Тимур Туров - Полукровка

Он задыхался и падал, но прежде чем почувствовал боль от удара об асфальт, накатило забытье.

...Великий князь Московский взирал на Аристотеля Фиораванти сверху вниз, словно пытался взглядом вдавить в землю. За все время со дня приезда Аристотеля в Моско князь смотрел на муроля[5] таким образом трижды. Первый раз, когда узнал о его алхимических опытах, второй – когда Фиораванти пытался тайком бежать к литовцам, приняв приглашение великого князя Литовского. Третий теперь, когда вроде бы уже и отпустил на все четыре стороны.

Сказать по правде, Аристотель не поверил, когда князь Московский дал волю и позволил покинуть свой двор, одарив богатыми подарками. Не верил в свободу свою, когда собирался в три дня. Не верил, когда выезжал из Моско. И когда отъехали на порядочное расстояние, тоже не верил. А когда наконец поверил, его догнали, повязали и упекли в острог.

Обратно в Моско его вернули спустя две недели. Тайно, среди ночи. В путах, как татя. Провели в подземелье под Тайницкой башней и бросили в застенок. Ждать пришлось недолго. Не прошло и четверти часа, как в подземелье спустился сам великий князь.

Именно тогда Иоанн поглядел на зодчего свысока. И взгляд этот не предвещал ничего хорошего. Фиораванти поежился.

– В чем вина моя?

– Повинен в том, что за добро отплатил черной неблагодарностью, – ответил великий князь. – И предательство готовил.

Иоанн подошел ближе, лицо в свете факела гляделось вылепленным из воска. Зодчий подумал, что против мага у великого московского князя нет никаких шансов. Глянул за княжье плечо...

А дальше что? С князем, положим, он справится, а с другими... На всех его сил не хватит, Иоанн не дурак, без охраны не ходит, и уйти муролю не дадут. Только дернется, тут же... Аристотель сглотнул, отгоняя дурные мысли, выдавил хрипло:

– Не было этого.

– Измены? – голос князя прозвучал пугающе.

Аристотель отпрянул.

В голове судорожно крутились мысли. Очень хотелось знать, по своему ли почину князь его в застенок кинул или княжья жена-полукровка повлияла? Могла ведь, могла. Правда, сама его сюда и призвала. Но ведь тогда он был ей нужен, а сейчас какой с него толк?

С другой стороны, княгиня своя. Хоть наполовину лишь дейвона, но дейвона. А князь, тот даже через Пелену не зрит. И страхи у Иоанна простые, понятные, человеческие. Князь до судорог боится и его, и его алхимии, и того, что он доберется до великого князя Литовского. Ведь Аристотель не только храм строил и секреты собора знает. Он ведь еще и новый кремль проектировал. А выпустить того, кто осведомлен о подземельях под крепостью... Фиораванти поставил себя на место князя и понял, что будь он Иоанном, ни в жизнь бы не отпустил.

Выходит, Софья ни при чем.

– Не было, – повторил он едва слышно.

– Есть ли для тебя что-то святое, муроль? – поинтересовался Иоанн.

– Для каждого есть, – опасливо отозвался Аристотель. – Чем же я от других отличаюсь?

– Тогда поклянись. Поклянись тем самым, о чем умолчал, но подумал. Поклянись, что чернокнижием не занимался и с литовцами никогда дела не имел. Поклянись, и я отпущу тебя.

«Нет, не княгиня нашептала, – подумал зодчий, глядя в глаза на восковом лице. – Свои у князя страхи».

– Я не смогу дать такой клятвы, – хрипло проговорил зодчий. – Но могу обещать, что отправлюсь в Италию, как только ты меня отпустишь. И никогда больше не покину родину.

Князь Московский сурово свел брови.

– Обещать я тоже могу. Грош цена обещаниям, коли за ними пустые слова. И ты думаешь, я поверю чернокнижнику?

– Я не чернокнижник, великий князь.

– А кто? Великий маг? Так тебя называли?

Князь взъярился вдруг от собственных слов, резко махнул рукой. На этот жест подбежали стоявшие до поры в тени здоровенные детины. В голове итальянца мелькнула мысль, что там, в темноте, за спиной у великого Московского князя еще много таких молодчиков и что сложная, изощренная магия против них – что пушка супротив ядовитых ос.

– Возьмите чернокнижника, – рявкнул князь, – и замуруйте здесь вместе с его алхимической ересью.

Молодцы засуетились. Подземелье наполнилось новыми людьми. Кто-то уже тащил книги, чертежи, колбы, порошки и реторты.

Князь стиснул челюсти. Губы его превратились в тугую бескровную нить. Каменщики принялись за дело. Князь жестко ухмыльнулся:

– Принимаю твои обещания и отпускаю тебя. Совсем. Выберешься сам, если ты такой великий маг.

И быстро отошел в сторону, чтобы не видеть лица Аристотеля...

В голове был туман. Володя чувствовал себя не то итальянским зодчим, не то Московским князем. Потом ощущения обострились, и он понял, что все это было сном, видением. А он на самом деле человек, живущий в то время, для которого и Аристотель, и Иоанн – преданья старины глубокой.

Глаза открывать он не торопился. Память восстанавливалась какими-то вспышками, рывками. Отдельными кадрами. Словно фотографии из прошлого.

Вот он на лекции, а вот решает прогулять две оставшихся.

Едет к Ольге. Метро. Цветы. Подъезд.

Джинна. И второй возле машины с аэрографией в виде жарких языков пламени, лижущих капот, крылья и двери.

Володя вздрогнул. Сквозь тряску осознал, что именно сейчас его везут в том самом «Рав 4» неизвестно куда и неизвестно с какой целью.

– Ты его не пришиб? – поинтересовался голос с переднего сиденья.

– Нет, – отрезал второй, сердитый, с водительского.

Этот голос Володя сегодня уже слышал.

– А чем ты его? – не унимался первый.

– «Пустой пузырь». Он отключился, как миленький.

– Так же и удушить можно.

– Ты за ним следишь или нет? – обозлился сердитый голос. – Он очухивается.

Володя поднял веки. Он успел только понять, что лежит на заднем сиденье, да заметить недовольный взгляд ярко-алых глаз. Потом что-то с силой долбануло по голове, и снова накатилась темнота.

...Застенок оставался все тем же. Только выхода больше не было. И людей не было. Ни князя, ни прислуги. «Без окон, без дверей полна горница...»

Аристотель сделал несколько шагов, споткнулся и со злостью поддел ногой валявшуюся на полу книгу. Легче не стало. Но злость ушла, а мысли потекли ровнее.

Какое ему дело, кто его сюда засадил? Сейчас отсюда надо выбраться. Фиораванти подошел к стене, прижался телом к свежей кладке и вслушался, ловя малейший звук или вибрацию. Но за стеной никого не было. Ни каменщиков, ни охраны, ни князя – никого.

Зато он прекрасно ощущал источники, что били совсем рядом. Благо, сам снимал с них то странное, перекрученно-хитрое заклинание. Эх, жаль, что, когда уезжал, по соглашению с местными разорвал привязку и не может более восстановить силы.