Айя Субботина - Сердце мертвого мира

  - Мне нужно поглядеть на те письма, которые ты везешь для Владыки Севера, - сказала таремка и, в придачу к словам, протянула руку вперед, нетерпеливо прищелкнув пальцами. - И чем скорее, тем лучше. Так что не трать время зазря, объясняя мне про тайны и печати - мне дела до того нет. Письма, Арэн.

  Дасирией повертел головой, размял шею до хруста и осмотрелся, будто видел комнату впервые. Северянка отошла в сторону, настороженно прислушиваясь к каждому слову, точно сторожевой пес. Миэ дала себе обещание не обращать на девчонку внимания, чтобы та не удумала вытворить. Похоже, Арэну она и впрямь пришлась по душе, не хватало еще из-за соплячки портить давнюю дружбу.

  - Нет, - коротко отрезал дасириец.

  Миэ хорошо знала его, чтобы не понимать, что дальше всякие уговоры станут только пустой тратой времени.

  Она быстро и подробно рассказала все, что приключилось за минувшие несколько часов: про Сарию и ее угрозы, про разговор двух рхельцев.

  - Наверное эта харстова крепость нашпигована потайными ходами, как колбаса салом, - закончила она, и вопросительно посмотрела на Арэна.

  Дасирией хмурился.

  - Мы в недобрый час приехали в Артум, - Миэ не собиралась ждать, пока тот придет в себя и даст ответ. - Я не знаю что и к чему, но то, что в этом месте таремка и дасириец гости не желанные - понятно даже тронутому умом. И я хочу знать, что написано в тех письмах, прежде чем ты передашь их по назначению. Послушай, - таремка присела на край кровати, теперь почти умоляла друга услышать ее разумом, переступить через обещания, - мы здесь - чужаки. Наши слова ничего не значат, хоть бы скольких людоедов мы не пришибли на поле брани, хоть бы сколько жизней не спасли. А Сария - гадюка та еще, не успела за порог пустить, тут же и ужалить норовит.

  - Миэ, я не могу. Мне доверили доставить письма из рук в руки Владыке Севера, - упрямился Арэн, и тарема, как не велико было ее желание переубедить друга, понимала, что им движет.

  - Арэн, боги мне свидетели - покладешь ты наши головы на плаху, если ты дашь читать то, что теперь читать не следует, - напирала она. Краем глаза увидела, как шагнула вперед северянка. - Разве случалось так, чтоб мои слова и поступки приносили вред, а? Или я теперь вызываю недоверие? Так скажи мне, Арэн из Шаам, и тут же мы с тобой разойдемся. Нечего скалится, коли за спиной нож припрятан.

  Аргументы у Миэ кончились. Боги свидетели - она бы не смогла найти других слов, чтобы убедить Шаама-младшего верить ей. Подождав немного, таремка сдалась. Видать, владыки небесные за что-то карают всех их, раз сыплют на голову одни несчастия за другими. Женщина не стала прощаться, говорить обидных слов: дасириец теперь не слышит ее, и вряд ли сможет понять от какой ошибки она собиралась его уберечь. В лучшем случае затаит обиду. Пусть тогда на собственном загривке почувствует, когда несчастье его потреплет "ласковой рукой" против шерсти.

  Миэ направилась к двери. Дала себе зарок не оборачиваться на Арэна и больше никогда не заговаривать с ним первой. Надо же, столько горя и одного горшка хлебнули, в одном дерме ополоснулись, а он продолжает глядеть на нее, как на чужачку.

  - Я не знаю, что там в тех письмах, но на словах мне было велено передать, что Дасирийская империя предлагает Артуму объединить династический союз с малолетней Нинэвель, - догнал ее глухой голос Арэна.

  Миэ так резко остановилась, что едва не споткнулась об собственное платье. Таремка развернулась на каблуках - деревянные подошвы противно скрипнули о камень, и дасириец покривился, точно ужаленный.

  - Династический союз? - Миэ не верила своим ушам. - С кем? Уж не с Владыкой ли Севера? Только тот, насколько мне ведомо, при жене был.

  - С тем, кто Гирамов наследник, - нехотя ответил дасириец, безуспешно пытаясь дотянуться до бурдюка, что лежал в изголовье кровати.

  - Кто в Северных землях может носить кровь Гирама? - От удивления слова ее звучали громче, чем следовало. Таремка тут же умолкла, напоровшись на рассерженный взгляд Арэна. Судя по тому, что присутствие в комнате девушки его не смущало, дасирией с какого-то дива доверял ей. Вероятно - ничуть не меньше, чем самой Миэ, и осознание такого равенства пришлось волшебнице не по душе. Но теперь разговор был не о том. Таремка без сожаления удавила в себе обиду и повторила вопрос, теперь лишь в полголоса.

  - Фьёрн, - коротко ответил дасириец.

  - Фьёрн? - зачем-то переспросила таремка. - Откуда в нем... Погоди.

  - Я сам ничего не знаю. Все эти родства на крови - не мое. Мне было велено передать только это, что в письмах - не знаю, вероятно - какие-то уговоры, предложения, на которые северян могут пристать, если согласятся.

  Таремка жестом попросила его умолкнуть. Дасириец застонал, опустился на постель.

  - Ну, чего таращишься на меня-то? - Миэ зыркнула на ничего не понимающую. Бьёри. - Помоги своему ненаглядному, а мне подумать нужно.

  Пока северянка возилась с Арэном, поил его и умащивала раны целебными бальзамами, таремка бродила от одной стены до другой, размышляя, отчего вдруг дасирийцы решили прогнуться перед северянами - дикарями и варварами, как они сами их называли. То, что Фьёрн мог быть потом Гирами по линии своего отца, таремка отвергла сразу. Но вот мать его - рхелька. Кто знает, чья дочь и внучка. Было время, когда ради укрепления шаткого мира дасирийские правители отдавали своих дочерей женами рхельским царям. Мира то не удержало, а вот кровь Гирама пошла гулять по всем просторам от самого Рхеля до Иджала. Может гадина Сария и замешана в том котле, где пара капель великой крои и есть, рассудила таремка.

  - Вероятно, Сария, - сказала вслух. - Арэн, отдай мне письма, пока наши головы еще можно спасти. Тут были рхельцы, и они что-то замышляют. А раз так, значит надобно знать, с чем садиться играть в ши-пак, а не ждать, пока противник сделает первый шаг.

  Дасириец сдался. Миэ сделалось жаль его - Арэн выглядел отвратительно, того и гляди отдаст богу душу, хоть ему хватало сил устраивать браваду. Но таремка сызмальства училась быть твердой. Отец учил, что мягкостью дела не делаются, мягкость лучше приберечь для супружнего ложа.

  По просьбе дасирийца, Бьёри передала Миэ два туба, запечатанных сургучом, и, - Миэ почувствовала то, едва свитки очутились в ее ладонях, - охранными знаками. О чем Арэн ее тут же предупредил. И, кривясь то ли от боли, то ли от того, что не сдержал клятву, сказал слова, которые развеивали чары. Миэ повторила их и тубы засветились легкой синеватой дымкой. Когда марево исчезло, таремка ловко сломала печати и достала из первого туба свернутый пергамент. Печати рода Шаам, слова, нанесенные витиеватыми мастерскими клеймами на тонкую кожу. Миэ быстро прочла первое, в голос только сказав: