Легенды Лиса (сборник) (СИ) - Карелин Антон Александрович

Вот что думает Павел Макарович, и Алиса знает, что справедливости от него не дождешься. Он человек разумный и всегда делает правильно, а не честно. А Инга Петровна как цепной пес, у неё роль такая, «Спускайте Ингушу!» Голос трубный, рука тяжелая и железное ощущение правоты. Её работа – следить и наказывать: если бы руку на ребенка поднял директор, это было бы нет-нет-нет и проблемы у всего интерната. Макарыч казнит руками подчиненных и старшаков. На крайние случаи у него завхоз и физрук, их дети не зря боятся, один пьющий, другой в татуировках, и оба дружат с кем надо, даже если врежут мелкой шпане до кровоподтека, ничего им за это не будет. Но это управа на старших, а остальным хватает Инги Петровны. Ведь когда благородная воспитательница отвесит материнский подзатыльник, то чего уж там, всё правильно делает. Она же лучшие годы своей жизни отдала всем вам, неблагодарное хулиганьё.

Алиса видит, как Ингуша с размаху бьет русого мальчика. Не сильно бьет, замах эффектный для виду, в устрашение остальным. Инга Петровна не зверь, рукоприкладство не доставляет ей удовольствия, просто иначе с «этимидетьми» нельзя, им надо показывать силу. Но малыш хлипкий, ему хватает, он падает на пол, сидит и держится за щеку, униженный и побитый за преступление, которого не совершал. Пятилетка не плачет, а просто смотрит в пространство перед собой, глаза отчаянные, губы дрожат от обиды… И именно сейчас у него на лице на крошечное мгновение проступает болезненное и окончательное понимание.

Правды нет. Справедливости нет, ты никому не нужен, за тобой никто не придет. В этой жизни можно только врать, выкручиваться и выживать.

Алиса помнит свой момент истины, ей было шесть, когда поняла – она всегда была тормознутая. До этого момента ты ещё ребенок, у тебя надежда и мечта, ты не знаешь счастья, но ждёшь его. «Оно наступит, обязательно, просто потом!» А после этого момента – внутри всё гаснет, ты становишься уже не ребёнок, который ждёт будущего, а детдомовец, который живет одним днем. Ты пытаешься себя убедить, что в будущем всё сложится, а в глубине души не веришь: ни во взрослых, ни в друзей, ни в семью, ни в мечты. Вот что меняется, когда приходит этот момент, незаметный и крошечный снаружи, огромный и необъятный внутри.

Все дети в интернате это осознают, кто раньше, кто позже, и необратимо меняются. Одна Алиса стала исключением, особым случаем: осознала, но не изменилась. Вместо того, чтобы всё потерять, она в одиночестве приюта нашла себе друзей, семью и любовь. Ну и пусть не настоящих, для неё вполне настоящих – на страницах книг. Она читала запоем, выпадала из детдомовской жизни и витала там, в других мирах, где мальчики и девочки были свободны, дружили и любили, сражались вместе. Там всегда побеждало добро, и даже если конец у книги был печальный, это была грусть, от которой жить, любить и сражаться хочется только сильнее.

Но жизнь не совпадала с книгами, и большинство детдомовских предпочитало учиться выживанию на практике, а не прятаться в фантазиях. Это было разумно, но Алиса упрямо выбрала другой путь – и читала, читала, как будто не могла надышаться.

Так и получалось, что её сверстники были гражданами детдомовской коммуны, а она гражданином десятка выдуманных миров. Их дрессировали воспитки, а она училась у Дамблдора и Мэри Поппинс. Пока другие перенимали изворотливую мораль у старшаков, Алисе подавал пример немногословный Шериф Шторм. Остальные играли только друг с другом, а у Алисы были Пашка Гераскин и Питер Пэн, настоящие, хоть и выдуманные друзья. И пока детдомовцы воровали и дрались, завирались и попадались, ссорились и выживали – Алиса незаметной тенью шла за Фродо с Сэмом и помогала им тащить Кольцо.

Конечно, она не сделалась из-за книг примерной девочкой, вела себя как все: хитрила, малодушно врала или молчала ради мелкой выгоды, иногда воровала, хотя и меньше остальных. Алиса искренне считала себя плохой только снаружи, для прикрытия, а внутри – хорошей и честной.

