Джулиана, или Ведьминские козни (СИ) - Кальк Салма
— Знаете, нет. К сожалению, барышня не смогла завоевать моё расположение, уж не знаю, как так получилось, я вообще довольно терпима к людям. Пускай барышня выпутывается сама.
— Некоторые молодые люди, прямо скажем, очень рассержены на означенную барышню.
— И готовят жестокую месть? — усмехнулась Элоиза.
— Ничего об этом не знаю, — усмехнулся в ответ Себастьен. — И слежку за ней можно даже специально не устраивать — каждый её шаг и без того фиксируют профессионалы, причем по собственной инициативе.
— Значит, пусть идет куда идет. Сама.
— Именно. Скажите, ваше здоровье позволит вам нанести мне визит?
— Сейчас? — улыбнулась она.
— Конечно.
— Увы, нет. Может быть, пару дней спустя?
— Вас снова смущает дворец и его жители?
— Нет, меня смущают некоторые части моего организма. Позвольте без подробностей, — нет-нет, в постель с мужчиной ей сегодня никак нельзя, даже с самым лучшим на свете.
— Хорошо, раз уж вы так хотите — пусть сегодня всё будет без подробностей. Знаете, с тех пор, как каникулы закончились, у нас с вами ни разу еще не выпала возможность посидеть и поговорить ни о чем и обо всём. Мы встречаемся слишком редко и слишком коротко. Чем вы занимаетесь вечерами, сердце моё?
— Да практически ничем, на самом деле. Почему-то до сих пор не могу привести организм в нормальное работоспособное состояние.
— Так нельзя же после отдыха, лени, гор и любви вот прямо сразу возвращаться к обычному образу жизни, сердце моё, — он обнял ее за плечи и поцеловал куда-то в пробор. — Я, конечно, сам хорош — ушел в дела и только сообщения вам пишу да за обедом на вас смотрю, но и вы тоже потерялись. Почему?
— Перевариваю всё происшедшее, — усмехнулась она. — У меня никогда в жизни не было таких… насыщенных каникул.
— Вам не понравилось?
— Что вы, наоборот! Очень понравилось. Хочу подольше побыть с этим ощущением, чтобы не расплескать.
— Понимаю. Но, может быть, нам по силам поискать еще каких-нибудь ощущений? Чтобы не только хранить старое, но и жить новым?
— Я думаю, все возможно, — улыбнулась она. — Но сейчас я, пожалуй, отправлюсь спать, а в какой-нибудь следующий раз мы вернемся к этому разговору, хорошо?
— Хорошо, Элоиза, — легко согласился он. — Спите и выздоравливайте. И девочка ваша молодец, кстати.
— Что за моя девочка? — удивилась она.
— Которая меня разыскала. Кьяра. Вашими же стараниями она у нас здесь завелась?
— Да, я некоторым образом поучаствовала в ее судьбе, но свой статус во дворце она приобретает сама. Как может.
— Ну и пусть, — улыбнулся он.
— Тогда доброй ночи. И спасибо за помощь и за то, что привели меня в сознание.
— Всегда рад помочь, сердце моё.
23. И чашки
* 43 *
На следующий день Элоиза в самом деле провела в медицинском крыле несколько часов. Бруно был въедлив и пристрастен, её просветили со всех возможных сторон и не нашли никаких новых отклонений. Кое-о-чем проблемном она, конечно, уже знала, сосуды головного мозга и некоторые внутренние органы показали вполне ожидаемые отклонения от нормы, но никаких сюрпризов не обнаружилось. Элоиза успокоилась, так что время в целом было потрачено не зря. Получалось, что или булавки были в кресле недолго, или заряжены не на тотальный вред организму. Или она чего-то не понимала.
Но на всякий случай написала Себастьену и попросила изучить записи с камер в её кабинете на предмет того, кто туда заходил и что делал.
Результат по камерам был предсказуем — заходили только сотрудники. А если не сотрудники — то к Элоизе лично и в её присутствии. Сотрудники же несколько раз приходили вдвоем-втроем, и если в отсутствие Элоизы, то, по словам брата Франциска — чтобы либо отдать, либо забрать какие-то документы, и располагались вокруг стола так, что камеры видели только спины. А за спинами можно было манипулировать с креслом сколько угодно. В двух случаях из трех в кабинете разом находились и Джулиана Уильямс, и Филиппо Верчеза. То есть, нужно было выяснять подробности дальше.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})За небольшое время до окончания рабочего дня Элоиза позвонила в кабинет к сотрудникам и пригласила Джулиану Уильямс зайти к ней.
