Аркадий Степной - Верой и правдой

— Фламенель? — понимающе усмехнулся маршал.

Рустам качнул головой:

— Да.

— Я понимаю твои сомнения, капитан, — сказал Годфри, вставая. — Но в данном случае они беспочвенны. Эльфа проверили основательно, и тайная служба дала «добро». Он слишком хороший стрелок, чтобы мы от него отмахнулись при нынешнем-то кадровом голоде. К тому же он честный наемник. Конечно, чудес самопожертвования от него ждать глупо, но и ножа в спину он не воткнет, а стрелок Фламенель и в самом деле хороший. И людей наших своему делу обучить сможет, за это ему отдельно заплачено. Со стрелками у нас вообще туго, — признался маршал, — слишком много потеряли на Мальве, так что радуйся, капитан, что тебе толковый унтер попался, но глаз с него тем не менее не спускай. Как, впрочем, и с остальных.

Маршал окинул пристальным, испытующим взглядом Рустама и Гарта, коротко кивнул графу и вышел.

Граф Лондейл устало потер глаза и сказал:

— Ладно, ребята, у вас еще дел и без меня выше крыши. Прикажите кому-нибудь проводить меня до хоздвора и можете спокойно работать с картой.

Рустам окликнул Гастера и приказал выделить сержанта для сопровождения графа Лондейла. Уже у двери граф обернулся и слабо улыбнулся:

— В своей жизни я принимал много решений и признаюсь, что не всегда они были верными. Но сейчас я чувствую радость, что в свое время принял правильное решение в определении судьбы троих безнадежных. Меня вы не подвели, теперь оправдайте доверие его величества, ребята. Доверие Глинглока. Защитите Лондейл.

Граф махнул на прощание рукой и вышел.

Время для торговли парчой, шелком и прочими богатыми тканями было не из лучших. Город готовился к войне, в цене были оружие и броня, кожа и крепкое сукно. Жителям стало не до роскоши. Красивые пышные платья без толку пылились на витринах. Тончайший батист, атлас и кружева без всякого успеха пытались соблазнить редких прохожих. А ведь еще совсем недавно в лавке толстяка Трамгеля выстраивались очереди из обеспеченных горожанок, желающих похвастаться перед соседками изысканной обновкой. В те времена в его лавке работало помимо него трое сноровистых молодых подмастерьев, симпатичных да услужливых, в дверях стоял могучий привратник, дабы оградить прекрасных покупательниц от уличного беспорядка, а четыре белошвейки в задней комнате в иные дни едва успевали справляться с многочисленными заказами. Жизнь кипела ключом в лавке толстяка Трамгеля.

Война изменила все. Подмастерья вместе с охранником ушли в ополчение, белошвеек забрали на военные склады, где вместо прекрасных платьев они шили солдатскую форму и белье. В лавке остались лишь сам толстяк, у которого еще задолго до приезда в Лондейл правую ногу ниже колена заменила грубая деревяшка, старая служанка Хейтель, которую не затронула всеобщая мобилизация, и десятилетний Радко. Примерно за год до начала войны родители отдали его в ученики к крепкому купцу Трамгелю, и теперь юный Радко был у толстяка и за ученика, и за подмастерье, и за охранника. Впрочем, справлялся он со всеми нахлынувшими на него обязанностями без особого труда, приток клиентов иссяк подобно слабому ручейку в раскаленной пустыне. И вот уже много дней порог лавки не переступала нога покупателя.

Но Радко все равно добросовестно подпирал распахнутые двери, приветливо улыбаясь уставшим от тяжелых работ горожанкам. Кое-кто улыбался ему в ответ, но в лавку заходить не спешил, не до кружев было сейчас лондейлским горожанкам, город лихорадочно готовился к войне.

День выдался жарким, солнце едва перешагнуло полуденную отметку, и небольшой козырек над дверью не спасал Радко от его жалящих лучей. Спать мальчишке хотелось неимоверно, опустевший вид некогда бурного торгового квартала навевал скуку и окутывал дремотой. Радко прислонился спиной к нагревшимся доскам двери, опустил ниже поля потрепанной шляпы, дабы укрыть от солнца хотя бы глаза, и неожиданно для себя уснул. В былую пору быть бы ему непременно за это битым, но сейчас никому до него не было дела. Толстяк Трамгель лениво возился в задней комнате, складывая особо ценные отрезы ткани в огромные сундуки, куда не было доступа зловредной моли. Старая Хейтель возилась на кухне, и манящие запахи предстоящего обеда изредка доносились и до двери, заставляя Радко сглатывать слюну даже во сне, а больше никого и не было, кто мог бы заметить его небольшую промашку.

Во сне Радко, восседая на спине огромного белого жеребца, разгонял полчища эльфов сияющим мечом. Его могучий конь одним прыжком преодолевал высокие горы и полноводные реки, и целые полки разбегались в ужасе от одного его, Радко, появления. А вслед за Радко мчались доблестные лондейлские ополченцы и в восторге скандировали: «Радко! Радко!»

Но что-то вдруг изменилось, и конь внезапно завяз в болоте, эльфы придвинулись ближе, блестя острыми зубами, а лондейлские ополченцы вместо его имени тревожно кричали: «Мальчик! Мальчик!» Один из эльфов внезапно резко увеличился в размерах, вырос до самого неба и протянул к нему свою огромную руку со скрюченными пальцами. Радко попытался отпрянуть и осознал, что уже увяз в болоте по самую грудь, сверкающий меч рассыпался в его руках пылью, он захотел закричать, но в ужасе понял, что не в силах этого сделать. Страшные скрюченные пальцы схватили его за плечо. Радко в отчаянии забился и… проснулся.

Прямо перед ним стояла стройная двадцатилетняя девушка в черно-белом платье с вышитым зеленым листком на груди, такую одежду выдавали женщинам, которых призвали помогать целителям в недавно образованных госпиталях. Девушка трясла его за плечо и обеспокоенно повторяла:

— Мальчик, мальчик, проснись.

От неожиданности он вскрикнул и встрепенулся, вырываясь из ее рук. Девушка вначале отшатнулась в испуге, а затем весело рассмеялась. Густо покрасневший Радко невольно отметил, какие у нее ровные, красивые зубки. Да и не только зубки, в этой девушке было прекрасно все — нежные губы, огромные зеленые глаза, бархатные брови, прядка выбившихся из-под капюшона золотистых волос — просто прелесть что за девушка. Радко какое-то время любовался ее смехом, когда вдруг до него дошло, что смеется она как раз над ним. Он еще больше покраснел и окончательно сконфузился. Увидев это, девушка прекратила смеяться и, обаятельно улыбнувшись, спросила:

— В этой лавке торгуют тканями?

— Да, леди, — стараясь держаться с достоинством, ответил Радко. И, подражая хозяину, важно добавил: — Осмелюсь утверждать, что самыми лучшими тканями в этом городе.

— О, не сомневаюсь, — блеснула она в ответ жемчужными зубками и попросила: — А не мог бы ты тогда позвать хозяина?