Рэй Карсон - Книга шипов и огня

Ее лицо снова принимает вежливое и милое выражение.

— Я уверена, полотенце не пострадало. Так что насчет моей няни?

— Заходила, чтобы взять какие-то припасы, а потом пошла в монастырь навестить отца Никандро.

Я не могу удержаться от улыбки.

— Когда-то она была переписчиком.

Ее глаза расширяются.

— Леди Химена?

Меня радует, что я удивила ее, и мне хочется еще похвастаться, рассказав о Химене. Мне хочется сказать этой дерзкой девчонке, что Химена — один из самых образованных и умных людей, каких мне довелось встречать, и что она может убить человека шпилькой. Но разумеется, я ничего не говорю.

— Думаю, она не ожидала вашего возвращения так скоро, — говорит Косме, пытаясь заполнить паузу.

Я вздыхаю и прислоняюсь к столбику кровати.

— Его Королевское Буйство оказалось трудным ребенком. Мы вернулись задолго до ужина, а я уже измотана.

Косме делает шаг вперед, словно скользя.

— Поскольку Химены нет, я помогу вам раздеться. Если желаете, могу набрать ванну для вас.

Моему усталому разуму хватает доли секунды, чтобы понять, что она тянется к тонкому поясу на моей талии. В панике я делаю шаг назад, но слишком поздно. Ее пальцы уже нащупали упрямый камень в мягкой плоти.

Хотя я отступила, ее рука остается поднятой, и она неотрывно смотрит на свои пальцы, как будто они ей отвратительны и вообще оказались частью ее руки по чистой случайности. Когда она наконец поднимает лицо, чтобы посмотреть мне в глаза, по ее лицу текут слезы.

— Ты! — шепчет она скривленными от отвращения губами. — Как это можешь быть ты?

Камень становится горячим. Тошнота сворачивается под ним.

Косме качает головой и продолжает говорить вполголоса:

— Это бессмысленно. Совершенно бессмысленно. Наверное, это ошибка.

Тыльной стороной ладони она вытирает слезы.

— Косме.

— Это не можешь быть ты. Не может быть. Носитель должен быть…

— Косме!

Она замолкает и изучает меня: мое лицо, мои руки и особенно мой живот. Я вижу тот самый момент, когда она приходит в себя. Проблеск ужаса, сменяющийся привычной вуалью спокойствия.

— Могу я быть свободна? — Ее лицо спокойно, а вот голос все еще напряжен.

— Нет, — я делаю шаг к ней. — Косме, никто не должен знать об этом.

— Разумеется. Хорошая горничная всегда благоразумна.

— Да, конечно. — Я улыбаюсь без тени веселья. Надеюсь, это достойное повторение улыбки, которую использовала Алодия для демонстрации преимущества. — Я выражусь яснее. Не так давно один человек — опытный воин — узнал о камне, который я ношу. Через мгновение Химена убила его при помощи заколки.

Я чувствую, как моя улыбка становится еще более опасной. Это больше не улыбка моей сестры, а моя собственная, потому что мне все-таки удалось похвастаться своей няней.

Я не отпускаю горничную, пока не убеждаюсь, что вижу в ее глазах понимание.

Я не говорю Химене о своем разговоре с Косме. Хоть у меня и нет никакой привязанности к служанке, но видеть ее мертвой мне бы не хотелось. Но все-таки она так бурно отреагировала, обнаружив камень. Мне нужно кому-то рассказать об этом. Может быть, отцу Никандро. Я решаю завтра же разыскать его.

Мы начинаем наш вечерний церемониал. Химена приносит мне бокал охлажденного вина и свечу на туалетный столик, потом распускает мои волосы, пока я читаю Священный текст. Лирическая красота языка и истина, содержащаяся в словах, обычно подготавливают меня ко сну. Но не сегодня. Текст закручивается на странице, превращаясь в темные, пронзительные глаза. Глаза Алехандро. Я вспоминаю, как он смотрел на меня во время заседания Совета, как черты его лица смягчались, когда он изучал меня. Аринья тоже это заметила.

Я закрываю Священный текст.

— Химена.

— Да, солнышко?

— Я хочу хорошо выглядеть. Сегодня.

Я замечаю в зеркале ее улыбку.

— Думаешь, он сегодня может зайти?

— Возможно.

Я не думаю, что он придет. Но я боюсь это сказать. Как будто если я это скажу, этого точно не произойдет, и тогда она узнает, как я разочарована.

— Что ж, тогда на всякий случай. — Она нежно гладит большим пальцем мой подбородок.

Распущенные волнистые волосы падают ниже талии. Химена собирает волосы со лба и небрежно закалывает их жемчужным гребнем. Так мое лицо выглядит более вытянутым, более худым, а глаза вдруг становятся заметными. Няня добавляет немного кармина на губы. Берет сурьму, но откладывает.

— Не нужно, — вполголоса говорит она. Не уверена, что я согласна.

Химена помогает мне влезть в ночную сорочку из желтовато-коричневого шелка, который согревает карий цвет моих глаз и заставляет кожу светиться. На миг я замираю перед зеркалом, наполовину довольная, наполовину отчаявшаяся. Никогда мне не быть такой же изящной, тонкой и красивой, как Аринья. Даже сейчас, когда я стою, вытянувшись во весь рост, мои грудь и живот распирают ткань. Но у меня необычная темная кожа, я уникальна, и мои волосы сияют.

«Это Лючера-Элиза, — говорю я себе, — Носитель Божественного камня».

Химена немного расслабляет завязки на моей груди, как раз достаточно, чтобы привлечь внимание. Затем я взбираюсь на свою огромную постель, где она расправляет покрывала вокруг меня, укладывает мне волосы на плечи и дает в руки Священный текст, чтобы в ожидании визита Алехандро я могла делать вид, что читаю.

Я жду очень долго, сердце бьется в горле, и я чувствую себя глупо. Хорошо, что Косме не прислуживает мне по вечерам и только Химене известно, как я страдаю. Через некоторое время я откладываю чтение и начинаю молиться, и Божественный камень посылает расслабляющие вибрации моим пальцам. Я погружаюсь в дрему.

Он стучит.

Я вскакиваю, на мгновение чувствуя себя смущенной. Свеча уже наполовину сгорела, и немного воска застыло на моем ночном столике. После второго стука я приглашаю его войти. Пока поворачивается ручка двери, я успеваю испугаться, что у меня на щеке слюна и что моя сорочка сползла ниже приличного, но я забываю обо всем, как только вижу его лицо.

— Надеюсь, я не слишком поздно, — шепчет он. — Генерал Луз-Мануэль продержал меня почти весь день.

— Нет, конечно же нет. Я просто… — Священный текст лежит перевернутый на кровати, зависнув одним углом над краем. Я хихикаю. — Полагаю, я задремала за чтением.

Алехандро садится передо мной на край постели. Он достаточно высокий, чтобы забираться на нее без табуретки.

— Ты всегда была столь благочестива?

Я пожимаю плечами.

— Я изучала священные книги с тех пор, как была маленькой девочкой. — Все до одной, кроме Гомерова «Откровения». — Это казалось логичным, учитывая Божественный камень.