Мара Полынь - Плачущий король

— Лахли, — позвал он, и девушка обернулась. — Я так соскучился.

— Я тоже, — Лахли улыбнулась, но тут же погрустнела. — Ты изменился, — её голос звучал подобно колокольчикам, но когда она говорила, ему казалось, что сотня тигров терзает его душу.

— Разве это плохо?

— Да, — она кивнула. — Твоя душа горит чёрным пламенем, и в ней не осталось места любви и состраданию.

— Месть — всё, что мне осталось, — он чувствовал, как слёзы бегут по щекам. Казалось, с их помощью он сможет избавиться от горечи, что наполняла его до краёв.

— Ты не должен уподобляться бешеному зверю, — Лахли скорбно покачала головой. — Ты должен жить. Сейчас же, ослеплённый, ты катишься во тьму.

Он молчал. На самом деле ему было безразлично, куда он там катится. Он уже был во тьме. Всё, ради чего он жил, исчезло. Погибло. Когда месть свершится до конца, то и ему незачем будет задерживаться в этом мире.

— Это неправильно. — Она опять покачала головой. — Оглянись вокруг. Тебя ждут.

Лахли сделала шаг назад. Туда, где заканчивается скала, а внизу волны складывают пенные узоры вокруг чёрных блестящих камней.

— Нет!!! — он бросился к ней, силясь остановить, поймать. Но рука схватила лишь пустоту.

В комнате было темно и душно. Дышать было тяжело, и сердце бешено колотилось. Страж с трудом разжал кулак и опустил руку. Какое-то время лежал, вслушиваясь в ночь. Кажется, больше никто не проснулся от его крика. По крайней мере, никто не бежал, не барабанил в дверь. Интересно, где Третий? Он ещё внизу, развлекается? Страж медленно сел. Провёл рукой по лицу, проверил постель. Подушка была мокрой. Перевернул её и лёг обратно. Удастся ли ещё поспать сегодня? Тихо дышало древо: поскрипывало ветвями, шепталось сквозняками в коридорах. Издалека доносился гул голосов. Похоже, он проспал совсем немного, и менестрели ещё не закончили выступление.

Страж не верил в богов и духов, по крайней мере в то, что они действительно вмешиваются в жизнь смертных. Но Лахли, его возлюбленная, его невеста, уже дважды являлась перед ним: сначала в облике маленькой девочки, какой он помнил её из детства, и теперь — такой, какая провожала его в тот, последний раз. Это память играет с ним в шарады или действительно мёртвые научились говорить с живыми?

Гнездо встретило их оживлением: Седьмой и Пятый вернулись, так что роли виконта и баронета были уже заняты. Шестая никуда не отлучалась всё это время, и теперь пятеро стражей отдыхали, наслаждаясь компанией друг друга. Четвёртому досталась роль баннерета Мидлини, Третий же в этот раз был сыном-бастардом герцога Силиридити.

Под мерные разговоры Четвёртый начал клевать носом: нормально заснуть прошлой ночью он больше так и не смог, а о серьёзных делах ведь стражи всё равно говорить не будут. По крайней мере, до глубокой ночи точно, пока не уверятся, что рядом нет лишних ушей.

— …уже третий день, говорят, — рассказывал что-то тем временем баронет Сананси. Четвёртый нахмурился, пытаясь понять, что же вырвало его из дрёмы.

— И ничего? — это спросила баронесса.

— Вроде бы ничего, — вздохнул виконт. — Молчит, как рыба.

— Кто? — недоумённо спросил баннерет. Ему было неловко, что он пропустил часть разговора и теперь переспрашивает, выказывая неуважение.

— Ведьма же, — Тарилели не обратил на неуважение никакого внимания. — Вся эта история с отравлением выплыла наружу, Лиестаней вынужден был её схватить, пока вас не было.

— А что третий день?

— Император приказал передать её Гвардии. Похоже, считает, что глава лично заинтересован, поэтому может что-нибудь напороть, — баронесса покачала головой. — Сомневаться в Лиестанее!

— Пытаются узнать про яд?

— Ролдарин — серьёзное дело. Считай, что это обвинение в измене. Обычно за такое карают смертной казнью.

