Window Dark - За гранью мира алая заря

— А когда мы полетим обратно? — взъерошив перья от смущения, пролепетала Маруша.

Рарог вскочил на спинку трона, и его соколиный профиль четко отпечатался на синеве небес.

— Обратной дороги нет. Все пути заканчиваются здесь. Ты успела. Зачем тебе возвращаться?

— Серебряный Птенец ждет…

— Его приход подарил нам половину мира. И этой половиной повелевать тебе.

Он взвился вверх, обернулся огненным вихрем и украсил небеса призрачными картинками, где в иллюзорных зданиях причудливо перемешались черты человеческой архитектуры и птичьих гнезд.

«А птенец…» — снова забеспокоилась Маруша.

Но спрашивать было не у кого. Одна стояла Маруша на ступенях. По сторонам бесконечной стаей шумели многочисленные птицы, прибывшие на коронацию. А Могол, Сирин и Грифоны казались безмолвными статуями, которые веками выслушивают вопросы, но никогда не снисходят до ответов.

Тяжелая поступь раздалась позади. Маруша испуганно обернулась. По ковровой дорожке волочилось огромное тело двуглавой птицы Рух.

— Не задерживай нас, девочка! — прощелкала правая голова.

— Птицы ждали этого часа много веков! — проклацала вторая.

— За одну секунду в мире умирает пятнадцать тысяч птиц, — продолжила первая.

— И каждую из них ты лишаешь праздника, — отозвалась левая.

— Величия, — правая склонилась над Марушей.

— Могущества, — левая изогнулась змеей и тоже оказалась близко-близко.

— Не жалеешь себя…

— Пожалей хоть их!..

— Иди-иди, — хором закончили обе головы.

«Серебряный птенец», — еще раз пронеслось в голове. И тут Маруша просияла. Теперь понятно, как вернуть сказочных птиц в город, где заветное гнездо. Взойдя на трон, она станет настоящей королевой. И тогда достаточно будет одного приказа. Да, всего одного слова…

Ди Цзян, ни на секунду не прерывая ни изящных движений танца, ни чарующих трелей, посторонилась. Всего несколько шагов оставалось до сиденья, обитого красным бархатом. Теперь между троном и птичкой, заслужившей право на него, ничего не стояло. Лишь по бокам угрюмо скалились грифоны, да вознесенными топорами нависали две огромные головы. Могол и Сирин.

Краем глаза Маруша заметила цветок. В переплетении веток кто-то укрепил золотой горшок, где распустился несказанно красивый бутон.

«Белая Лилия!» — разлилось тепло в душе. Несмотря на суровость обстановки и обхождения с будущей королевой, увидеть любимый цветок — это ли не счастливое предзнаменование?

Сорвавшись с дорожки, одним взмахом крыла Маруша перенеслась на золотой горшок. По толпе прокатился вздох удивления. Но Маруша уже забыла про птичьи стаи. Они остались позади, ускользая из сознания. Теперь весь мир занимала Лилия. Маруша счастливо ткнулась в лепестки и вдохнула всей грудью.

Мало кто может выносить жгучий аромат белого цветка, что так нравился Маруше. Но для нее в целом мире не было запаха желаннее. Не было запаха…

Не было!

Ничего знакомого не было в запахе, что испускали белые лепестки.

Только приторная сладость, поглощавшая все вокруг. Та самая, сквозь которую Маруша прорывалась давно прошедшей ночью. Казалось, отступил весь смысл. Привычное и неизменное пошатнулось и искривилось в злобной усмешке. И даже свет, испугавшись наступившей неправильности, померк…

33

Скррррр…

Двор, окаймленный пятиэтажками с темными окнами. Низкие кусты с голыми ветвями и порядком полысевшие деревья. Ночь.

Скррррр…

Две стойки воткнулись в землю посреди двора. Две тонкие трубы свисали с перекладины. Мглистое небо накрыло мир, словно шкура черного поросенка. А по небу в ужасающем темпе бежали белесые облака.

Скррррр…

Трубы раскачивались. Раскачивалось и дощатое сиденье между ними. Проржавевшие подшипники издавали жестокие скрежещущие звуки.

Скррррр…

На доске сиденья важно расположился гриф с крючковатым клювом. Его глаза двумя каплями раскаленного металла неотрывно наблюдали за Марушей.

— Ты опоздала, девочка, — отрывисто прокаркал гриф. — На дворе Ночь Пустозвона.

— Ночь Пустозвона, девочка, — с тоскливым клацаньем повторило что-то скрежещущее и неживое.

— Во всем мире никого не осталось, кроме нас с тобой, — клюв то раскрывался черной пещерой, то снова складывался уродливым водопроводным краном, над которым извратились безумные сварщики.

Маруша молчала. Она еще оставалась там, среди ярких солнечных птиц в Далекой Стране. Среди теплой стаи, готовой вихрем пронестись, прорвав ненужные ночи, в город, чтобы взглянуть на серебряного птенца.

Но Заоблачная Страна за Ночью Пустозвона. И не птицы глядят на волшебного птенчика из ожившего серебра, а полумертвая от страха Маруша с опаской посматривает на Того, Кто Сидит На Качелях.

Гордый силуэт. Темно-сизое оперение. Грудь колесом. Пушистая манишка. Густая грива, взметнувшаяся над макушкой и лениво опадающая на спину. Могучая спина, с которой ступенями топорщились гигантские перья. Хвост поленом, да крылья саженные, коим позавидовал бы и самолет. Огромные трехпалые лапищи. Правую украшало кольцо, на поверхности которого медленно проплывали руны из бледной изморози. Колонны ног от колен до внушительного тела охватывали мохнатые трубы свалявшихся в единую массу перьев. Могучая шея, вокруг которой обвивалось ожерелье, сотканное из багряных светляков, гордо держала круглую голову с воронкой клюва, резко изогнувшегося вниз у самого кончика. Два круглых глаза сверкали словно две бусины из расплавленного стекла. И звезды, на мгновение мигнувшие в разрывах летучих облаков, казались в сравнении с ними чем-то ненужным и незначительным.

— Я не могу предвидеть свое будущее, однако тебя огорчу, — голос звучал насмешливо-уверенной хрипотцой. — В какое бы будущее я ни заглядывал… то есть, вернутся птицы, чего бы мне крайне не хотелось, или не вернутся… тебя там нет. Так что не слишком радуйся легендарной миссии. Свою мамочку ты уже не увидишь.

— Даже, если проснусь? — решилась спросить Маруша.

— Ведь ты уже проснулась, — ухмыльнулся гриф. — Разве не так?

— Мне кажется, ты просто треплешься, не желая пропускать меня в Вирию.

— А смысл? Убить тебя я могу и не привирая.

— И чего не убьешь? Такой громадине раз клюнуть! Так?

— Так, да не так. Свое будущее для меня впотьмах. Но чувствую, что-то изменится как раз в тот момент, когда я твердо решусь оставить себя в эту ночь одиночкой, — голос мрачной птицы пронизывали тоскливые ноты, словно не было в мире разочарования жестче, чем неожиданный приход Маруши. — Нам обоим выгодно потянуть время. Тебе, потому что умирать неохота. Мне, потому что я хочу оставить как можно меньше шансиков всяким неприятным непредвиденностям.