Дмитрий Казаков - Логово тьмы

Забытая Сила готовилась выполнить то, для чего была создана.

Тысячи лет назад последние маги йотунов предвидели вырождение своего народа. Но они надеялись, что рано или поздно их потомки сумеют вернуть себе могущество, ум и славу.

И для этого спрятали в храме самое ценное, что у них имелось, – знание.

Собиравшиеся ложиться спать дикари встрепенулись. Глаза здоровенных самцов, гибких самок и даже крошечных детенышей засияли одинаковым призрачным светом, и все они поднялись на ноги. Колонной йотуны двинулись к белым высоким ступеням, что вели к входу.

Зашуршали по плитам пола босые ноги. Раздался шорох, когда белые исполины начали усаживаться. И едва последний, кривой старик, опустился на карачки и замер, статуя, закутанная в плащ, зашевелилась. С протяжным гулом встала на ноги и подняла руки.

Начала действовать Забытая Сила, сотворенная древними колдунами.

Из каменных рук потек синеватый туман, его полотнище поднялось до самого потолка, растянулось от стены до стены. Замелькали серебристые искры, и возникла картинка – белый круг на зеленом поле. Ее сменила другая, третья, заплясали, ожили разноцветные фигуры.

Синеглазые великаны, не моргая, следили за происходившим.

Картинки мигали до самого рассвета. Едва восточный край горизонта осветился, синее зарево погасло, втянулось в руки статуи, а та села на место и замерла. Йотуны, все до одного, поднялись и вышли из храма.

Никто из них не испытывал сонливости, но в движениях у всех заметна была неуверенность, словно у детей, только научившихся ходить.

– Сонцуо, – проговорил могучий самец, почти дошедший до своего становища, – солнцыо, ыо…

В глотке у него хрипело и клокотало. Дергало язык, никогда не произносивший ничего, кроме нечленораздельных воплей. Губы мучительно кривились. Но самец всем существом чувствовал, что должен выговаривать эти звуки, не имевшие для него пока никакого смысла.

– Солнце, – довольно четко произнесла одна из младших самок и сама удивленно выпучила глаза.

– Сонц, – попытался повторить самец и, гневно взревев, отвесил самке затрещину, какой запросто мог бы убить человека или эльфа. Самка покачнулась и обиженно заскулила.

Вскоре бормотали все йотуны, собравшиеся вокруг святилища. Порой у них получались отдельные слова, иногда даже целые фразы, но смысла их никто не понимал. Каждый ощущал лишь непонятное стремление шевелить языком и губами, выплевывать такие странные звуки…

А после заката храм вновь засветился, и потянулись к нему белые фигуры.

Они собирались по зову Забытой Силы каждый вечер, сидели и смотрели, и в синих глазах с каждым разом становилось все больше разума. Днем йотуны пытались разговаривать, и у них порой даже получалось. Те, кто умел колдовать, ощущали, как просыпается в них сила, как становятся доступны сложные, не нужные для жизни в тундре заклинания.

Мужчины, а уже не самцы, делали из камней и палок топоры, валили бревна и возводили хижины. Женщины лепили кривобокие глиняные плошки и обжигали их на огне.

А одноглазый старик заточенным осколком камня рисовал на бересте корявые значки.

Буквы языка, что не звучал в Алионе многие тысячелетия.

Примерно через месяц хождений в храм йотуны начали пользоваться именами, а немногим позже – осознали, что они – народ. Несколько дней спустя на собрании был избран вождь, и в тот же вечер в честь его спели торжественный гимн, звучный, но короткий.

Охотились теперь не просто так, по отдельности, а слаженно и добычу делили на всех. Рыбу ловили с помощью сетей, связанных из обрывков старых шкур, изготавливали удочки. Колдуны учились находить под землей металл, создавать иллюзии и обрушивать на врагов каменные глыбы.

Сила их росла.

Из стада тупых бессловесных тварей йотуны понемногу становились племенем, пусть маленьким, но осознающим собственное единство. А святилище Забытой Силы порождало воспоминания о днях, когда их предки жили в теплых землях, где не бывает жестоких ветров и метелей, где растут плодовые деревья и злаки…

Сердца обитателей тундры наполнялись злобой. Росла ненависть к тем, кто изгнал их на окраину мира, кто присвоил себе их богатства и заставил сражаться за выживание в диком, бесплодном краю. Мужчины стали делать оружие, женщины – петь воинственные песни.

И в день, когда северные края Алиона сковал первый большой мороз этой зимы, йотуны собрались и двинулись на юг. Вперед ушли дозоры из легконогих юнцов, следом зашагали мужчины с топорами и дубинами из цельных стволов деревьев и рядом с ними колдуны, вспомнившие то, что было забыто тысячелетия назад. Позади всех потащились нагруженные пожитками женщины и дети.

Они все знали, что идут возвращать свое, и в сердцах йотунов кипела черная боевая ярость.

А вновь оставшийся в одиночестве храм засыпал, исполнившая свой долг Забытая Сила успокаивалась. Она готова была проснуться в следующий раз через века, когда опять прозвучит Зов. Или не проснуться, если некому окажется его послать или святилище будет разрушено…

Белые великаны пересекли узкую полоску болот на границе тундры и вступили в лес. В тот же день их могучие фигуры заметили патрули альтаро, охранявшие северные границы Вечного леса.

И на юг помчались гонцы с паническим сообщением: «Йотуны идут!»

Если бы кому-то из смертных удалось пересечь опоясывающий землю Краевой океан, то глазам его предстала бы неизмеримо высокая, уходящая вверх, слегка изогнутая стена. Снизу, где ее лижут соленые волны, она серебристо-палевая, а выше становится лазурной, превращаясь в небесный свод. И эта стена – лишь первая из оболочек, что защищает внутренности Алиона от окружающей его Внешней Тьмы.

За ней лежат другие, непроницаемые для чувств сильнейших магов, невероятно прочные. Скованные из тугих вихрей сил, таких сложных, что разобраться в них могут разве что боги.

Если смертный, забравшийся в запретные дали на северо-востоке Алиона, этим утром сумел бы еще подняться на несколько миль, он бы уловил тихое постукивание. Будто за многослойной преградой завелся птенец, решивший пробить скорлупу, очень упорный и сильный.

Когда стук прозвучал в первый раз, солнечные лучи, освещавшие стены, на миг стали ярче. Светило, едва взошедшее над горизонтом, словно повернулось более яркой стороной. Пальцы света пробежали по голубой поверхности, трогая, прощупывая и как будто заглядывая за нее.

Несколько мгновений не происходило ничего, потом стук стал громче, превратился в настойчивый рокот. Лучи солнца погасли, словно пальцы отдернулись, зато в воздухе начало сгущаться пламенеющее облако. Когда оно стало размером с дом, из него шагнул толстяк в золоченых одеждах, с желтыми провалами на месте глаз и с диском из янтаря в пухлой руке.