Все замолчали, размышляя о судьбе Ведьмы.

— Она же последняя в старшей ветви Тирманогов? — вдруг встрепенулась баронесса. — А что же с древом тогда будет? У неё ведь нет детей.

— Отойдёт младшей ветви, — герцогский бастард пожал плечами, будто бы пресечение старшей ветви одного из древнейших родов леса — обычное дело. — У них, правда, таких сильных ведьм никогда не было. Придётся нам забыть о волшебных декорациях на Императорских приёмах.

Страж опять не мог заснуть. Тиантей сейчас где-то в темнице. И её пытают. По-честному пытают, как изменницу. И вскоре казнят, даже если она не признает своей вины, — какая разница, как было на самом деле? В любом случае, у него нет ни плана, ни возможностей. Даже если бы он хотел спасти её — это чистой воды самоубийство. А он не хочет спасать её. Он вообще не хочет вмешиваться. Не так ли? У него другие планы.

Не это ли имела в виду Лахли?

Страж понял, что если полежит ещё чуть-чуть, то просто сойдёт с ума.

Он вскочил и начал кружить по комнате подобно раненному зверю. Что он вообще может сделать? Ничего. Не стоит и пытаться.

Он достал молочно-белый кулон и зажал в кулаке, сосредотачиваясь. Потом поднял на уровень глаз. Под его взглядом в клубящемся тумане разгорелась и мерно засияла крохотная звёздочка. Страж знал, как до неё добраться. Он даже смутно видел очертания помещения, где она находилась. Удивительный артефакт.

Он отложил камень и замер бездвижно на краю кровати. Если он попадётся, то не сможет завершить свою месть. Но если он и собрался окончить свою жизнь таким глупым способом, при этом он должен быть холоден, как клинок. Безучастен, как древо. Он медленно вдохнул, выдохнул. Да. Он готов.

Те, кто организовывал охрану, наверняка не ожидали, что кто-то будет настолько дерзок, чтобы нападать и отбивать пленников. Он незамеченным просочился мимо стражи двух внешних периметров. Пока что всё шло хорошо, не в последнюю очередь благодаря кулону: он безошибочно находил все скрытые ловушки и сигнальные нити. Но расслабляться не стоило: он ещё даже не добрался до своей цели, не говоря уж о том, чтобы потом выбраться на свободу. Беззвучный, как тень, способный прятаться в самых неожиданных местах, где никто не будет искать, Страж опустился на подземный этаж, выкопанный значительно глубже корней. Звезда сияла всё ближе и ближе.

Её камера была рядом с пыточной: видимо, чтобы не ходить далеко. Страж снял ключи с пояса охранника — потом, когда он придёт в себя, то поначалу решит, что просто заснул на посту. Коридор в тусклом свете чадящих факелов казался частью какого-то проклятого места. Страж дошёл до нужной двери, нащупал замочную скважину. Тихо щёлкнул хорошо смазанный механизм, так же беззвучно провернулись петли. Всё шло настолько хорошо, что теперь Четвёртый всё ждал, когда же ловушка захлопнется вокруг него. Не может быть так легко, это явно подстроено, чтобы заманить и схватить подручных Ведьмы. Он наклонился над ней, нащупал пульс. Грязная, в рваных тряпках, когда-то бывших чёрным бархатным платьем, со спутанными подпаленными волосами, избитая, в кровавых подтёках и ожогах — в ней сейчас никто бы не смог признать грозную госпожу Ведьму. На груди, во впадинке, которую Страж так хорошо помнил, стояло клеймо. Кожа воспалилась, свежий ожог был влажным. Такие же знаки были на кистях и щиколотках. Суеверные дураки! Думают, что это клеймо лишило её ведьмовского дара. Он снял с Тиантей кандалы и осторожно закутал в кусок чёрной ткани. Проникнуть внутрь — только полдела. Теперь нужно выбраться с ношей обратно. Уходя, он вновь закрыл камеру и повесил ключи стражнику на пояс, где они и должны были быть. Если это даст ему фору хотя бы в несколько минут, то почему бы и нет?