Ларе читать было скучно, она с самого начала не понимала эту блажь. Львице не нравилось, что бывшая послушная тень отлепилась от неё и гуляет всё дальше, сам по себе. Всё больше молчит и всё чаще смотрит на Ларины игры с осуждением в тёмных глазах. Поэтому Лара придумала наказать Алису, лишить её дурацких книг. Она подговорила друзей, они играючи облили дверь библиотеки бензином, беззаботно её подожгли и радостно смотрели, как пламя становится всё смелее.

Взрослому человеку трудно поверить, что эти дети не понимают очевидных последствий – но они и правда не подумали, что пожар будет таким большим и пугающим. Что набитая бумагой комната вспыхнет и еще до приезда пожарных прогорит до углей. Что жаркий огонь набросится на кабинеты по-соседству, завораживающе и страшно потечёт по потолку коридора и станет лизать стены, этаж заполнят клубы дыма, а едкий обжигающий жар выгонит всех прочь. Для Лары с друзьями всё это было абсолютно неочевидно, когда они поджигали дверь. Ведь чтобы предвидеть и понять последствия твоих действий, нужно жить не только сегодняшним, а и завтрашним днём – а это умение интернат тщательно вытравлял с раннего детства.

Когда всех подняли и в спешке вывели во двор, большинство детей не понимало, что там полыхает, где горит? Но Алиса знала два родных окна, ведь она столько раз сидела на подоконнике и читала, глядела на облака… Пока остальные возбужденно галдели, радуясь зрелищу, Алиса с ужасом и слезами на глазах смотрела, как мечется ненасытное пламя, и в этом пламени сгорают Винни Пух и Страшила, Шерлок Холмс, Безумный шляпник и великодушный, всесильный Аслан. От её любимых городов и замков, лесов и дорог остались лишь угли, все сокровища и богатства, которыми владела Алиса, обратились в пепел.

А Лара просто взяла и рассказала её о своей проделке. С уверенной улыбкой, с простодушием хищника, который не ждет твоего гнева, потому что ни во что тебя не ставит. «Может будешь со мной гулять, раз твои книжки сгорели», рассмеялась она. И самое смешное было то, что Алиса обожала Лару, сколько себя помнила. Она простила бы ей даже пылающего Шерифа Шторма, чья несгибаемая и спокойная фигура привиделась девочке в клубах ревущего огня. Как бы Алиса не боготворила свои книги, она всё-таки понимала, что их герои не настоящие.

Но трое малышей, прижатых страхом к стене, были настоящие. Как тот щенок, даже больше настоящие, чем щенок.

Алиса не знала, как зовут русого пятилетку, ей просто было больно смотреть ему в лицо. Понимание высветилось в детских чертах всего на секунду, ошеломило мальчика, перевернуло весь его мир, и угасло, осталась глухая, тусклая безнадежность. Он больше не хотел оправдаться. Не думал, что, узнав правду, его приласкают и скажут, что орали зря. Ему стало все равно. И с этого начинается непроходящая злость на всех, с этого начинается война со всем миром, которую маленький человек обречён проиграть – поранив при этом многих вокруг.

Аслан и Гендальф внимательно смотрели на нервную, трусливую девочку, которая привыкла только мечтать о подвигах и никогда их не совершать. Дамблдор и Шериф Шторм ждали. У Алисы пересохло в горле, но она шагнула вперед и выкрикнула:

– Инга Петровна! Павел Макарович! Это не они сделали! Не они.

Какие разные выражения возникли на лицах. У Ингуши смесь жалости к русому мальчику и беспокойства, что она показательно ударила не того ребенка, что пойдёт буча и придется отвечать, объяснять. Воспитательница суетливо схватила и встряхнула мальчика, ну-ну, успокойся, не плачь, начала поправлять и утешать, даже почти извиняться. Алиса увидела, как пятилетка все-таки не выдержал и расплакался. Его взгляд снова осветила вера в то, что взрослым можно верить, что всё может быть честно и хорошо. И пусть Алиса понимала, что извинения и забота Ингуши наполовину фальшивы, ей было хоть немного радостно, что мальчик пока не понимал.

У Павла Макаровича в глазах мелькнула досада, и раздраженно дёрнулся уголок рта, но это Алисе было не страшно. Её затрясло от того, как смотрела Лара. Изумление, неверие, ярость. А на следующий день ненависть и первая расправа.