Та явилась, с опущенными глазками и серьезным выражением лица. Приняла приглашение на чашку кофе, села в кресло. Вид у неё при этом был такой, как будто не то на казнь пришла, не то украсть что-то собирается.
— Скажите, госпожа Уильямс, вы здесь работаете уже почти месяц. Ваш испытательный срок подходит к концу, через неделю мы будем решать, оставлять вас или же нет. Расскажите, пожалуйста, о вашей работе в течение месяца — как она видится именно вам. Я, безусловно, знаю, чем именно вы занимаетесь, что делали и с чем не справились, но мне сейчас важно понять, как это видите вы.
Джулиана растерялась — видимо, она ожидала чего угодно, только не этого.
— Ну да, я работаю… — растерянно произнесла она. — Наверное, справляюсь. Вроде бы я все делаю, что вы мне поручаете…
— Продолжайте, пожалуйста. Научились ли вы чему-нибудь за это время? Нравится ли вам то, что вы делаете? Не жалеете ли вы, что работаете и живете здесь?
— Жить здесь просто отлично! — наконец-то девочка нашла почву под ногами. — Очень комфортные условия. Отличная кухня и очень внимательный персонал. Соседки у меня, правда, не очень, но это же не навсегда, правда? Я же когда-нибудь от них переберусь, так? Я уже просила Анну, но она пока не нашла для меня подходящих комнат.
— А чем соседки-то плохи? — удивилась Элоиза.
— Вы же знаете, — Джулиана посмотрела на нее так, как будто та не видит очевидного.
— Боюсь, нет, — Элоиза подтолкнула ее продолжать.
— Они же глупые! Про них говорят, что они попались, как дуры, и их снимали в порнофильмах!
— Скажите, госпожа Уильямс, а вы никогда не думали, что можете попасть в непростую ситуацию?
— Нет, конечно! Я же не такая! — глаза барышни были большими-большими. — Я же сначала думаю, а потом делаю! И не совершаю опрометчивых поступков, — гордо завершила она.
— Это очень разумно с вашей стороны, — усмехнулась Элоиза. — А про работу не расскажете?
— А что тут рассказывать — я же стараюсь! Я всегда стараюсь!
— Отлично, вот вам повод еще немного постараться. Нам нужно будет провести работу по анализу реставрационной деятельности за пять лет. Реставраторы в курсе дела. Я прошу вас связаться с реставрационным отделом, получить от них отчёты, которые они уже готовят, и свести данные вот в эту форму, — Элоиза открыла на экране табилцу. — По итогам я буду принимать решение о вашей дальнейшей работе. Вам понятно?
— Да, — сказала она так, как будто услышала что-то, оскорбительное для себя.
— И все же, если вдруг возникнут вопросы — обращайтесь ко мне, к брату Франциску или к Донато Ренци.
— Нет, я поняла, — отмахнулась она. — Я постараюсь сделать всё наилучшим образом.
Намерения барышни читались легко и просто — она была уверена, что ею все довольны и ни у кого даже и мысли не возникает о том, что кто-то может думать иначе. Даже нелюбимая начальница. Которая пользуется вниманием и уважением и даже любовью других людей совершенно незаслуженно. И она, Джулиана, непременно займется восстановлением справедливости в данном вопросе.
Кроме того, она все время поглядывала на кресло. На спинку Элоиза специально бросила жакет — так, что из-под него не было видно, там булавки или нет. Джулиана уже не в первый раз заворачивала голову и щурилась — свет падал так, что ни отблеска, ничего. А видеть с закрытыми глазами она, конечно же, не умела.
Зазвонил лежащий на столе телефон, Элоиза встала и подошла к столу. Звонил Бруно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Элоиза, вы у себя?
— Да, конечно.
— Я зайду сейчас.
Что ему нужно, интересно бы знать? Неужели что-то в её организме все-таки не в порядке?
Джулиана уже не выворачивала шею, она смотрела в чашку.
— Госпожа Уильямс, если вы не хотите больше ничего мне рассказать — ступайте к себе. Сдается мне, вас ждет там неотложная работа.