Алла Дымовская - Маленькая желтая лампа

Кажется, все вокруг если не знали, то хотя бы подозревали, что, собственно, происходит. Все, за исключением доктора Мадянова. Но и Арсений предчувствовал – готовится нечто необычное.

– Эй, ребята! Вы же не собираетесь с ними всерьез драться? – в глухой тишине спросила навигатор Тана, между тем тоненькие пальчики ее безостановочно порхали над развернутым изображением внешних секционных периметров «Пересмешника».

– Драться? Что ты детка! Конечно, не собираемся! – нехорошо засмеялся из полумрака Антоний. – Лично я намерен их уничтожить! На этот раз совсем!

– Палить из периферийной метеоритной пушки? С ума сошел! Ты представляешь себе скорость вращения внешнего борта? Это невозможно даже в автоматическом режиме! – воскликнула Тана без тени испуга, напротив, с некоторым восхищением. – Один оборот в три секунды. Тут голую вероятность дуги рассчитывать – нужен час, никак не меньше!

Наконец все понял и Арсений, хотя в вопросах устройства корабельных систем доктор был настоящим профаном. По окружности «Пересмешника», издалека действительно плоского, как блин, с пошаговым расстоянием в десять футов располагались как раз вышеупомянутые защитные системы, гравитационные и магнитно-лучевые, на непредвиденный случай инородных космических тел. Видимо, их распределенные по всей длине борта заряды Гент и предлагал собрать в одно место. Чтобы после расстрелять в упор Огородного Билла. И даже далекому от астронавтики Арсению представлялась абсолютно ясной почти полная невыполнимость этой задачи. Почти полная, ибо мифический шанс все-таки был, хотя и в призрачном существовании. При гигантской скорости вращения, при высокой маневренности шлюпа вероятность того, что траектория выстрела ляжет на одну прямую с пунктом нахождения в этот момент Огородного Билла, мало отличалась от нулевой.

– Ты делай дело. Некогда рассуждать, – резко, но и не повышая тона, приказал второй пилот неверующему в него навигатору.

– Заряд в секторе зюйд-зюйд-вест, вторая точка. Имейте в виду, после разрядного выстрела пушка выйдет из строя. Слишком большая мощность.

– Ничего, после починим. Запас, слава богу, есть, – отозвался Командор. Он уже закончил с переходом на ручное управление. – Свободный доступ!

– Тогда – все назад. Чтобы в поле моего зрения не было никого! И мертвая тишина, а лучше – вообще не дышите! – пошутил напоследок Гент, занимая место Командора.

Арсений зажмурился все равно на манипуляции Гента смотреть ему вдруг стало страшно, и действительно постарался задержать дыхание. Хватило меньше чем на минуту, но до сих пор ничего катастрофичного не произошло. Тогда он коротко и по возможности бесшумно вздохнул, осторожно приоткрыл правый глаз и стал смотреть. Сколько-нибудь ужасного и захватывающего продолжения в этом его действии не оказалось, потому что Галеон Антоний пока ничего и не делал. По-другому нельзя было сказать. Гент сидел неподвижно, словно новообращенный буддист перед просветлением, положив обе ладони в ярко-малиновые круги голографического пульта, как если бы на спиритическом сеансе вызывал духов сразу из двух тарелочек. Прямо перед ним на панорамной разверстке в бешеной свистопляске проносилось окружающее корабль пространство, каким оно в реальности и было за бортом. Только лишь от этого суматошного мелькания Арсению сделалось тошно. Однако Гент смотрел, не отрываясь, если, конечно, и в самом деле смотрел, а не впал давно в состояние зомби. В рубке с неким подобием торжественной паузы повисла апокалипсическая тишина, какой надлежит царить за секунду до воскрешения из мертвых.

Внезапно Гент сделал едва уловимое движение, а может, Арсений зазевался и пропустил главное. Панорама перестала кружиться, остановившись лишь на одном участке изображения. И тогда Гент страшно и громко выругался, словно находился наедине с собой, потом откинулся в амортизаторе:

– Есть! Спеклись пасочки! Десять очков призовых! – и второй пилот, довольный своей работой, захохотал. – Передвигай фишки, Юл!

– Кретин несчастный! Ты что, забыл, где находишься?.. А вы, доктор, чего уши развесили? – последнее замечание относилось уже к Арсению.

Доктор не знал, что и думать. Невозможное свершилось. Чертов сын, второй пилот, уловил-таки в гравитационные силки и расстрелял шлюп Огородного Билла, его пиратский транспорт теперь рассыпался в пространстве карточным домиком. Вот так, без привета маме, без последнего прощания! Только что же такое кричал, захлебываясь самодовольным смехом, Антоний? Что-то смутно знакомое, как будто издалека, что-то, некогда бывшее на слуху, но вспомнить доктор Мадянов не мог. Или, признаться честно, вдруг не захотел. Нехорошее вышло бы воспоминание, Арсений это ощутил, что называется, задним местом.

Но Галеон Антоний, без сомнения, был героем дня, вернее, по земному времени, вечера. Арсений же за весь короткий срок, который минул от демонстрации ему в панораме пиратского безобразия до момента гибели Огородного Билла, не успел даже толком испугаться. Слишком быстро сменяли друг друга происходившие вокруг него события. Теперь, когда все кончилось, когда Командор холодно, хотя и достаточно тактично стал выпроваживать Э-психолога из штурманской рубки, вежливо благодаря за услуги, доктор постепенно начал осознавать, что эти последние ушедшие четверть часа и были самым опасным приключением в его жизни. Арсений потихоньку, на ватных ногах, направился обратно в столовую. А ведь там ничегошеньки еще не знали! Да и с чего бы? «Пересмешник» продолжал равномерно вращаться, сигналов тревоги никто не подавал, и если бы не прошлое появление возбужденного Эстремадуры, сопровождавшееся отдельными драматичными выкриками, то событие вообще бы могло пройти незамеченным для гражданской части экспедиции.

Надо думать, от Арсения потребуют объяснений и тотчас. Разве доктор Го проявит учтивое безразличие, хотя и ему интересно, а вот остальные! От Герке-Цугундера наверняка за здорово живешь не отвяжешься, сеньор Рамон, тот попросту не переживет, если его лишат подробного рассказа. Скорее всего, и сам астрофизик обо всей случайной малости, что ненароком узнал и увидел, давно успел животрепещуще поведать в красках и не один раз. Беда заключалась в том, что лично доктор Мадянов тоже не слишком многое сумел бы внятно изложить. Про Огородного Билла и страшную месть, еще куда ни шло, про самоотверженную готовность Командора запродать собственную голову ради спасения вверенных ему людей – это обязательно. Но для описания всего, произошедшего далее, честно говоря, Арсений не смог бы подобрать нужных слов, ибо в последних мгновениях развязки сюжета не было вообще никакой логики. Как не бывает ее в детской сказке или в древней аттической трагедии, где на выручку терпящему бедствие герою приходит Бог из машины и все решает при помощи чуда. Иначе вмешательство Галеона Антония не получалось назвать. То, что совершил на его глазах скромный второй пилот, ученые люди обозначили бы как чисто теоретическую возможность. Ибо практически никто подобного не наблюдал. Это все равно, если бы стал вдруг явью классический пример: какова вероятность события «в жару кипяток замерзнет на раскаленной плите»? Любой умник скажет, таковая вероятность все же отлична от нуля, и будет кругом прав. Другое дело, вся загвоздка именно и состоит в вопиющем к здравому смыслу факте – никто не видел, как кипящая вода покрывается льдом на солнцепеке.