас мать выпустит когти и покажет мужичку, каково это – гадости говорить. А вместо этого мать глубоко вздохнула, присела перед Донатой на корточки и долго смотрела в глаза.

– Отдадим старичку поясок, дочка?

– Он не старичок, – упрямо склонила голову Доната.

– Отдадим, дочка, – мать снова вздохнула. – От греха подальше. Я другой тебе подарю.

Она так жалко, так непохоже на себя сказала, что у Донаты затряслись губы. Мокрыми от волненья руками она едва справилась со сложным замочком. Потом, кусая губы, чтобы сдержать навернувшиеся слезы, протянула поясок Дорожному Попрошайке.

Тот погладил ее по голове, назвал хорошей девочкой. Она отшатнулась, как от удара, и мысленно похвалила себя за то, что сдержалась и не вцепилась зубами в его руку.

Позже выяснилось, что можно было пояска Попрошайке и не отдавать. Но тогда на обратной дороге могло приключиться что угодно. От пустякового укуса лесного клопа – нога опухнет и всего лишь неделю ходить не сможешь, до… Да всего. Дерево – век стояло, вдруг упадет и тебя придавит. Перед смертью пожалеешь, что не уступила мужичку вещи понравившейся, а поздно будет.