Генри Олди - Тирмен

— И к-куда пойду? Христа ради на водку п-просить? Или как т-твой К-канарис народ развлекать? Дядя Петя, б-бес попутал! Нервы у меня, сам знаешь, находит, п-психом ст-та-новлюсь. Особенно если гадов в-всяких встречу, уродов. Но я... Я валерьянку пить ст-тану! Зарядку делать! А с бухлом завяжу, ей-б-богу! Н-не выгоняй!..

Петр Леонидович вновь поднес стакан к губам. Странное дело, чай словно образумился. Даже пить приятно. Помиловать заварничек ради такого случая, что ли?

— Зарядка — хорошо, — начал он, понимая, что каждое слово следует подбирать тщательно, будто патроны перед зачетной стрельбой. — И пить бросай, давно пора. Только, Артур Николаевич, не в том дело.

Впервые поименованный в тировых стенах с «ичем», отставной сержант побледнел. Тон был выбран подходящий, прокурору впору.

— Чего ты бузишь? Срываешься почему? А потому, Артур Николаевич, что ты, здоровый мужик, дела на руках не имеешь. Тирщик на полставки — это что, работа? Помнишь, когда я тебя на службу брал, о чем разговор шел? Оклемаешься — серьезным делом займешься. Будем считать, что нынешний инцидент — удачный повод. Устроиться я помогу. Не пропадешь, сержант, не в окружении.

He-Король моргнул, схватил стакан и глотнул чая, не почувствовав вкуса. Сделал еще один глоток, поставил стакан, потер бинт, скрывающий пострадавшее ухо.

— Г-гонишь все-таки? Чем я с-серьезным займусь, дядя... П-петр Леонидович? Учиться поздно, г-голова не п-пашет, сам знаешь, д-дырявая она у меня. В охрану не пойду, с-сучья работа. В б-бандюки, что ли? Я чего за место д-держался, п-полы драил и ружья п-подносил? Стрелком хотел стать. Н-настоящим! К-как ты!

Теперь моргать довелось старику.

Артур подался вперед. Опасливо оглянулся, словно даже в этой маленькой каморке могли скрываться злокозненные «педер сухте».

— Н-не сдашь ты меня, дядя П-пе... Петр Леонидович. Не такой т-ты человек. Потому скажу, не п-побоюсь. Знаю я, что ты не просто в т-тире этом п-пенсию высиживаешь. И не в бункере д-дело: что тут т-тир, что там, м-мало разницы. Работа у т-тебя имеется — тайная, с-серьезная. Стрелок т-ты! Не к-киллер — выше, а как выше, и подумать боюсь. А чтобы п-поверил, скажу. Раньше вы, ст-трелки, «крышу» в городском с-совете имели. Отдел б-был, «Драй Эс» назывался. Позже вы на п-полную нелегалку ушли...

Старик дернул губами, надеясь, что густые усы не подведут: спрячут усмешку. Operta quae mere, aperta sunt — если на совсем древнем арго. Все тайное рано или поздно становится явным.

Сектор, официально именовавшийся «Сектором сезонной статистики», они называли по-всякому, даже «Семеро Сукиных Сыновей». «Драй Эс» предложил он сам — в честь популярного чистящего средства. Маленький тюбик с зеленой полосой, «Производство Германской Демократической Республики»... Интересно, что сержант понимает под словом «стрелок»? Так они себя никогда не звали. Значит, о тирменах Артур не слышал.

Что не может не радовать.

— Стрелком стать хочешь, Артур Николаевич? — Старик уставился в стену поверх фотографии Настасьи Кински. — В высшую касту перейти?

— Д-да!

Артур вскочил — и замер, остановленный резким движением ладони.

— Садись, не мельтеши. Если честно, присматривался я к тебе. Но стрелок должен уметь стрелять...

Бывший сержант открыл было рот, но второй резкий жест заставил его прикусить язык.

— Присматривался. Не подойдешь. По здоровью.

Теперь следовало выждать, пока горячий «афганец» не поднимет стул за одну ножку два десятка раз, не предложит отстоять полчаса на голове или не начнет жонглировать пудовой гирей. Если Артур не поверит, дело может дойти до Великой Дамы. Не хотелось бы, жаль парня!

— А теперь слушай, — начал Кондратьев, когда стул вернулся на место. — У тебя черепное ранение, серьезное. Даже в обычной жизни — ничего хорошего, сам говорил. А когда ты начинаешь стрелять... Сказать, что бывает?

В глазах Артура мелькнула странная обреченность, и старик понял: не ошибся. И прежде, не подпуская сменщика к серьезному делу, и теперь.

— Ты целишься, смотришь на мишень, а мишень исчезает. И ты видишь врагов, гадов, уродов, «педер сухте». Так, Артур Николаевич?

Вместо ответа сержант громко охнул. Старик отхлебнул чая и перевел взгляд с улыбающейся Кински на хмурого сосредоточенного Артура, запечатленного неведомым сослуживцем на фоне мрачных скал. «Возле Г-герата», — пояснил сменщик, прикрепляя фотографию к стене.

Петр Леонидович сейчас каялся, что откладывал разговор до последнего.

Жалость — плохой советчик.

— Ты стреляешь в них, убиваешь одного за другим — и тебе становится лучше. Потом, если с этими «сухте» в жизни случается беда, ты начинаешь верить, что это — твоя заслуга. Так? Отвечай!

Тяжелый вздох, нервный хруст пальцев.

— Т-так. Да!

— А ты стреляешь дальше. Мишеней нет, там снова лица. Не враги, не «сухте» поганые — незнакомые, ни в чем не виновные. Ты убиваешь их, и тебе хорошо. Очень хорошо, Артур. Так? А потом... Потом ты вновь начинаешь узнавать в мишенях... Сказать, кого именно?

— Н-нет! Я не хотел... Не с-стрелял!..

— Стрелял! Не ври мне! Стрелял, и с удовольствием!

Отводить взгляд от старых фотографий Петр Леонидович не стал. Смотреть на Артура в этот миг не хотелось.

— Я н-не... Случайно!.. Это т-только мишени, ерунда, жестянки...

Рядом с гератским фото висело другое. Бравый сержант перед дембелем — веселый, довольный жизнью, в сдвинутой на ухо панаме. Не Афган — Средняя Азия, Бухара. Почти дома.

— Только мишени, — машинально повторил старик. — Ерунда и жестянки...

Фотографии стали маленькими, подались назад, словно пытаясь скрыться в густой зелени июньского леса. Но стрелка, берущего прицел, это не смущало. Рука привычным движением взялась за цевье. Выстрел, выстрел, выстрел. Без промедления, без промаха, без пощады...

Почудилось. Слава богу!

Он встал — хрустнув коленями, рывком. С громким стуком отставил в сторону стул. А сейчас — главный калибр!

— Спросишь, Артур Николаевич, откуда я все знаю? Мысли читать не умею, да и без надобности мне телепатия. Ты здесь психа Канариса помянул? Старшину запаса Андрея Ивановича Канари? Он тоже хотел стать стрелком: наилучшим. Лупил по всему, что видел. Кто он теперь, пояснить — или не надо? Хочешь на пару с ним работать? Два брата-акробата? Орденами поделиться?!

И, предупреждая вопросы, произнес голосом холодным, мертвым:

— В секторе «Драй Эс» нас семеро числилось. Великолепная семерка. Остались двое — я и Андрей. Ему очень повезло в сравнении с остальными. И тебе повезло, Артур Николаевич, — поговорили вовремя. У самого краешка, считай.